Эуджен Чировици - Книга зеркал
Я с трудом успокоился, – в конце концов, автор сам обо всем расскажет в своей рукописи, – допил кофе и ушел спать с твердым намерением попросить у Флинна полный текст романа. Книги о реальных преступлениях были очень популярны, особенно те, в которых описывались нераскрытые убийства. В свое время Видер был знаменитостью, да и «Гугл» мне подсказал, что профессора до сих пор считают одной из важнейших фигур в истории американской психологии. Ричард Флинн писал гладко, чтение захватывало. В общем, я был почти убежден, что рукопись следует приобрести, потому что издатели за нее хорошо заплатят.
К сожалению, мои надежды не оправдались.
На следующее утро, еще не придя на работу, я отправил Ричарду Флинну мейл со своего личного адреса, но ответа в тот день не получил, – наверное, Флинн уехал куда-нибудь на выходные и электронной почты не проверял.
Спустя два или три дня, так и не дождавшись ответа, я позвонил на мобильный телефон, указанный в заявке, однако не смог оставить сообщения в голосовой почте – она была переполнена.
Еще несколько дней прошли в напрасном ожидании. Я пробовал звонить, но теперь телефон был выключен, и я решил навестить Флинна дома, опять же по адресу, указанному в заявке, неподалеку от вокзала Пенн-стейшн. Ситуация становилась нелепой – не автор преследовал агента, а, наоборот, агент искал автора, однако если гора к тебе не идет, то ничего другого не остается, как самому пойти к горе.
Ричард Флинн жил в квартире на втором этаже, в многоэтажном доме на Тридцать третьей Восточной улице. Я нажал кнопку домофона. Немного погодя мне ответил женский голос. Я назвался, объяснив, что разыскиваю Ричарда Флинна. Женщина коротко сказала, что его нет. Я снова пустился в объяснения.
Наконец замок щелкнул, дверь открылась. Я поднялся на лифте на второй этаж, где женщина, встретив меня у порога квартиры, наконец-то представилась. Звали ее Данна Ольсен.
Мисс Ольсен, непримечательная женщина лет за сорок, была одета в синий домашний халат; черные, наверняка крашеные волосы были откинуты со лба и прижаты пластмассовым ободком.
Оставив пальто на вешалке в прихожей, я вошел в небольшую, чисто убранную комнату и сел на кожаный диван. Судя по цвету ковров и штор, а также неимоверному количеству безделушек, в квартире жила одинокая женщина, а не супружеская пара.
Я еще раз объяснил мисс Ольсен, зачем пришел.
Вздохнув, она торопливо ответила:
– Ричарда пять дней назад положили в больницу Всех Святых. В прошлом году у него обнаружили рак легких, в третьей стадии. Оперировать было поздно, но ему назначили курс химиотерапии. Поначалу лечение шло успешно, а две недели назад он подхватил пневмонию, и его состояние резко ухудшилось. Врачи говорят, надежды нет.
Я, как принято, пробормотал какие-то выражения соболезнования. Мисс Ольсен сказала, что она сама из Алабамы, в Нью-Йорке родственников у нее нет, с Ричардом они познакомились несколько лет назад, на семинаре по маркетингу, долго переписывались, однажды съездили на экскурсию в Гранд-каньон, а потом Ричард предложил ей переехать к нему. Она призналась, что Нью-Йорк ей не нравится, работой в рекламном агентстве она недовольна, так что, когда Ричарда не станет, намерена вернуться домой.
Она всплакнула, тихонько, без рыданий, утерла глаза и нос бумажными салфетками из коробки на журнальном столике и, успокоившись, предложила мне чаю и попросила рассказать о рукописи. По-видимому, мисс Ольсен не подозревала, что Ричард пишет книгу о своем прошлом. Она ушла на кухню, приготовила чай и внесла чашки и сахарницу на подносе.
Я рассказал ей о содержании отрывка, показал ей копию заявки. Мисс Ольсен, внимательно прочитав письмо, удивленно поглядела на меня и с горечью произнесла:
– Ричард мне об этом ничего не говорил. Наверное, ждал вашего ответа.
– Возможно, он не только в наше агентство заявку направил, – объяснил я. – С вами литературные агенты или издатели не связывались?
– Нет. Его в больницу увезли, и в первые дни все его звонки на мой мобильный перенаправлялись, но потом я его отключила. Его коллеги на работе и Эдди, его брат, он в Пенсильвании живет, знают о болезни Ричарда, но у них есть мой телефон. А пароля его электронной почты я не знаю, мейлы читать не могу.
– И где рукопись, вам неизвестно? – уточнил я.
Она помотала головой, но, предложив проверить Ричардов лэптоп, вытащила из ящика стола небольшой «Леново» и подключила к сети.
– Раз он вам заявку послал, то, видимо, надеялся на успех, – сказала она, дожидаясь, пока загрузится компьютер. – Разумеется, если рукопись отыщется, то сначала я должна поговорить с Ричардом, вы же понимаете.
– Да, конечно.
– И о какой сумме может идти речь?
Я объяснил, что литературный агент – всего лишь посредник, а размер аванса и гонорара определяет издатель.
Мисс Ольсен надела очки и занялась поиском файлов. Запоздало сообразив, что не успеваю на встречу, я позвонил клиенту, извинился и попросил перенести ее на другой день.
Мисс Ольсен тем временем объявила, что рукописи среди документов нет – она проверила все файлы, к счастью не запароленные. Потом она предположила, что рукопись, возможно, сохранена на флешке или у Ричарда на работе. В ящике письменного стола обнаружилось несколько флешек. Мисс Ольсен как раз собиралась в больницу к Ричарду и пообещала разузнать, где хранится рукопись. Номер моего телефона она внесла в список контактов и сказала, что позвонит, как только все выяснит.
Я допил чай, поблагодарил хозяйку и собрался уходить.
– Об этой Лоре Бейнс Ричард никогда не упоминал, – внезапно сказала мисс Ольсен. – А месяца три назад ему кто-то позвонил, и он ушел на кухню, чтобы я не слышала беседы. Так вот, меня поразил его тон. Ричард никогда не сердится, а тут прямо разозлился. Я его таким никогда прежде не видела. Он весь дрожал, когда вернулся в гостиную. Я спросила, кто звонил, а он сказал, что объявилась его старая знакомая из Принстона, некая Лора, из-за которой вся его жизнь пошла наперекосяк, но теперь-то он с ней посчитается.
Спустя пять дней Данна Ольсен сообщила, что Ричард умер, и объяснила, где состоятся похороны. В больнице ей ничего не удалось узнать о рукописи – Ричард был без сознания, а потом впал в кому. Она проверила все флешки в доме, но текста так и не обнаружила, хотя пообещала проверить личные вещи Ричарда, которые должны были прислать с его места работы.
Похороны состоялись в пятницу после обеда. В городе шел снег, совсем как в тот декабрьский день, когда убили профессора Джозефа Видера.
На стульях, расставленных перед закрытым гробом, сидели несколько человек в траурных костюмах. У гроба стояла фотография, перевитая черной лентой, – мужчина лет за сорок, с печальной улыбкой и добрыми глазами. На длинном лице выделялся крупный нос, волнистые волосы надо лбом поредели.
Мисс Ольсен не знала, где и когда была сделана эта фотография. Ричард хранил снимок в ящике письменного стола, который в шутку называл «волчьим логовом». Среди вещей Ричарда рукописи не оказалось, хотя, судя по всему, он посвятил ей последние месяцы своей жизни. Мисс Ольсен представила меня хмурому мужчине, который оказался братом Ричарда, Эдди Флинном. Его жена, Сюзанна, невысокая и бойкая, в нелепой шляпке на огненно-рыжих кудрях, крепко пожала мне руку. После недолгой беседы над гробом у меня возникло странное ощущение, что мы знакомы всю жизнь и сейчас встретились после долгой разлуки.
С похорон я ушел, думая, что никогда не узнаю, чем закончилась вся эта давняя история. Похоже, что свою тайну Ричард унес с собой в могилу.
Часть вторая
Джон Келлер
Молодые придумывают будущее для себя, а старики – прошлое для других.
Джулиан Барнс. Предчувствие конца.Перевод Е. ПетровойГлава первая
Беседовать с покойниками я начал из-за поломанного стула.
Перефразируя Курта Воннегута-младшего, шел 2007 год, и Джон Келлер наконец разорился[10]. Джон Келлер – это я, прошу любить и жаловать. Я занимался на курсах писательского мастерства в Нью-Йоркском университете, и, если честно, наивные мечтания очаровывали меня, как пламя свечи – неосторожного мотылька. Мансарду в Нижнем Ист-Сайде я делил с начинающим фотографом, Нилом Боуменом, и посылал длинные путаные заявки в литературные журналы в надежде, что какой-нибудь издатель смилостивится и напечатает мои творения. Увы, моего таланта никто не замечал.
Дядя Фрэнк – старший брат мамы – разбогател в 1980-е, вложив деньги в информационные технологии, которые тогда развивались, как на стероидах. Сейчас ему перевалило за пятьдесят, он занимал роскошные апартаменты в Верхнем Ист-Сайде, обожал антиквариат и ухлестывал за женщинами. Дядя Фрэнк, мужчина импозантный, одевался как франт и круглый год щеголял ровным искусственным загаром. Иногда он приглашал меня на ужин к себе или в ресторан и делал дорогие подарки, которые я потом продавал за полцены своему знакомому, Максу, – тот водил дружбу с владельцами сомнительного магазинчика на Четырнадцатой Западной улице.
