Аркадий Стругацкий - Страна багровых туч. Глиняный бог
Алик и не думал отходить.
“А вот смотри теперь…”
Он снова бросил в воду щепотку порошка, но на этот раз частички бросились навстречу друг другу и собрались кучкой. Мы остолбенели.
“А ну сделай еще…”
Он повторил опыт. Оказывается, если сбрасывать порошок с одной высоты, то он разбегался, если с другой — собирался в кучу.
Физики от первого до пятого курсов позатыкали в раковинах трубы и стали сыпать на воду зубной порошок. Будущий членкор Федя Егорьев экспериментировал с табаком, вытряхнутым из папиросной гильзы. Элегантный теоретик Завойский принес три сорта пудры. Притащили толченый сахар, соль, серу от спичек, порошки от головной боли и еще черт знает что. В туалете водворилась напряженная исследовательская атмосфера. Порошки вели себя самым чудовищным образом. На поверхности воды они собирались в комки, разбегались по краям раковины, тонули, после вновь всплывали, кружились на месте, образовывали туманности и планетные системы, бегали по прямой линии и даже подпрыгивали. И все это зависело от высоты, с которой их сбрасывали, от того, как их сбрасывали, от уровня воды в раковине, есть ли в воде мыло или нет, и бросали ли раньше в воду другие порошки. Все, что знали физики о поверхностном натяжении еще со второго курса, рухнуло, как карточный домик, здесь, в туалетной комнате, и виновным в этом был Алешка Монин.
— Жаль, что его здесь нет. Любопытный парень, — вздохнул Федя Егорьев. — Настоящий Фарадей. Только неудавшийся.
— Наверное, задавал себе не те вопросы…
— Товарищи, а что будет, если… я не приду вовремя домой?
Был час ночи. Мы расхохотались. Это сказал Абрам Чайтер, атомщик-любитель, как мы его называли за страсть публиковать популярные статьи по атомной физике. Специальность у него была совсем другая. Всем было известно, что у Абрама страшно ревнивая и взбалмошная жена.
Мы стали одеваться и расходиться.
На улице моросил дождик, движение стихло. Прощаясь, ребята торопились к стоянкам такси. У входа в клуб задержались четверо: Федя Егорьев, Вовка Мигай, Ляля Самозванцев и я. Несколько минут мы молча курили.
— Здесь в наше время ходил трамвай, — сказал Федя. — Однажды я застал Алика на этом самом месте с поднятой вверх головой. Знаете, что он наблюдал, наверное, часа два?
Мы не знали.
— Цвет искры между трамвайной дугой и проволокой. Он мне сказал, что стоит здесь уже целую неделю и что есть связь между цветом искры и погодой. Совсем недавно я прочитал об этом, как об открытии…
— А не навестить ли нам его сейчас? — предложил я. — Неудобно как-то… Мы собираемся, а он на отшибе…
— Идея. Пошли, — откликнулся Федя.
Мы всегда очень любили Федю за его решительность. И сейчас, много лет спустя, он остался таким же. Высокий, тощий, он быстро зашагал по проспекту Маркса в сторону улицы Горького. У гостиницы “Националь” мы остановились. Членкор сказал:
— Пойду куплю в ресторане бутылку вина.
Федя знал ход в буфет через кухню. Он скрылся в темной подворотне, и через несколько минут мы услышали, как кто-то, наверное дворник или повар, кричал ему вслед:
— Пьяницы несчастные! Мало вам дня! Лезете через запрещенное помещение!
Но задача была выполнена.
Вскоре такси мчало нас в другой конец города, где работал Алик Монин.
Больница помещалась в большом парке. Мы расстались с такси у ворот и пошли по мокрой асфальтовой дорожке между высокими кустарниками и деревьями. Моросил весенний дождик, и молодые листья, как светляки, трепетали в лучах электрических фонарей. Мигай громко и вдохновенно рассказывал, как ему удалось наблюдать в пузырьковой камере треки К-мезонов и процесс рождения резонансных частиц. Самозванцев хвастался своим квантовым генератором, для которого все необходимое можно купить в любой аптеке, а Федя назвал их “чижиками”, потому что их штучки не шли ни в какое сравнение с его универсальной цифровой машиной, которая вчера обучала его игре в шахматы. На мгновение мы остановились. Дорожку переходили два санитара с носилками, закрытыми простыней…
— Этому до форточки наши генераторы и резонансные частицы, — вздрогнул Мигай. — Там, наверное, морг…
Мы посмотрели на невысокое здание с колоннами. На сером фронтоне четко выступал барельеф, изображавший борьбу римских воинов с галлами.
До здания нейрохирургического отделения мы дошли молча.
Алик Монин встретил нас растерянно и смущенно. На нем был незастегнутый белый халат, в руках он вертел вечную ручку, которая мешала ему пожать наши руки.
— Слушай, ты совсем доктор, я имею в виду — лекарь! — рявкнул Мигай.
Уточнение было совсем некстати. На языке двух наук — медицины и физики — титул “доктор” звучит очень двусмысленно. Алик совсем стушевался. Мы пошли за ним по затемненному коридору.
Он только шептал:
— Теперь сюда, мальчики. Сюда. Наверх. Направо…
— Громко говорить не полагается, — назидательно сказал Федя, обращаясь к басистому Мигаю.
В небольшом кабинете, освещенном только настольной лампой, мы расселись вокруг письменного стола. Федя вытащил из карманов две бутылки цинандали и торжественно поставил перед смущенным Мониным.
— Ух вы, черти полосатые! — вполголоса воскликнул он. — С “капустника”?
— Точно. Болтали о Фарадее, вспомнили тебя. Ты чего прячешься?
— Да нет, что вы… Я сейчас…
Алик скрылся в коридоре, и мы принялись рассматривать кабинет дежурного врача. Ничего особенного. Шкафы вдоль стен, забитые бумагами, наверное, историями болезней, сбоку какой-то прибор, у раковины столик со склянками. И письменный стол.
Федя взял со стола книжку и шепотом прочитал:
— “Электросон”. Физика заползает и сюда.
— Не хотел бы я заниматься физикой здесь… — невнятно пробормотал Самозванцев. — Физика и морг по соседству. Как-то не вяжется..
— Может быть, физика когда-нибудь посодействует закрытию этой нерентабельной организации.
Алик вошел бесшумно, неся целую охапку химических мензурок самых различных размеров.
— Случай, когда размер сосуда не имеет значения, — сказал членкор. — Все с делениями.
Разлили.
— За двадцать пять лет…
— За двадцать пять лет…
Потом выпили за здоровье друг друга. Теперь этот тост стал почти необходимым.
— Рассказывай, что ты здесь делаешь.
Алик пожал плечами:
— Всякую всячину. Вожусь с больными…
— Ты и впрямь научился лечить?
— Что вы! Конечно, нет. Я на диагностике…
— Это?..
— Это значит — помогаю нейрохирургам.
— У вас оперируют мозг?
