Доказательство человека. Роман в новеллах - Гончуков Арсений
– А про синдром эмпатической вспышки вы ничего не слышали? – вдруг каким-то слабым, тягучим, нездешним голосом спросил Кирилл.
– Что? Эмпатическая – что?..
Кирилл не ответил. Петров отвернулся к окну, дроны не улетали, только изредка сменяли друг друга, один уходил вниз, другой спускался сверху. Они работали в единой коммуникационной сети, объединяющей изображения с камер всех дронов в одну панорамную трансляцию происходящего внутри тюрьмы.
Кирилл сел на кровати. Петров взглянул на него и поразился – тщедушное тело подростка с тонкими свисающими с дивана ножками, похожими на ленты ручками, бледное даже в оранжевых отсветах лицо… И при этом в печальных глазах узника столько мысли и дерзости… Следователь знал, что с годами сознание адаптирует так называемые органические тела-болванки под привычки и характер «хозяина», но все равно поражался, как с годами человек, который не совсем человек, становится похож на истинного себя – на то, что живет у него в голове.
– Может, сделать вам кофе, а, гражданин начальник? – широко улыбнулся Кирилл.
– А давай! – подмигнул, правда как-то нервно, Петров.
Он уселся за небольшим столиком в крохотном закутке в углу гостиной, прижался спиной к стене, закинул ногу на ногу и едва не обжег губы раскаленным кофе с плавающими в нем частичками зерен грубого помола. Кирилл пристроился напротив.
– Кирилл, там идет большая война. Крупнейших корпораций, с их заводами, лабораториями и технологиями, они делят между собой базовые программные среды для цифровых личностей, методы встраивания и трансплантации, производства мехтел, инкубаторы биоболванок… Сражения не прекращаются ни на секунду, в войне участвуют триллионные капиталы, армии политиков, юристов, пиарщиков…
Кирилл попытался отпить кофе и тоже едва не обжегся.
– Понятно, понятно… Войны за технологии переноса личности. Это я тоже предвидел. Человек отнимает у природы контроль над материальным ресурсом своего существования, и сразу начинается битва…
– А полтора года назад произошла, можно сказать, революция.
– Когда корпорации, обслуживающие госконтракты, сменили операционную систему? – хмыкнул Кирилл.
– Ну да, и заодно тип программного носителя.
– Я слышал об этом. В тех газетах, что нам выдают, читал… Ну и что? Мозги исходника иначе обсчитываются, другим алгоритмом, и вшиваются в немного другой, иной конфигурации, чип-носитель, и что? Выросло быстродействие, надежность? Что изменилось принципиально? Кроме корпорации-поставщика, которая делает чипы и прошивки? – Кирилл на мгновение затих, прикрыл глаза. – Мы станем банальными жертвами очередного витка войны. Ведь так?
Кирилл был прав. Петрову нечего было ответить. Он хотел спасти Кирилла, но не понимал, как это сделать. Предупредить – предупредил. Но Кирилл здесь, в тюрьме. Это все равно что предупредить о пожаре зверя в зоопарке, а клетку не отпереть. Но что он может сделать?
– Ладно, не переживай. Все нормально. Спасибо, что зашел. Я думал, ты давно меня забыл, – вдруг угадал ход мыслей и снова перешел на «ты» Кирилл. Он смотрел на него исподлобья, с какой-то печальной иронией во взгляде.
– Я скоро пойду… – сказал Петров.
– Самое смешное, Аркадий Семеныч, что рациональное зерно в их действиях есть… Первые версии гибридов несовершенны, мягко говоря…
– И что в тебе не так? – улыбнулся Петров. – Отлично же себя чувствуешь! Столько лет. Впрочем…
Петров задумался.
– Что ты хотел сказать? – спросил Кирилл.
– О себе ты знаешь больше, чем я, а я… знаю гораздо меньше, чем специалисты правительственных лабораторий…
– С чего ты взял?
– Как тебе сказать… Предполагаю. Они постоянно говорят об опасности бунта, об угрозе организованных действий со стороны гибридов первых поколений… Ходят слухи о таинственных организациях, в которые вы якобы объединяетесь… Говорят даже о некой подпольной сети, по типу интернета, который был в двадцать первом веке…
Петров замялся. Кирилл сидел склонив голову, уставившись на свою костистую бледную руку, лежащую на столе.
– В общем, что-то с ними, как выяснилось, не так… Может, зря ты оставил в живых еще два миллиона экземпляров? – И Петров нарочито громко рассмеялся, пытаясь разрядить тягостную атмосферу.
Но Кирилл недовольно на него посмотрел, и полковник осекся, скомкал смех.
– Кстати. Вот же ирония. Что, если, уничтожив больше половины всех первых экземпляров, я спас государство от переворота? – сказал Кирилл и заговорил громче: – Предотвратил бунт, уничтожив в зародыше, так сказать, незаконную организацию первых гибридов, а? – Глаза Кирилла засверкали нездоровым блеском. – Что, если так? А? Что, если? А ты – знаешь? Петров! Ты уверен, что хоть что-то знаешь? А что ты знаешь о синдроме эмпатической вспышки? Я спрашивал… А знаешь ты, каково это – убить столько человек? Знаешь? Таких же, как я! А? – последние слова трясущийся Кирилл выкрикивал.
– Стоп, – твердо сказал следователь, встал, подошел и накрыл ладонью руку Кирилла. – Хватит. Успокойся. Я пришел предупредить. Просто подумай, что можно сделать. Чем помочь… Тебе. А мне… А мне пора.
Бледное лицо полковника Петрова озарил слабый раствор света зеленой лампы, и он прошел через шлюз. Охранник Иван кивнул и махнул громадной лапой на прощание, крикнув что-то неуместное вроде «Приходите еще! Всегда рады вам!».
Оставив позади нулевой пост, следователь подошел к шлюзу-суперэллипсу и посмотрел вверх – где-то там, на седьмом этаже, должны набрать семнадцатизначный код.
На черном экране небольшого ноутбука в тяжелом металлическом корпусе вдруг появился текст. Под эмблему с хищной птицей вверху экрана упал один абзац, второй, третий… В начале каждого значилось большими буквами: «[ДЛЯ ОТЧЕТА]».
– Пришло? – после пятого сообщения спросил красивый женский голос. Он шел из незаметного динамика на широкой стенной панели, испещренной датчиками, тумблерами и разнокалиберными экранами.
– Ага, спасибо, Марин! – ответил мужчина, сидящий за ноутбуком.
– Когда у вас уже починят спецсвязь?
– Ох, ничего не говори… – вздохнул мужчина. – «Эллин» – это глушь и запустение. И тоска. Надо просто привыкнуть. Но я сегодня, думаю, успею вернуться в Управление. Так что не прощаюсь.
За окном замерло бескрайнее осеннее поле с пожухлой посеревшей травой, только вдалеке, на самой кромке горизонта, торчала метелка взъерошенного, будто только проснувшегося тополя.
Левая рука лежала на пульте. Длинный костлявый палец завис над мигающей кнопкой с надписью «Шлюз СЭ». Одновременно мужчина читал присланный текст и не мог оторваться.
Петров осмотрелся. Но на серых стенах с проступающими через штукатурку пятнами ржавчины он не увидел ни кнопки вызова, ни динамика… Только крохотная камера видеонаблюдения. Полковник запрокинул голову и вдруг увидел прямо над собой уходящий вертикально вверх гигантский туннель: неровный, извивающийся, кольцеобразный, как червь, он переливался золотисто-красными цветами… Рот Петрова открылся от ужаса, глаза сделались круглыми, он почувствовал, что колени его подгибаются, как будто ударили по поджилкам, и он полетел вниз… Через мгновение выброшенные назад и в стороны руки ощутили пол, но его поверхность оказалась сухой хрупкой бумагой, которую он прорвал, и вот Петров уже по локоть в чем-то липком и горячем, куда проваливаются ноги, спина; тяжелое раскаленное вещество ударяет в грудь – Петров слышит гулкий всплеск, и волна лавы накрывает его с головой…
От боли Петров зажмуривается и после горячей резкой вспышки отключается.
Сидящий за ноутбуком мужчина вздрогнул и усмехнулся – это следователь Петров из плоти и крови в комнате наверху наблюдал, как гибнет его модель-проекция, которую он обычно спускает для общения с заключенными. Экран на стене, транслирующий картинку с камеры видеонаблюдения, где Петров бился в конвульсиях, погас. Петров посмотрел в ноутбук. Окно с отчетами свернулось, и на его месте появился красно-синий интерфейс служебной программы – несколько ломаных линий графиков, подпрыгивающие зелено-желтые столбцы с зонами красного сверху, убегающие в бесконечность цифры пятизначных дробей и окошко уведомления о входящем звонке коллеги с ником «0030-11» из Управления.
