Филип Дик - Всевышнее вторжение
И нет сомнений, что он не просто не помнит, а по необходимости. Буль он способен восстановить в сознании все прошлые события, всю их сущность, государство нашло бы его и убило. У этого зверя было две головы: религиозная, кардинал Фултон Стейтлер Хармс, и научная по имени Н. Булковский. Но это были тени, фантомы. Для Эммануила не являлись реальностью ни Христианско-Исламская Церковь, ни Научная Легация. Он знал, что кроется за ними, Элиас всё ему рассказал. Но и не расскажи ему Элиас, он всё равно бы знал – он мог опознать Врага всегда и везде, под любым обличием.
А вот эта девочка. Зина, она ставила его в тупик. Что-то с нею было не так. И ведь она совсем не лгала, не умела лгать. Он не наделил её способностью обманывать; её главной, первейшей чертой была правдивость. Чтобы разрешить все сомнения, нужно было просто её спросить.
А пока что он полагал её зиной, одной из них – тем более что она призналась уже, что пляшет. Её имя, без всяких сомнений, происходило от «Дзяна», приобретавшего иногда форму «Зина».
Он догнал девочку и тихо сказал ей на ухо:
– Диана.
Она мгновенно повернулась – и преобразилась. Нос у неё стал совсем другим, и на месте девочки появилась зрелая женщина в бронзовой маске, сдвинутой на лоб так, что было видно лицо, греческое лицо; что же до маски – это была военная маска. Маска Паллады. На месте Зины появилась Паллада. Но он знал, что её суть не там и не там, что всё это лишь обличил, лишь формы, ею принимаемые. И всё равно военная маска выглядела впечатляюще. А затем этот образ поблек и исчез, никем, кроме него, не увиденный. Эммануил знал, что она никогда не покажет его прочим людям.
– Почему ты назвал меня Дианой? – спросила Зина.
– Потому, что это – одно из твоих имён.
– Как-нибудь этими днями мы сходим в Сад, – сказала Зина. – Чтобы ты посмотрел зверей.
– Мне бы очень хотелось, – обрадовался Эммануил. – А где он. Сад?
– Здесь, – сказала Зина.
– Я его не вижу.
– Это ты сделал Сад, – сказала Зина.
– А вот я ничего такого не помню.
У него болела голова, и он сжал её ладонями. Подобно отцу, подумал Эммануил, он делал то же самое, что делаю я сейчас. Вот только он не был моим отцом.
У меня нет отца, сказал он себе. Его наполнила боль, боль одиночества, а потом вдруг Зина исчезла, а с нею и школьный двор, и сама школа, и город – исчезло всё. Он попытался сделать так, чтобы оно вернулось, но оно не возвращалось, и никакого времени не проходило. Исчезло даже время, даже оно. Я совсем забыл, думал он, и потому, что я забыл, всё исчезло. Даже Зина, его художница и радость, не могла теперь ему напомнить; он вернулся в бескрайнюю пустоту. По лику пустоты, по бескрайности, медленно прокатился низкий рокочущий звук. Тепло стало зримым – при таком преобразовании частоты тепло стало светом, вот только свет этот оказался тускло-красным, зловещим. Эммануил посмотрел на свет и увидел, что он уродлив.
Отец, подумал он. Ты не…
Его губы шевельнулись, формируя короткое слово:
HAYAH
И мир вернулся.
ГЛАВА 5
– У тебя есть настоящий кофе? – спросил Элиас Тейт, с размаху рухнув на кучу райбисовой грязной одежды. – Настоящий, а не эта гадость, которую втюхивает вам базовый корабль, – добавил он, брезгливо поморщившись.
– Есть немного, – сказала Райбис, – только я не помню где.
– Тебя часто тошнит? – спросил Элиас, всматриваясь в её лицо. – Ежедневно и даже по несколько раз?
– Да, – кивнула Райбис и покосилась на Ашера; на её лице было крайнее изумление.
– Ты беременна, – констатировал Элиас Тейт.
– Да я же сижу на химии! – возмутилась Райбис. – Меня выворачивает наизнанку из-за этих проклятых нейротоксита и предноферика.
– А ты спроси у компьютера, – посоветовал Элиас.
Райбис молчала.
– Кто ты такой? – спросил Херб Ашер.
– Бродячий дикарь, – ухмыльнулся Элиас.
– Откуда ты столько про меня знаешь? – спросила его Райбис.
– Я пришёл, чтобы быть рядом с тобой, – сказал Элиас. – И теперь я всё время буду с тобой. Так ты поговори с компьютером.
Райбис села к терминалу и вложила руку в паз медицинского анализатора.
– Мне не слишком-то хочется говорить тут с вами на эту тему, – сказала она, не поворачиваясь, – но только я ещё девушка.
– Хватит, – сказал Херб Ашер, с ненавистью глядя на старика. – Убирайся отсюда.
– А может, сперва подождём, что скажет MED? – благодушно предложил Элиас.
Глаза Райбис наполнились слезами.
– Ужас какой-то, – всхлипнула она. – Сперва склероз, а теперь ещё и это. Будто одной радости мало.
– Ей нужно вернуться на Землю, – сказал Элиас, повернувшись к Хербу Ашеру – Власти не станут препятствовать. По закону эта болезнь является достаточной причиной.
– Я беременна? – убито спросила Райбис у компьютера, переключённого теперь на линию MED.
Молчание. А потом компьютер бесстрастно произнёс:
– Мисс Ромми, вы на четвёртом месяце беременности.
Райбис встала, подошла к иллюминатору и устремила взгляд в занесённую метановым снегом даль. Все молчали.
– Это Ях, да? – спросила она в конце концов.
– Да, – подтвердил Элиас.
– И так было задумано испокон веку? – спросила Райбис.
– Да, – подтвердил Элиас.
– А мой рассеянный склероз не более чем юридический повод, позволяющий мне вернуться на Землю.
– И благополучно пройти иммиграционный контроль, – добавил Элиас.
– И вы, – сказала Райбис, – знаете про это всё до последней мелочи. А он, – продолжила она, указав на Ашера, – скажет, что это его ребёнок.
– Так и будет, – кивнул Элиас, – и он полетит вместе с тобой. И я тоже с вами полечу. Тебя доставят в Чеви-Чейс, в Бетесдинский военно-морской госпиталь. Из-за крайней серьёзности твоего состояния мы полетим прямым экстренным рейсом. И стартуем как можно скорее. У тебя уже есть все документы, нужные, чтобы подать запрос на возвращение домой.
– Это Ях подстроил мне эту болезнь? – спросила Райбис.
Элиас замялся, но в конце концов всё же кивнул.
– Так что же это всё такое? – взвилась Райбис. – Диверсия? Тайная операция? Вы задумали протащить контрабандой…
– Десятый римский легион. – В голосе Элиаса звенели горечь и злоба.
– Масада, – кивнула Райбис. – Семьдесят третий год по Рождеству Христову, верно? Так я и думала. Я начала подозревать, как только услышала от клема про это горное божество на пятой станции.
– Он проиграл, – сказал Элиас. – В десятом легионе было пятнадцать тысяч закалённых солдат. И всё равно Масада продержалась почти два года. А ведь там, за её стенами, было меньше тысячи евреев, считая женщин и детей.
– Масада – это еврейская крепость, – пояснила Райбис ничего не понимавшему Ашеру. – Она пала, и только семеро женщин и детей пережили её падение. Они спрятались в подземном водоводе. А потом Яхве, – добавила она, – был изгнан с Земли.
