Елена Хаецкая - Летающая Тэкла
«Пора!» – подумал один из братьев и поднял арбалет.
Шесть стрел вонзились в улитку одновременно. Она мгновенно съежилась и попыталась втянуться в раковину, но стрелы, торчащие из тела, этому помешали. Улитка вдруг застыла на месте. Раковина свесилась с ее спины набок, усики как будто выпали из головы и обвисли.
Остальные улитки остановились и повернулись в сторону погибшей. Теперь братья и Альбин увидели, как много их здесь: весь склон, сколько мог охватить взор, ожил; он был покрыт шевелящимися телами, над которыми двигались настороженные щупальца.
Прилетела Тэкла. Стоило ей задеть подолом одно щупальце, как целый лес усиков взметнулся в воздух.
– Их там тьмы! – уже издали кричала Тэкла, размахивая руками. – Весь склон, по обе стороны, и дальше! Полный виноградник!
Она увидела мертвую улитку и стремительно схватила Альбина за руку.
– Беги!
Улитки медленно, сплошной массой, накатывали со склона. Несколько их сорвалось и шлепнулось прямо на дорогу перед Линкестом. Тотчас двое братьев пустили по стреле в ближайшую, а затем, выхватив из ножен коротенькие мечи, большими прыжками подскочили к улитке и снесли ей голову.
Улиток тем временем все прибывало, и все шестеро оруженосцев уже бились с ними плечом к плечу. Улитки брызгали на них слизью, напирали, пытались сбить карликов с ног и задавить их тяжелыми телами, чтобы потом полакомиться подтухшим мясом.
Тэкла витала над головой Альбина и повторяла:
– Беги, беги!..
Альбин понимал, что она права. Патриций – слишком большая драгоценность, чтобы подвергать его жизнь такой опасности. Тем более, имеются мутанты, готовые пожертвовать собой ради него. Однако не следовало также забывать о том, что, согласно аристотелевой этике, бесчестные поступки ухудшают породу. Поэтому Альбин с двумя патрицианскими мечами вошел в круг и вместе со своими оруженосцами взялся за тяжелую работу – обрубать щупальца и головы улиток. А в центре круга обороняющихся сидел на земле Линкест, обхватив голову руками и уткнувшись лицом в колени.
Моллюски уже обступили их со всех сторон. Сколько бы их ни погибло, в конце концов кольцо сожмется, и море студенистых тел и жестких кругляшков-раковин поглотит людей.
И вдруг напор стал слабеть. Это случилось так неожиданно, что поначалу никто из обороняющихся даже не понял, что происходит. Улитки сперва замерли, а затем медленно двинулись назад. Масса словно бы втягивалась обратно на склон, ее выплеснувший. Антонин почувствовал это первым и опустил мечи, а следом за ним остановились и его оруженосцы.
Тэкла поднялась над их головами повыше и зависла в воздухе с распростертыми руками. Впереди, насколько она могла видеть, творилось нечто странное. Улитки расступались, теснясь, гулко стукаясь раковинами, наползая друг на друга. Открылся довольно широкий пустой проход. Все кругом замерло.
Карлики переглядывались недоумевающе. Альбин обтирал платком горящее лицо – он весь был выпачкан слизью.
– Что там? – спросил Альбин у Тэклы. Он сложил платок и сунул его в карман, под сагум.
– Пока не вижу…
Тэкла прищурилась, чуть приподняла плечи и беспокойно втянула в рукава ладони-рукавички. Спустя минуту и Альбин разглядел впереди плавно стекающего со склона моллюска. Эта новая, удивительная улитка была немного меньше прочих и выглядела более крепкой, не такой рыхлой и студенистой. Длинные рожки, протянутые параллельно земле, были украшены крошечными колокольчиками и бантами, раковина разрисована красными и желтыми спиралями. К усикам крепились тонкие блестящие цепочки. Сзади по земле катилась легкая бига, а в ней находился некто, ярко сверкавший на свету. Вот он повелительно поднял руку, вспыхнула винно-красная пылающая искра – быть может, камень на перстне – и улитки спокойно расползлись по всему холму, вернувшись к прежнему своему занятию.
Бига неспешно приближалась к путникам. Теперь Альбин уже ясно видел между улиточьими рогами маленькую фигурку женщины. Рост ее составлял примерно 3/7 от роста Альбина. Существа причудливее ему встречать еще не доводилось. Ее личико было похоже на мордочку белки – с маленьким скошенным подбородочком, диковатыми бусеничными глазками и вытянутыми трубочкой губками. В длинные, белые, свалявшиеся, как мох, волосы были вплетены рожки жука-рогача, вызолоченные и усыпанные крошечными рубинчиками. Длинная одежда, вымазанная золотой краской, стояла колом.
Существо остановило упряжную улитку в нескольких шагах от горы битого мяса и, приподнявшись на цыпочках, заглянуло через баррикаду тел. Затем оно несколько раз пронзительно, свиристяще крикнуло – или свистнуло, понять было невозможно. Антонин отстранил от себя своих спутников и выступил вперед.
– Мир тебе, прекрасная, – проговорил он. Лоб и щеки противно пощипывало, глаза – он чувствовал – начали заплывать. И пальцы правой руки плохо сгибались – их поразил злокозненный отек.
Женщина с лицом белки резко дернула головой, прислушиваясь к голосу Альбина. Между тем карлики с проклятиями выбирались из завала один за другим. Их физиономии, густо заросшие бородами, пострадали куда меньше, чем белокожее лицо Альбина, но все равно вид они имели весьма потрепанный: в комках слизи, тяжело переводящие дух.
От сияния, которое распространяла незнакомка, нестерпимо болели глаза, и по щекам близнецов тотчас потекли обильные слезы. Позолота и рубины отражались в крупных каплях, так что чудилось, будто карлики плачут золотом и драгоценными камнями.
Женщинка в биге чирикнула высоким, металлическим голосом. Антонин разобрал «Аракакора» и предположил, что незнакомка назвала свое имя. Он произнес длинное приветствие, включив в него свое патрицианское звание и родовое имя, – чтобы у домины Аракакоры достало времени распознать язык. Пока Альбин говорил, она внимательно разглядывала его, быстро двигая глазками. Затем выговорила отрывисто, звонко, словно щелкала орешки:
– Альбин? Антонин?
Альбин четко наклонил и тотчас поднял голову. Запряженная в бигу улитка тем временем потянулась к сочному листу. Повозка дернулась и чуть проехала вперед. Домина Аракакора покачнулась и, чтобы не потерять равновесие, ухватилась крошечными, сплошь в перстнях, ручками за край биги. На мгновение она утратила кесарскую величавость, и тут с небес – не шумя даже, а гремя накрахмаленным полотном – снизошла наконец Тэкла. Платье развевалось и как бы запаздывало, догоняя летающую свою хозяйку. Плавно опустившись прямо перед бигой, она чуть качнула высоким головным убором.
– Тэкла Аврелия Долабелла благодарит за избавление ее спутников, – молвила она милостиво и очень свысока.
