Коллектив авторов - Фантастика 1981
Мой спутник соединил наконечник шланга с невидимым пазом в брезентовом мешке, ловко скинул чехол и отвернул винт на баллоне. Раздалось шипение, и прямо над столом начал быстро раздуваться воздушный шар в легкой мелкоячеистой сетке.
Через минуту шар заполнял почти все пространство между столом и потолком. Керн ухватился за лямки, свисавшие сбоку, подтянул шар к себе и вдруг проворно, с акробатической ловкостью продел ноги в одну из лямок и, крепко зажав руками другую, повис, вытянувшись в струнку над самым полом. Повисев с минуту, раскачиваясь, точно в гамаке, Керн вылез из лямок и отпихнул шар: тот, как калоша, шаркнул по потолку и отлетел в сторону.
— Во время войны, — сказал Керн, отряхивая руки, — по ночам, когда позволял ветер, на таких штучках через линию фронта перелетали диверсанты. Думаю, что с помощью такого шарика можно взлететь хоть на Джомолунгму. Или нам еще что-нибудь нужно?
— Разве два дня, чтобы оформить отпуск, — растерянно промямлил я,
* * *Никогда не забыть мне подъема на черную стену. Еще издали водопад приветствовал нас ворчливым рокотанием. Площадка со спиралькой надписью, с которой чуть больше месяца назад начались все приключения, искрилась на солнце причудливыми треугольниками. Керн сбросил теплую десантную куртку и, оставшись в одном шерстяном свитере, принялся надувать воздушный шар, зачалив его с помощью веревки за большой камень, а я занялся мотком шелкового троса, предназначенного для страховки. Уже готовый к взлету, Керн обнял меня за нлечи и показал глазами на вершину гребня:
— Телеграмму домой оттуда уже не дашь. — И, оттолкнувшись, легко, как птица, устремился ввысь. Шар дернуло, рвануло к реке, и я еле устоял на ногах, из последних сил удерживая веревку, захлестнутую вокруг камня, затем, чуть передохнув, стал осторожно отпускать трос быстрыми перехватами.
С опасным приземлением горный воздухоплаватель справился мастерски. Поднявшись чуть выше края пропасти, Керн выждал, когда его занесет над гребнем, выдернул шланг из баллона и, понемногу выпуская газ, плавно полетел вниз, исчезая из виду. Для повторного подъема водорода не оставалось. Было условлено, что я поднимусь по лестнице. Спустя минуту над ущельем грациозно всплыл воздушный шар и, быстро набирая высоту, полетел наискось вверх к насупленным ледникам.
Не успел я подготовить к подъему рюкзаки, как ползущие тени от набегавших облаков уже полностью зализали светлое расплывчатое пятнышко.
А когда на дно пропасти опустилась капроновая лестница с привязанным на конце камнем и вслед за ней веревка для страховки, наступил мой черед. Я решительно подступил к лестнице, сплетенной из волосяных полупрозрачных лесок. Не верилось, что тонкие, почти невидимые нити способны выдержать тяжесть человека. Стоило сделать первый шаг и повиснуть над землей, как ажурная сетка вытянулась, ступеньки-нити слиплись, перекрутились и затопорщились над головой, как голые черенки на безлистом стебле.
Ползти было мучительно трудно. Собственная тяжесть вдавливала в стену. Шершавый камень раздирал руки. Растянутые лески как бритвы врезались в ладони и пальцы. Предательские петли путались в ногах. Мускулы дрожали. В висках покалывало. Каждый удар пульса гулом отдавался в ушах и, прорываясь сквозь онемелые пальцы, уносился вверх по струнам натянутой лестницы.
У гребня лестница вплотную прилипала к неровным выступам, и на краю пропасти, там, где на остром ребре перегибались легкие нити, надо было подтягиваться на руках и, опираясь на локти, в акробатическом рывке заносить ногу. Распластавшись на краю обрыва, Керн что есть мочи подтягивал страховочный трос, помогая мне выкарабкаться наверх.
Неподалеку от широкого каменистого ложа, откуда речка срывалась водопадом на дно пропасти, громоздилась бесформенная куча гнилых черных бревен — остатки примитивного подъемника, возле которого разыгрывались драматические события, описанные Альбрехтом Рохом. А впереди открывалась панорама заснеженной долины. Глубокая плоская котловина, окруженная частыми зазубринами горных вершин, чем-то напоминала безжизненный лунный цирк, на дне которого мертвенным оловянным блеском играло озеро. Лишь в одном месте однообразие белых и серых тонов нарушала необычная чернота — точно темно-бурая ржа разъела девственную белизну заснеженной горы, ближе других подступившей к озеру. То было жерло огромной пещеры.
Чудовищный разлом мало походил на вход в пещеру: не отверстие, овальное или квадратное, а гигантская трещина — как будто кто-то снизу раздирал гору надвое, но не смог разорвать до конца. Вблизи циклопический, жуткий, как врата ада, разлом ошеломлял еще сильнее, напоминая вход в узкое ущелье, стены которого незаметно сходились над головами. Дикое, угрюмое место. Ничто вокруг не говорило, что когда-то здесь жили люди.
Не без труда мы подобрались вплотную к входу и здесь, в трех шагах от стены мрака, наткнулись на закопченную, полузасыпанную воронку с гладкими, точно оплавленными краями.
— Костер зороастрийцев! — сказал Керн. — Теперь понимаете, почему Альбрехт Рох все время говорил об огненно-голубом столбе пламени? Здесь горел газ, который шел прямо из-под земли.
Мы сбросили рюкзаки, достали по фонарю и вступили в непроглядную темноту. Узкие лучики света беспомощно вязли в чернильной тьме. О действительных размерах пещеры можно было только догадываться по шаркающему эху шагов, которое изредка отдавалось высоко вверху под невидимыми сводами.
Левая стена, вдоль которой мы двинулись, поначалу тянулась прямо, затем стала наклоняться куда-то в глубину и наконец распалась на высокие уступы амфитеатра.
Чем дальше, тем беспокойнее метались по сторонам лучики фонарей. Уступы стены незаметно снижались и, сливаясь с горбатым полом, уводили в темноту, куда не доставал свет.
В таком хаосе немудрено сбиться или потерять друг друга.
Единственный ориентир — высокий треугольник неба в расщелине за спиной, похожий отсюда на гигантский зуб допотопного чудища. Я первый заметил отверстие в стене — черную четырехугольную дыру, с виду похожую на распахнутую дверь.
Стертые ступени разной высоты уходили вниз, а дальше каменный пол узкого коридора, низкий потолок, ровные стены, покрытые рубцами и глубокими царапинами, несомненно, следы кирки или зубила.
— Гляньте-ка: видение нашего монаха, — осветил вдруг Керн поблекшую фреску.
Со стены скалилась омерзительная змеиная морда с угрожающе раздутыми ноздрями и кривыми, как серпы, зубами.
— Дракон, — узнал я. — Вот что значит средневековое мироощущение: принять картину за действительность!
