Владимир Дрыжак - Воскресение Петрова
"Может шпионы?" - предположил Петров.
" Да нет, не похожи, - сказала бабуся отдавая пропуск. Были бы шпионы, разве бы они через проходную перли? Да и какие сейчас шпионы... Обыкновенные проходимцы!"
Сразу же за проходной Петров остановился и увидел на стенде для объявлений лист ватмана со своей фотографией в траурной рамке и с приколотой сбоуу красной гвоздикой восточного происхождения. Взгляд Петрова на фотографии был задумчив и отрешен, как будто он смог возвыситься над всей этой суетой и может быть даже постичь какую-то истину, недоступную живому Петрову. Надпись под портретам гласила, как обычно, что "от нас ушел наш товарища которого мы знали как чуткого и отзывчивого..." тл далее в том же духе, а в конце стандартное: "Память о нем..."
"Слух обо мне пройдет по всей Руси великой", - нескромно сказал Петров сам себе. И, подойдя к стенду, убрал гвоздику в нагрудной карман пиджака. Потом он снял ватман и аккуратно свернул в трубочку. Кто-то заинтересовался его действиями: "Что, уже похоронили?" "Да, - ответил Петров, - состоялась кремация, но потом выяснились кое-какие обстоятельства, и теперь компетентные органы требуют эксгумации трупа. Поэтому, вот, приходится снимать"
Эта туманная фраза целиком удовлетворила интересующегося, и он отстал. Петров же направился в свой корпус.
Его появление в служебном помещении вызвало у сотрудников самые неожиданные эмоции. Так например, женщина средних лет, мать двоих детей и профорг сектора, увидев Петрова в дверях, взвизгнула совершенно дико и неестественно, а потом упала на стул и забилась в истерике. Отчасти это помогло сообществу коллег выйти из состояния шока: одни побежали за водой, другие - за валерьянкой, третьи пытались вспомнить, как делается искусственное дыхание и непрямой массаж сердца у женщин. Петров же без лишних слов вынул из аптечки за дверью флакон с нашатырным спиртом, открыл его и сунул женщине под нос. Та на секунду пришла в себя. но увидев Петрова, вскрикнула и снова потеряла сознание. Однако, действия Петрова продемонстрировали всем, что он не какой-нибудь там фантом, или дух, а живой человек.
Неведомым образом слух о его воскресении облетел соседние комнаты, и оттуда повалил народ. Явился среди прочих и некто Славик из смежного отдела - приятель Петрова и бывший компаньон в торговых операциях с книгами не вполне законного, но в достаточной степени безобидного характера. Он продемонстрировал полную материальность Петрова тем, что крепко хлопнул его по плечу и заявил:
- Ну, ты молодец. Это же надо - так всех разыграть!
- Что значит, разыграть? - поддельно обиделся Петров. - Я действительно умер, но, к сожалению, не очень удачно. Ногу вот только подвернул. Пришлось четыре дня лежать дома, а меня тем временем похоронили. В общем, глупая история. Зато плакат и гвоздика...
Все эти тонкие шутки не могли, однако, успокоить общественное мнение. Когда непричастные убрались восвояси, нашлись лица, присутствовавшие на похоронах лично и видевшие Петрова в гробу. Обнаружив теперь этого же Петрова живым и невредимым, они, естественно, не могли спорить с реальностью, но жаждали объяснений, и притом немедленно. Петров их понимал, но делал вид, что ничем помочь не может. Ситуация усугублялась отсутствием Кожемякина, бывшего главной движущей силой кампании по организации похорон и знавшего детали.
Рассматривались и были отвергнуты различные варианты, вспоминались аналогичные случаи. Кто-то вспомнил, что недавно прочитал в журнале "Химия и жизнь" о какой-то морской рыбе, из которой в Японии готовят совершенно деликатесное блюдо, но если повар даст маху, недопарит или недожарит, человек впадает в коматозное состояние, все видит и слышит, но совершенно неотличим от покойника.
"Но ведь его же кремировали!" - сказала бойкая секретарша Кожемякина.
"Не было этого, - заявил Петров. - Я лежал дома в постели. Ко мне приходила Людмила из сто пятнадцатой комнаты, и мы с ней обсуждали вопрос заключения брачного договора, чего безусловно не могло быть, если бы мое тело было предано огню. Спросите Людмилу - она создает мне полное алиби."
Мнения разделились. Но постепенно разговоры начали возвращатьоя к теме, которую обсуждали уже второй день, и которая волновала умы передовой интеллигенции предприятия.
Зарплату по-прежнему не выдавали, хотя Кожемякин два дня перед этим носился с какими-то ведомостями. Откуда они взялись - никто не знал. Ходил упорный слух, что Петрова видели на улице Первого Мая и в пивбаре на набережной возле коммунального моста. Высказывались предположения, что Петров пал в неравной схватке с расхитителями соцсобственности, но теперь это не подтвердилось, хотя стало ясно, что ни в пивбаре, ни в универмаге он не был и быть не мог. И наконец, кто-то рассказал жуткую историю о том, что в кабинете директора предприятия уборщица обнаружила вечером целую лужу крови, а ночью его самого, якобы, видела на проходной и в коридоре директорского корпуса, где он крадучись пробирался к выходу. При этом директор был, по слухам, одет в телогрейку, заляпанную известкой, его лицо было разбито и нос опух. Одновременно директора видели в Москве, и не где-нибудь, а в самом министерстве.
Этот последний слух показался Петрову наиболее подозрительным.
Разумеется, верить подобному слуху было нельзя, но дыма без огня не бывает, и Петров хотел понять, какой процент огня в этом дыме. Именно после рассказа о директоре в его голове родилось некое подобие гипотезы, а точнее сказать, некая связная концепция происходящего Петров постарался перевести разговор со своей персоны на общие темы. Больших трудов это не стоило, достаточно было вскользь заметить, что цены в последнее время.., а очереди - так те просто взбесились! Упав на благодатную почву женского коллектива, слово "очередь" получило мощную поддержку и заиграло всеми красками. Немедленно была рассказана история о том. как вчера в Кондрашкином переулке выбросили женские сапоги зимние, теплые я без всяких талонов. Автор рассказа встала в конец этой кошмарной очереди, но ей точно не хватило бы, если бы не Нинель Петровна, которая стояла гораздо ближв и пустила к себе, но которой не повезло , потому что как раз ее-то размер и кончился первым.
Нинель Петровна, сидевшая за столом в углу комнаты, выслушала этот расоказ до конца, а потом неожиданно заявила:
- Что это вам, милочка, пришло в голову выдумывать такую глупую историю? Как это мне не досталось? Очень даже досталось! Я купила себе отличные чешские сапоги на "манке", но только не в Коадрашкином. а на Пьяном базаре в "Промтоварах". И очередь была не очень большая, потому что никто не знал, что выбросят, а вас, дорогая, я там не видела, и в Кондрашкином меня вчера не было.
- Как это - не было?! - возмутилась рассказчица. А к кому же я, в таком случае, стала в очередь, и у кого заняла тридцать рублей?
- Вот уж не знаю...
Петров под шумок улизнул, сел за стол и попытался сосредоточиться. Почему-то начала болеть голова, но он не сдавался. Женщины еще немного поговорили на повышенных тонах, но очень скоро поссорились навеки и, paзбившись на группы по интересам, продолжали обсуждать жизненные проблемы вполголоса.
Петров думал. О чем же думал Петров? "И у них те же проблемы.., - думал он. - Интересное дело
- у всех одни и те же проблемы. Люди умудряются одновременно пребывать в разных местах. Сидять на работе, и в то же время стоят в очередях... Двойники, у всех двойники!.. Ну, положим, не у всех, а у некоторых, особо отличившихся. Хотелось бы понять, чем эти отличники отличаются от всех прочих? Может быть как раз тем, что в детстве были отличниками?.."
Голва болела все сильнее. Мысли набегали целыми косяками, а потом быстро улетучивались, или улетали на юг, или черт их знает. куда они девались, после того, как Петров их подумал!
"Боже мой! Голова просто лопается... О чем я думал? Или я только думал, что думаю, а на самом деле, ничего не думал? Просто какое-то раздвоение личности... A-a-a! Раздвоение вот оно! Говорят, что у людей иногда бывает такое... И может быть, последней стадией такого раздвоения является выделение каждой личности в индивидуальную оболочку... Да нет, я просто схожу о ума!"
Петров искоса глянул по сторонам - не следит ли кто-нибудь за ним? Нет, женщины теперь увлеклись новыми моделями трикотажных изделий из польского журнала мод:
- Петров, - услышал он вдруг, - вас тут к телефону просят.
- Сейчас, - Петров тряхнул головой. - Кто просит?
- Мужской голос: Не сознается! Петров подошел к телефону и взял трубку:
- Алло, я слушаю.
- Мне нужен Петров... Але! С кем я говорю? - послышалось на той стороне.
- Петров у телефона.
- Вадим Сергеевич?
- Вадим, Вадим! В чем дело?!
- Здравствуйте, Вадим Сергеевич. Вас беспокоит участковый.
- Слушаю вас.
- Нам необходимо встретиться и поговорить. Вы после работы свободны?
- Я после работы женюсь!
