Александр Казанцев - Купол надежды
— Оставьте праздные разговоры, Алексей Николаевич. Ветряные двигатели делают на хорошо оборудованных заводах.
И снова пошел я на мороз. Идея меня грызет. Глазами надо посмотреть. Нашел я бензиновую бочку и стал прикидывать, как разрубить ее вдоль, а потом из двух полубочек смастерить карусель.
Вернулся и стал все это объяснять Сходову, к окну замерзшему подошел, на стекле нацарапал латинскую букву S и говорю:
— Из двух полубочек вот такая фигура… А если ветер будет на нее дуть сбоку, то одна полубочка окажется к нему повернута выпуклостью, а другая — вогнутостью. Сопротивление разное — выпуклая обтекаема, а вогнутая вроде ковша. Вот и начнет вращаться наша карусель вокруг вертикальной оси, откуда бы ветер ни дул.
— Это фантазия, — обрезал Сходов. — Нельзя портить бочки, они у нас с бензином. Нам все равно не превратить энергии вращения в тепло. Нужны электрические машины и печки, а нашу динамо-машину не дам. Для зарядки аккумуляторов нужна.
Сказал и отвернулся, стал переписывать карандашные записи показаний метеоприборов в тетрадь чернилами, которые на груди хранил, чтобы не замерзали.
Ответить ему вроде нечем, а Мария в своей широкой кухлянке сидит, и, знаю, под мехом прижато к ее телу другое тельце, обжигающее кожу.
Думаю, что Сходов о том же думал, может быть, корил себя за создавшееся положение или по-человечески жалел нас всех троих… хотя и считал здесь, в Арктике, солдатами.
Многое мне привелось потом в жизни изобретать, и всякий раз, как натыкался на непонимание или отповедь, просыпался во мне этакий «зверь изобретательства», становился я тогда едким на язык, невоздержанным. Но в этот раз спорить без толку было. И я сказал Сходову первое, что в голову пришло:
— А когда поезд тормозит, из-под колес искры летят. Видели?
— Так это колодки к ободам прижимают.
— Ну и мы так сделаем.
— Как же искрами дом отапливать?
— Зачем же, Василий Васильевич? На складе шкив валяется от динамо-машины. Его на водопроводную трубу, как на вертикальную ось, наденем и будем тормозить колодками, утопив все это в котле центрального отопления. Куда силе ветра деться? Закон сохранения энергии! В тепло перейдет! Через трение!
Сходов встал и неожиданно говорит:
— Пойдем, я ледяную кадушку сделаю, чтоб бензин перелить.
Разрубить бочку на две половинки не так уж трудно было, даже радостно. Сделал все так, как сгоряча придумал. Работал я и все больше замахивался. Вот бы всю эту силу ветров Арктики запрячь, использовать, в электрический ток превратить — и по всей стране! Еще тогда в голову втемяшились ветроцентрали по всему побережью.
Колодок сделать не из чего. Пришлось простые камни прилаживать и прижимать их к шкиву, опущенному в бак центрального отопления. А вертушка на оси, пропущенной через потолок, уже над коньком крыши возвышалась. И даже вращалась. Но… ничего с торможением шкива не получалось. То не грелся он вовсе, то сразу останавливался, и никакой ветер не мог свернуть карусель. Трудились и о холоде в комнатах забыли, а тепло только от нашего напряжения.
Обозлился Сходов и буркнул:
— Сомнительное у вас изобретение, Толстовцев.
В других обстоятельствах такое слово мне что кнут лошади, но сейчас я о дочурке прежде всего думал, представлял, какая она взрослая будет, на кого похожей станет, может быть, по ученой части пойдет. Но для этого выжить должна была сейчас, а выжить можно только в тепле.
И услышал над головой знакомый гул. Еще с партизанских времен научился по звуку разбирать, чей самолет летит, — наш или вражеский. А тут наши летели, наши!..
Значит, не выдержал Василий Васильевич, вызвал-таки самолеты, не поверил в мое «изобретение».
— Они мешки с углем сбросят, — сказал Сходов. — Я сам их найду; вешки у каждого поставлю, из дома не выходите.
А на дворе — пурга. Самая злющая.
— Ну спасибо, — говорю, — Василий Васильевич. Памятник вам надо поставить за спасение новой Марии Кюри, какой непременно станет Аэль.
— Какой еще памятник? — обернулся Сходов.
— Обыкновенный, каменный. Из глыбы вытесать.
Сходов махнул рукой и ушел.
Ох, долго он не приходил, долго! Оказывается, заблудился в пургу, и так же, как я когда-то, в снегу отлеживался, волевой гимнастикой согревался.
А у меня мысль за мысль цепляется. Теперь, через столько лет, даже интересно проследить, как решения рождаются. Про памятник сказал, который из камня вытесать надо, а сам про каменные колодки подумал. Почему не работают? Да потому, что к шкиву не прилегают. И надо их так же вытесать, как статуи делают.
И вытесал я колодки, первые мои «статуи» в жизни, вытесал и плотно прижал к шкиву, и сразу искры из-под них посыпались. Так приятно кожу жгло! В котел снегу подбрасывать еле успевал — он таял, и вода нагревалась.
А когда Василий Васильевич, отсидев в сугробе, вернулся с первым мешком угля, то вошел в нагретую кухню, где Мария впервые Аэлиту в тепле пеленала.
Но на этом моя схватка с ветром не кончилась. Правильнее сказать — только началась».
Глава третья. АЭЛИТА
— Аэлита! Тебя к телефону. Все тот же старческий голос.
Юрий Сергеевич не стал ждать, пока жена подойдет, и раздраженно бросил телефонную трубку на столик.
— И вовсе не старческий, — возразила Аэлита, почему-то оправляя на ходу прическу.
— Стоит ли отрицать, что он старец? Ведь я-то его видел не где-нибудь, а в Риме.
— Пожилой человек с подлинно юной душой.
— Если пренебречь тем, что у него внучка поступила в наш институт, который мы с тобой закончили.
— Прелестная девочка, честное слово! Одни пятерки, — отпарировала жена и взяла трубку. — Да, я слушаю. Здравствуйте, Николай Алексеевич! Очень рада. Конечно, это меня интересует. Как вы можете сомневаться! Взять собаку? Конечно, конечно! Вы предупредите своего секретаря, а то вахтеры, представьте, чего доброго, не пропустят. Большое вам спасибо. До свидания.
— Собаку! — возмущенно поднял соболиные брови Юрий Сергеевич и с высоты своего роста посмотрел на маленькую Аэлиту. — Каков полет! Поднебесье!
— Собака нужна в лаборатории. Я обещала. А поднебесье — это Эльбрус. Если бы ты видел, как он спускается с гор, ты забыл бы слово «старец». Право-право!
— Предпочитаю для спуска лифт, — пожал плечами Юрий Сергеевич. — А в других случаях — иные достижения научно-технической революции. — И он подошел к зеркалу поправить итальянский галстук.
Аэлита не ответила. За последнее время она все чаще предпочитала отмалчиваться.
— Алла! — сердито крикнула из коридора свекровь, молодящаяся старуха с химической завивкой и увядшим, но в незапамятные времена красивым, как и у сына, лицом. — А кто пойдет за мальчиком? Пушкин? Так его на дуэли убили.
