Коллектив авторов - Фантастика 1981
— Если только поблизости не было оригинала, — хмыкнул Керн.
— Оригинал? — чуть не поперхнулся я.
— А вы никогда не задавались вопросом: почему в древнем пантеоне такое множество богов змеиного происхождения? Вспомните змееногих прародителей китайцев Фу-си и Нюй-ва скифскую Богиню-змеедеву. Кецалькоатля — змеебога древних ацтеков или змеиные атрибуты Индры и Шивы. А древнегреческие боги: помните, откуда они ведут свое начало? Олимпийцы были детьми и внуками титана Крона. Титаны же, как и гиганты, по представлению древних греков, это змееобразные, оборотни, полулюди-полудраконы со змеиными хвостами. Самая светлая богиня, олимпийского пантеона — Афина Паллада, по твердому убеждению древних греков, происходила от змеи. В орфических гимнах она так и именовалась: змея, которая позднее превратилась в непременную спутницу и атрибут богини. Ни одно изображение совоокой не обходилось без змеи, а в главном афинском храме всегда содержались две священные змеи. Змеиного прошлого не забывал и владыка Олимпа — Зевс. В любое время он легко мог превращаться в змея. Однажды, обернувшись драконом, он насильно овладел собственной дочерью Персефоной, и от этого преступного брака родился бог виноделия Дионис.
Культ солнечного бога Аполлона неотделим от легенды о гигантском драконе Пифоне. Убив чудовищного змея у подножия снежного Парнаса, Аполлон основал на месте сражения дельфийский храм. В глубокой мрачной расщелине, бывшем логове Пифона, в течение многих веков пророчествовали пифии — жрицы Аполлона. Восседая на высоком треножнике, со всех сторон окруженная ползающими змеями, пифия, вдыхая холодные одурманивающие пары, изрекала предсказания, которые жрецы святилища передавали просителям. В образе змея представлялся и сын Аполлона — бог врачевания Асклепий.
Нет ни одного изображения легендарного основателя медицины без змеи (отчего змея вообще стала символом медицинской науки). По преданию, Асклепий при лечении больных часто Советовался со змеями.
Вообще в первобытной мифологии с образом дракона связано представление о некоем космическом первоначале, источнике всего живого, носителе разумности и сверхчеловеческих знаний. И разве не поразительна сама распространенность образа змея: нет, пожалуй, на Земле такого народа, в чьих мифах, легендах и сказках отсутствовал бы дракон, змей или какое-нибудь другое ползучее, летающее, плавающее змееподобное существо. Но одновременно великомудрые чудовища — индийский Вритра, иранский Ажи-Дахак, египетский Апопис, вавилонский Тиамат, иудейский Накхаш — выступают и как олицетворение темных разрушительных сил, несущих потоп.
— Как же, знаем, — пробурчал я. — Змей Горыныч — огнедышащая тварь и большой охотник до человеческого мяса.
— Так в русском фольклоре, — подхватил Керн, — а вот у болгар змей предстает в более привлекательном виде и нерёдко помогает людям. Или другой факт: свидетельство вавилонского историка Бероса. Люди, говорит он, были как звери — дикие и злобные, пока однажды не вышел к ним из океана мудрый дракон Оаннес и не заговорил человеческим голосом. Он поведал людям о разных науках и ремеслах, научил строить каменные дома и храмы, придумал простые и справедливые законы, показал, как сберегать и сеять семена. Аналогичные рассказы можно отыскать в преданиях очень многих народов — индийцев и китайцев, шумерийцев и египтян, вавилонян и персов, японцев и индейцев обеих Америк. «Будьте мудры, как змии!» — Этот призыв долетел из глубины веков. Или вы считаете, что наши предки были столь наивны, чтобы завидовать безмозглости ядовитой гадюки?
…Мы осторожно двигались вперед по коридору. Покатый пол незаметно уводил все ниже и ниже. Неожиданно стены стали сближаться. Сначала я мог дотянуться до них лишь вытянутой рукой, затем они придвинулись настолько, что стали задевать локти и плечи, и наконец сузились так, что пришлось боком протискиваться между каменными наплывами. Я не на шутку встревожился (что за мышеловка!), но все же упрямо лез следом за Керном. Наконец фонарь впереди погас. И вместо сплошной мглы я увидел темный силуэт Керна на фоне сереющего отверстия. Еще шаг, и мы выбрались на свободу.
Перед нами было подземное озеро, охваченное, точно куполом, сводами гигантской пещеры. Сверху сквозь щели пробивался дневной свет. Узкие лучи, как прозрачные стрелы, пронзали пространство и утопали в черной, как деготь, воде, перекрещиваясь с отражениями огромных потеков, сосульками свисавших с высоких сводов.
Неподвижная мертвая гладь и небольшая, похожая на оторванную льдину площадка, где мы стояли, словно души умерших на берегу подземного Стикса. Метрах в пяти на стене виднелись какие-то неясные, размытые рисунки, похожие на разводы. Я посветил вдоль стены, и в дрожащем свете фонаря вдруг проступили сплетенные клубки змееподобных тел, человеческие и нечеловеческие лица, неподвижные, как ритуальные маски, и главное — ровные ряды письменных знаков. Частые строчки клинописного текста тянулись до самой воды и исчезали в глубине. Я напрягал глаза и тянул голову, но ничего не смог прочесть с такого расстояния. Я верил, я знал, что разгадка обязательно будет. И вот она здесь, перед нами.
Но пока это было только начало разгадки…
ДИЛЕММА ПЕЧАЛЬНОГО ДРАКОНА
(ВМЕСТО ЭПИЛОГА)
Солнце едва приподнялось над горизонтом. Слепящий глаза огненно-оранжевый кругляшок то подпрыгивал над водой, то скрывался за гребнем набегавшей волны. Печальный дракон плыл, не поднимая высоко головы и лишь задерживал дыхание, когда его накрывал теплый зеленоватый вал. Чем ближе к Большому барьеру, тем заметнее становилось волнение океана. Непреодолимая сила мощных гравитационных станций здесь, вдали от Центра, несколько ослабевала, но не настолько, чтобы холодные воды, со всех сторон окружавшие Оазис, могли преодолеть Большой барьер и поглотить живительную теплоту. Там, где пролегал невидимый рубеж между жизнью и смертью, холодные волны, наталкиваясь на теплую преграду, создавали естественный водный барьер.
Особенно впечатлял Большой барьер в пору осенних и зимних штормов, когда огромные океанские волны стена за стеной бились о невидимую преграду, в бессильной ярости вздымаясь над спокойной гладью Оазиса, а высоко в небе прямо над гигантской ступенью барьера безоблачная голубизна неба от горизонта до горизонта обрезала клубящуюся черноту остановленных туч. Сейчас океан по ту сторону Большого барьера был относительно спокоен. Редкие кучевые облака лениво дрейфовали вдоль недоступной им границы. У самой линии барьера над водой возвышался прозрачный купол станции наведения.
