Елена Хаецкая - Летающая Тэкла
Знай Тэкла, какие неудобства испытывает рослый патриций, оказавшись внутри тесного помещения, она бы, пожалуй, подивилась его самообладанию. Ему пришлось сидеть, наклонив голову и втянув ее в плечи, – и не на тахте, а на полу. И все равно макушкой он ощущал прикосновение потолка.
Зато братья чувствовали себя в гостях вполне вольготно. Они расселись хоть и тесно, наподобие горошин в стручке, зато прямо – и даже могли при этом болтать ногами.
Их угощали печеными корнеплодами, о названии которых Альбин не решился спрашивать, и улиточьим мясом, приготовленном в особом маринаде.
Беседа клеилась не без труда. Свиристящий акцент домины Аракакоры делал ее латынь неудобопонимаемой, а болонский выговор гостей с их манерой растягивать не только гласные, но и сонорные, был, в свою очередь, труден для госпожи. Тем не менее кое-что прояснить все же удалось.
Во-первых, путешественникам давалось прелюбезное разрешение задержаться здесь на пару дней, чтобы заготовить мясо. Более того, этим займутся служанки домины Аракакоры, которые, несомненно, лучше владеют рецептурой.
Во-вторых, всех гостей приглашали на большой праздник в память Горация Коклеса, которого здесь почитали как святого покровителя всех улиток, заботящегося об их умножении и процветании. Кульминацией празднества обычно бывала грандиозная коклеомахия, Cocleomahia Magna; вот в ней-то и предлагалось принять участие воинственным карликам. Если, разумеется, Антонин даст на то соизволение.
Братья мгновенно оценили великодушие хозяйки. Им оказывали большую честь, и отказаться было бы неучтиво. Да не больно-то им и хотелось оказываться. Антонин не хуже братьев осознавал деликатность ситуации, поэтому домине Аракакоре немедленно было дано согласие близнецов и соизволение их патрона. Со своей стороны, домина вызвалась представить будущих бойцов Великому Коклеомахеру.
Антонин не без облегчения покинул палаты Аракакоры и стал одиноким лагерем отдельно, в стороне от жилых грибов. При нем постоянно находилась застенчивая девочка-прислужница, чуть кособокая из-за трийцы, которую она держала согнутой под мышкой левой руки. Девочка совершенно не понимала латыни и только тихонечко, виновато чирикала в ответ на все попытки заговорить с нею. По нескольку раз на дню она куда-то убегала и вскорости возвращалась с большим горшком каких-нибудь местных яств.
Кроме забот о пропитании такого большого гостя, были и другие. Лицо Альбина из-за отека постепенно превращалось в подушку, пальцы переставали слушаться. Сочувственно пострекотывая, девчушка обкладывала Антонина жеваными листьями. Он вскоре обнаружил, что от этих примочек ему действительно становится лучше, и с полным доверием подставлял распухшие щеки и нос. В конце концов, очень довольный, он подарил девочке красивую пряжку с камушком.
Братья-карлики тем временем спешно проходили учения под руководством младших коклеомахеров. Те показывали, как управлять верховым моллюском, демонстрировали устройство седла и пики-рогача, отрабатывали удары, предназначенные для того, чтобы разозлить улитку, но не причинять ей большого вреда. Все это было увлекательно и совершенно ново, и близнецы с огромным удовольствием погрузились в сложную науку коклеомахии. Только и слышалось:
– Выпад! Назад!
– Цывирк! Тыц-тыц!
– Руку, руку держи! Не дергай!
– Ац! Гац! Ц-ц-ц!
– Ах ты, размажь тебя по слизи…
Для предстоящего боя оградили нарочитое ристалище, везде развесили венки, цветы, крылья мертвых бабочек и все это раскрасили всевозможными красками. Для глаза, привычного к традиционным формам, вид этого ристалища представляся весьма диковинным, ибо геометрически это была крайне невнятная фигура: местами неправильный многоугольник, а местами очень кривая окружность. Для улиток – самое то.
Возле ограждения выставили бочонки с хмельным медом с кусочками воска и повесили плетеные ковши, чтобы всякий мог пить, если взбредет такая охота. Для сугубых любителей был припасен жучиный самогон. Закусок, по обычаю, не полагалось.
Альбин Антонин и Тэкла заняли места в первом ряду на жестком камышовом коврике. Кругом так и кишели другие зрители, маленькие и юркие. Стрекотание не умолкало ни на миг; с каждой новой каплей клепсидры оно делалось все громче и громче. В глазах рябило от ярких, пестрых одежд и волос, от бус из засушенных и разрисованных ягод, ореховой скорлупы и жучиных крыльев, от браслетов и поясов из позолоченного паутинного плетения, от белых и серебряных колокольчиков.
Но вот показался Великий Коклеомахер – в длинных бахромчатых одеяниях. Все три его руки были крепки и отменно развиты. Он поднял длинную трубу и трижды гнусаво и мощно протрубил в нее. И тотчас по узкому проходу на ристалище двинулись улитки. Они медленно влачили свои исполненные достоинств тела по выстланной листьями почве. Их рожки венчались специальными заостренными колпачками наподобие копейных наконечников – pilum.
Навстречу им на верховых улитках выехали шестеро бойцов. Высокие седла, укрепленные перед раковиной, украшались кистями. Сбоку имелось специальное гнездо, куда вставлялась длинная пика. С древка по всей его длине также свисали разноцветные кисти. При малейшем движении пики они начинали раскачиваться, переливаясь на солнце.
Местные умельцы разодели и приукрасили карликов, как могли, и теперь оруженосцы Альбина щеголяли в особых кирасах из виноградного листа, прошитого толстой золотой нитью. Эти кирасы изготавливались для каждой коклеомахии заново и кроме декоративной задачи выполняли еще и сакральную: они символизировали вечное обновление природы.
Скорость, с которой сближались противники, изматывала зрителей, держа их в долгом напряжении. Наконец обе вереницы улиток вползли на территорию ристалища и оказались лицом к лицу.
Направляя верховых моллюсков покалыванием особых кинжальчиков, карлики заставили их развернуться. Острия пик коснулись улиток-противниц. Те насторожились и с трудом зашевелили тяжелыми от наконечников усиками. Медленно обходя их сбоку, карлики повторили прием, все более раздражая моллюсков. Те наконец что-то поняли и заскользили навстречу надоедам.
Первое соприкосновение улиточьего pilum'а с пикой вызвало восторженные вопли зрителей, которые затем уже не умолкали. Тэкла от всей души веселилась, наблюдая это замедленное сражение. Шея у нее была коротковата и выглядела немного распухшей, но, как думалось Альбину, это ей даже шло: когда Тэкла смеялась, ее белое пухлое горло слегка вибрировало, как у голубки.
Карлики то понуждали своих улиток пятиться, и тогда наступали улитки-противницы, грозя рожками и выплевывая слизь, то сами переходили в неторопливую атаку и наклоняли длинные страшные пики.
