Николай Симонов - Солнцеворот
В гавани Ротона на рейде постоянно дежурили от трех до пяти боевых галер на случай отражения вылазки валенсийских пиратов. Эти бестии всегда были не прочь взять на абордаж торговые суда преуспевающих ротонских купцов или высадить на берег десант, с целью разграбления прибрежных поместий.
С одним из таких сторожевых кораблей — 100-весельной галерой (по 50 весел с каждого борта) с говорящим названием "Неустрашимый" "Клементине" разминуться не удалось. Павлов, то есть Тезей-хан, хорошо знал капитана галеры — храброго и в то же время, высокомерного, Кирьянхана, который являлся сыном наложницы императорского гарема. Чувствуя себя несправедливо обиженным в отношении своего социально статуса, он ненавидел всех принцев крови и, в особенности Тезей-хана, так как состоял в его прямом подчинении.
Все военные и гражданские чиновники Ротона уже были поставлены в известность о том, что Тезей-хан объявлен вне закона, и за его голову администрацией Агесилай-хана IV назначено колоссальное вознаграждение в размере тридцати тысяч серебряных динаров. Главными инициаторами соответствующих императорских указов являлись Банзай-хан и его мать Пальмира.
В вину Тезей-хана, помимо организации заговора против императора, вменялись казнокрадство в особо крупных размерах, жестокое обращение с подчиненными, убийство принцессы Роксаны и упущенная победа в сражении при Гамбите. Об этом Павлов и его спутники узнали от молоденького мичмана, которому позволили подняться на борт "Клементины" после того, как "Неустрашимый" в результате трех точных попаданий ядрами в корпус ниже ватерлинии быстро затонул.
………………………………………………………………………………………………………
"Неустрашимый" шел из Ротона в Альхон, сопровождая шесть кургузых купеческих судов с ценным военным грузом: солдатами-новобранцами и лошадьми. Лошади стояли на привязи, на верхней палубе, а солдаты-новобранцы, как и положено, работали веслами. Если бы "Клементине" не пришлось лавировать и беспрестанно переставлять паруса, — то встреча с "Неустрашимым" могла и не состояться. В действительности получилось так, что, приблизительно, в четвертом часу после полудня, "Клементина" оказалась на виду у кильватерной колонны противника с наветренной стороны. Прозевал момент пересечения курсов сигнальщик на грот-мачте, так как он спал, обнявшись с этой самой мачтой, видимо, принимая ее за свою возлюбленную. Низкая облачность и мелкий теплый дождь создавали для его сна дополнительные оправдания.
У "Неустрашимого" на носу был подводный таран длиной 10 локтей (около 5 м), который Кирьянхан намеревался привести в действие, ускоряя движение своей галеры мускульной силой трех сотен гребцов. Кроме подводного тарана (его еще называли "клюв ястреба") в распоряжении Кирьянхана имелась катапульта, способная забросать галеру Тезей-хана горшками с негасимой водой горючей смесью, состоящей из смолы и нефти. Когда "Клементина" повернулась к "Неустрашимому" бортом, Кирьянхан и его помощники от радости даже закричали, не подозревая о том, что на носу и на корме "Клементины" установлено страшное оружие дальнего боя.
Катапультой, как и подводным тараном, "Неустрашимому" воспользоваться не пришлось. Павлов и Виктор Дорохов устроили состязание по меткости стрельбы из двух "шайтан агни кирдык". Тремя точными выстрелами обыкновенными глиняными ядрами в свинцовой оболочке они проломили "Неустрашимому" днище, а четвертым Павлов снес на нем его единственную мачту.
Спустя короткое время после начала артиллерийского обстрела Кирьянхан и его экипаж, за исключением гребцов "плавучей тюрьмы" (6), барахтались в воде, стараясь отплыть в сторону купеческих кораблей. Но один из младших офицеров — мичман Алексхан — поплыл в сторону "Клементины". Навстречу ему спустили на воду шлюпку, и вскоре Алексхан стоял на коленях перед их высочеством Тезей-ханом, умоляя принять его к себе на службу. Павлов приказал переодеть Алексхана в сухую одежду и напоить крепким пивом. Из дальнейших расспросов перебежчика выяснилось, что юный мичман близок к семье Антон-хана и очень тяжело переживает страшное известие о его самоубийстве.
"Клементина" продолжила свой путь, словно не замечая взвившиеся на мачтах купеческих судов белые флаги, подтверждающие желание солдат-новобранцев из Ротона сдаться Тезей-хану в плен. После допроса юного мичмана, который происходил в присутствии Урхана и Толемей-хана, Павлов пригласил своих советников в свою каюту, чтобы оценить политическую ситуацию и возможные варианты расстановки политических сил в империи.
— Вам и вашим сторонника объявлена война, и мы должны ответить на вызов, как завещал нам пророк Соломон-хан: "Око за око, зуб за зуб", — убеждал Павлова Толемей-хан.
— Я, пожалуй, переменю свой прежний план: в Айхеной я не поеду, а сдамся в плен валенсийским пиратам и расскажу им все, что я знаю о подземных галереях Большого императорского дворца на Альхоне, — заявил Урхан.
— А я составлю для них карту с точным указанием мест выхода подземных галерей к морю! — поддержал его Толемей-хан.
— Это же государственная измена! — возмутился Павлов.
— Клевета, которой вас испытывают Пальмира и ее злобный щенок, это — разве не государственная измена? — парировал его выпад Урхан.
— Пираты — люди без чести и совести. Им нельзя доверяться! — горячился Павлов.
— Пиратство — одно из древнейших ремесел. Как только человек сделал первую лодку и поплыл по морю, за ним сразу же увязался пират. Во все времена пираты пребывали на Байкале, даже при илинойцах, — утверждал Толемей-хан.
— Что вы предлагаете? — начал сдаваться Павлов.
— Для начала пусть валенсийские пираты в ветреную погоду подожгут Большой императорский дворец. Там скопилось достаточно горючего стройматериала и мусора для того, чтобы пожар получился очень красивый. На простых свободных людей это событие произведет даже большее впечатление, чем последнее землетрясение, — изложил свой коварный замысел Толемей-хан.
Поздно вечером "Клементина" встала на якорную стоянку в южной бухте у острова Амадор. Остров этот был знаменит тем, что на нем находился самый высокий на Байкале маяк. Своим ярким светом маяк давал знак на расстоянии 70 морских стадий (около 50 км) мореходам, направляющимся в Ротон, о том, что к побережью приближаться небезопасно, можно напороться на рифы и подводные скалы.
Маяк был символом могущества Империи джурджени, символом ее богатства и величия. Павлов, то есть Тезей-хан бывал на Амадоре неоднократно, наблюдая за ходом строительства маяка.
Он хорошо знал главного смотрителя маяка Осип-хана — бывшего председателя императорской Академии врачевания, изящных искусств и естествознания. 70-летний ученый сам вызвался на должность главного смотрителя, устав от бесконечных интриг своих коллег и императорских чиновников. Были у него и проблемы с объединенной корпорацией жрецов Одина-Магнетрона, которые не разделяли его прогрессивных взглядов о строении Земли и Космоса, а также всячески сопротивлялись внедрению технических изобретений. Толемей-хан знал Осип-хана, пожалуй, даже лучше, чем Павлов, поскольку считал себя его учеником.
