Андрей Морголь - Арсенал эволюции
требовалось восполнить. Обычно, по идее, таким страдальцам что-то
вливают капельно в вену, но где уж мне. От черного балахона
валявшегося неподалеку мертвого колдуна я оторвал широкий лоскут,
обернул его вокруг культи поручика и закрутил на обломанное древко
копья. Получился жгут. Рану левой голени забинтовал более-менее чистым
куском ткани, который откуда-то притащил Прут. Тем временем посланный
в рощу волк принес в шлеме немного воды. Я приподнял голову Атома и
попробовал влить ему пару глотков, но командир даже не пошевелил
губами. Как бы в трахею не попало — захлебнется. Я сел на землю,
развел руками и обреченно закачал головой.
— Не знаю, что может его спасти. В тыл ему надо, к снабжению, к
волшебникам. И то думаю — вряд ли что поможет. Слишком плох.
— Мы донесем, — решительно заявил Черпак.
— Кто-нибудь из нас может отвезти вашего воина, — сказал Варрык. —
Но только до линии фронта, не дальше. Люди могут неправильно понять.
— Скорее всего, на скаку вы из него оставшуюся жизнь растрясете.
Хотя… другого выбора, пожалуй, нет. Давай, Черпак, сажай командира,
будешь придерживать его в пути.
Варрык отдал приказание своему собрату, и тот послушно подошел,
опустился на живот. Солдаты бережно подняли поручика и взгромоздили на
хребет серому. Атом сидел обмякшей безвольно куклой, устроившийся
сзади Черпак с трудом удерживал своего командира. Губы рядового
судорожно подергивались: он едва сдерживал слезы. Я знал наверняка,
что поручик не доедет, и от этого хотелось протяжно завыть.
— Ваше благородие, — с умоляющим взглядом обратился ко мне Дрозд,
— если волк не довезет их до самого тыла, Черпак не справится в
одиночку нести сударя поручика. Позвольте и нам с Прутом сопровождать.
Всю службу вместе, как-никак.
Я лишь глянул на Варрыка. Тот согласился. Дрозд с Прутом, не теряя
ни минуты, взобрались на второго волка. Я подошел к серому, на
которого усадили поручика, запустил ему в гриву ладонь и тихо
попросил:
— Ты уж как-нибудь поаккуратней с ним, а?
Хищник фыркнул, тряхнул головой и пружинистым шагом посеменил в
сторону холмов.
— Живые доспехи доставьте князю! — крикнул я вслед удаляющимся
фигурам и спустя минуту едва слышным шепотом добавил то, что
предназначалось лишь одному человеку в их эскорте: — В последний путь…
Чудес не бывает: поручик висел на волоске, готовом в любую секунду
оборваться. Из таких экстремальных состояний обратной дороги не
бывает, — чтобы понять это, не обязательно иметь соответствующее
образование и колоссальный опыт. Достаточно чутья, достаточно просто
взглянуть на человека. Атома везли в тыл, но не для того чтобы спасти.
Просто поручик, впрочем, как и каждый погибший воин летучей роты, был
достоин большего, чем погребение в общей братской могиле. Мы дали
Атому шанс быть похороненным с почестями, подстать настоящему герою.
Хотя героями были без исключения все бойцы, сложившие сегодня головы
на опушке небольшой дубравы.
Также следовало бы доставить в тыл Живые доспехи. Проскакивала до
этого шальная мысль оставить их, надеть самому, но я побоялся подобной
ответственности. Пусть лучше Радзивилл со свитой решает, кому вновь
торжественно вручить эти железяки. Да и где теперь Кащера искать —
черт его знает? Но искать надо! Этот ублюдок должен за все ответить!
— Эй, человек, — один из волков присел рядом. — Там, среди трупов,
кто-то стонет.
Найти источник шума оказалось непросто. Вообще удивительно, как
серый умудрился что-то расслышать из груды разбросанных тел. Отшвырнув
мертвого колдуна в сторону и бережно переложив погибшего солдатика,
услышал, что стон издает один из наших волшебников. Его погнутые,
обляпанные кровью латы с глубокими следами когтей колдунов на позолоте
уже не были такими ослепительно блестящими, как в лагере. Убитый в
схватке вороной чародея подмял под себя седока, придавив к земле его
ногу. Видимо, это и спасло кудесника от верной смерти. Выбывший из боя
участник вскоре был прикрыт парой-тройкой трупов, и про него
благополучно все забыли. Уткнувшегося в землю лица волшебника видно не
было, но измазанные грязью и кровью кудряшки страдальца недвусмысленно
указывали, что стенающим чародеем, на радость мне, оказался Скокс.
Только вот стоит ли радоваться на самом деле?
Я повернул голову кудесника так, чтобы увидеть его лицо, и
ужаснулся. Волшебника можно было смело снимать в третьесортном фильме
ужасов, не особо заботясь о гриме. Половину его лица покрывал
поверхностный ожог. Да, вражеские чары ошпарили Скокса неглубоко, но
вздувшиеся на коже причудливыми россыпями пузыри разных размеров с
мутным водянистым содержимым и опаленные под основание брови с
ресницами заставляли вздрогнуть от одного только вида. При мысли,
насколько это должно быть больно, я поежился и непроизвольно провел
рукой по щеке. Другую половину лица волшебника толстым слоем заливала
кровь. С этой же стороны темя чародея украшала шишка размером со
спелую сливу. В центре этой шишки зияла вдавленная рана, уже
запекшаяся, но судя по виду, она еще совсем недавно кровила. Буквально
в одном шаге от волшебника внушительной глыбой лежал камень размером с
голову слона, боковушка которого была покрыта кровью. Картина
произошедшего прояснилась: Скокс, получив по лицу горячим заклинанием,
далее бой продолжить не смог, так как его скакуна сразили враги. При
падении чародей расквасил голову о камень, потерял сознание и,
придавленный конем, дождался окончания битвы. Когда опасность
миновала, волшебник благополучно пришел в себя и, не рискуя привлечь
внимания неприятеля, принялся стонать.
Сам чародей теперь пребывал в несколько пришибленном состоянии. Он
не пытался двигаться, смотрел в одну точку и не переставая тихонько
постанывал. Видать, знатно приложился о камень.
Преодолевая брезгливость, я ощупал голову Скокса вокруг шишки,
