Борис Фрадкин - Нулевой цикл. Научно-фантастические рассказы
Однако на сон больше не тянет. Наоборот, беспокойство за сорок кубиков воды в кварцевом накопителе становится все сильнее. Оно заставило Глеба заерзать в кресле, вскочить на ноги, озираться по сторонам, будто в надежде увидеть кого-нибудь, кто смог бы подсказать, как следует поступить.
На глаза ему попал большой цветастый плакат, который биологи как-то притащили с собой и повесили на самом видном месте. Видно, специально для Козицкого. На плакате была изображена клетка. Она походила на большую чернильную кляксу салатного цвета. В центре ее располагалась клякса поменьше, черного цвета, — ядро клетки, обрамленное красной ломаной каемкой-мембраной. А между ядром и границами клетки плавала в салатной цитоплазме всякая всячина, из которой Глебу более всего запомнились митохондрии, напоминающие собой буро-коричневые перезревшие огурцы. Вот вокруг этих самых митохондрии и велись бесконечные дебаты между Козицким и биологами. Митохондрии выполняли в клетках роль энергетических станций. Именно им предстояло испытать на себе воздействие воды с изотопом водорода «4», чтобы в свою очередь вызвать в клеточной структуре двенадцатибалльный электрический шторм.
Что мог смыслить Глеб в этих «высших материях»?
Подперев кулаком подбородок и переведя глаза на зеленые, сменяющие друг друга цифры табло электронных часов, Глеб сделал еще одну попытку уговорить себя, успокоить свою совесть доводом, что все это не его ума дело, что никто не посмеет упрекнуть его, ночного сторожа, в нерадении. Даже Козицкий в своем безудержном гневе не отыщет ничего унижающего достоинство рядового лаборанта.
Но нет, уже не это занимало сейчас Глеба Санкина. Решение пришло как-то само собой, оно было до обидного простым, будничным, не походило на внезапное озарение, на итог мучительных размышлений.
Увы, у него всегда получалось не как у людей.
Теперь он мог позвонить Козицкому.
— Я слушаю…
Голос доцента как всегда был неприятно скрипучим.
— Максим Арсеньевич, — вздохнул в трубку Глеб, — тут такое дело получилось: Энергоцентр отключил высокое напряжение. Я пробовал возражать, но… Вы меня слушаете, Максим Арсеньевич?
— Слушаю… Не глухой…
— Так что мне теперь делать?
— Убираться домой.
— То есть… как домой?
— Ногами! Вот как, — гаркнул Козицкий.
И положил трубку.
Глеб озадаченно взирал на трубку в своей руке. Он не услышал ожидаемого вопля отчаяния, на который был способен единственный человек в НИИ — доцент Козицкий. На голову Глеба не обрушилась лавина проклятий. По голосу Козицкого вообще нельзя было сказать, что услышанное потрясло его, и это больше всего обеспокоило Глеба.
Но уходить Глебу было никак нельзя. Он должен был объяснить Козицкому свой поступок.
…Минут через сорок в коридоре послышались знакомые шаркающие шаги. Войдя в лабораторию и покосившись на Глеба, доцент на ходу освободился от своей волчьей дохи мехом наружу, швырнул ее на слесарный верстак, швырнул следом большую мохнатую шапку, шарф, перчатки. Все так же молча, только шумно дыша, он подошел к установке. Присев, открыл круглую крышку лючка. Ни в движениях его, ни на лице его Глеб не увидел ожидаемого крайнего возбуждения.
Козицкий извлек из установки кварцевый накопитель.
Он заглянул в цилиндрик-стакан и не увидел в нем изотопной воды. Он замер, не веря глазам своим. Потом всем телом повернулся к Глебу.
— Где вода?
Глеб глотнул. Боже, как он ненавидел и как боялся этого человека! Но что было сделано, то уже сделано.
— Я выпил ее…
Превратившись в два стеклянных шарика, глаза Козицкого устремились на это сущее для него наказание, на эту «черную кошку», которая на каждом шагу перебегала ему дорогу.
— Я ведь как рассудил, Максим Арсеньевич, — презирая себя за то заискивание, которое прозвучало в его голосе, пояснил Глеб, — изотопной воде конец. Вы же сами говорили: без защитного поля — пятнадцать-двадцать минут. А биологам важно знать, как изотопы водорода будут воздействовать на живые клетки. Вот пусть они на меня и воздействуют. Я согласен поступить в полное распоряжение биологов, пусть ставят надо мной любые эксперименты. Пожалуйста, сколько угодно.
Козицкий с трудом добрался до кресла. Опустившись в него, он обессиленно уронил руки, и кварцевый цилиндрик, выскользнув из ослабевших пальцев, упал на бетонный пол и рассыпался на множество радужных осколков.
— Уходи, Санкин, — приказал Козицкий. — Немедленно!
Глеб поспешил ретироваться.
Он добрался до дома, когда родители уже ушли на работу. Он долго стоял в прихожей, не зажигая огня. Перед глазами его все маячила согбенная фигура, так разительно непохожая на энергичного и подвижного Козицкого. Напрасно пытался Глеб постигнуть эту перемену в поведении доцента. Мысль, что того придавило сознание впустую потерянных одиннадцати лет, пришлось сразу же отбросить. Потрясению следовало произойти сразу, едва Козицкий снял телефонную трубку у себя дома. Так нет же, Козицкий вошел в лабораторию с таким же спокойствием, с каким всегда входил, сколько его помнил Глеб.
Глеб разочарованно вздохнул. Втайне он рассчитывал, что хоть на сей раз Козицкий по достоинству оценит поступок своего лаборанта. Ведь что ни говори, а выпить изотопную воду, не ведая о возможных последствиях, решился бы далеко не каждый в лаборатории. Тут все-таки какая ни на есть, а отвага требуется. Так нет же: «Уходи, Санкин! Немедленно!»
На кухонном столе мать оставила ему завтрак, заботливо прикрытый полотенцем. Несмотря на неприятности, Глеб поел с аппетитом, вымыл за собой посуду. Затем прошел в комнату и привычно включил телевизор. Он бы его, наверное, тут же и выключил, чтобы завалиться спать, но с удивлением увидел, как по экрану вместо изображения побежали стремительные разноцветные полосы.
Это уже была новая неприятность. Глеб знал, что мать без телевизора и дня прожить не может. Так или иначе, а устранять дефект предстоит ему. Не приглашать же мастера, если в доме есть свой специалист с высшим образованием.
Глеб переключился на другую программу, но и там было то же самое. В чем загвоздка: в самом телевизоре или в антенне? Глеб вышел в прихожую, чтобы позвонить по телефону знакомым, живущим поблизости, узнать, как там у них с телевизором.
Сняв телефонную трубку, он чуть не выронил ее — вместо привычных гудков вызова в ухо ему ударил оглушительный рев сирены. Поспешно положив трубку на аппарат, Глеб ошалело воззрился на него, затоптался на месте. Может, на телефонной станции по ошибке подключили телефон к осветительной сети?
