Григорий Адамов - Изгнание владыки
С приближением к Амбарчику заметно похолодало. Воздушная разведка доносила, что восточные ветры нагнали в Чукотское море много льда, попадаются большие ледяные поля, но лед слабый, всюду видны многочисленные каналы, широкие разводья и полыньи, и проходимость обеспечена, особенно с помощью ледоколов, даже маломощных.
Честь проводки первого сквозного каравана была предоставлена флагману восточного отряда ледоколов — мощному ледоколу-дредноуту.
На дредноуте работал главным электриком Иван Павлович, и в Амбарчике он посетил «Майора Комарова», чтобы повидать Лаврова и Вадима. Годы прошли над Иваном Павловичем, не оставив на нем своих разрушительных следов. Все такой же живой, словоохотливый, с теми же черными, без признаков седины, приглаженными на пробор волосами, с той же подвижной сеточкой морщин на сухом лице.
Он горячо обнял Вадима, своего любимца и воспитанника, жившего у него в семье в течение последних пяти лет, дружески жал руки Лаврову, по-отцовски ревниво допрашивал Вадима, как идет его практическая работа на «Майоре Комарове», хотя уже все отлично знал об этом от капитана и старшего штурмана электрохода, своих старых друзей-полярников.
Встреча была недолгой, и, с радостью узнав, что Ирина с сыном Дмитрием будет встречать всех во Владивостоке, Иван Павлович поспешил на свой дредноут. Разросшийся в пути караван, задержавшись в Амбарчике всего на несколько часов, готовился уже к выходу в море.
Последний этап перехода оказался довольно трудным. Восточный ветер усиливался, лед сплачивался и был в непрестанном движении, полыньи и разводья закрывались и открывались с невероятной быстротой, и могучему ледоколу пришлось немало поработать. Но льды пришли сюда рыхлые, полуизъеденные туманами и потеплевшей водой. Ледокол-дредноут крошил их, словно подтаявший сахар, прокладывая судам широкий канал. Все же не раз ему приходилось останавливаться, возвращаться к концу каравана, чтобы освободить его от напиравших льдов и прочистить забитый ими канал.
— Ничего, — говорил Лавров Вадиму, стоя с ним на капитанском мостике под прозрачным колпаком и наблюдая за трудной работой ледокола. — Ничего… В будущую зиму этого не будет. Усилится влияние действующих шахт, и войдет в строй шахта номер двадцать три…
— Последняя? — спросил Вадим.
— По старому плану — последняя, но по новому проекту густота шахт на гольфстримовской трассе удваивается. В будущем году между действующими шахтами начнется проходка новых, и первой из них теперь будет шахта у Берингова пролива. Тогда и перед Чукотским морем встанет такая стена, которую никакой ветер с востока не одолеет…
— И плавать по Великому Северному пути можно будет так же спокойно, как в домашней ванне, — почти с огорчением добавил Вадим. — И, стало быть, напрасно я проходил в мореходном училище курс ледовой навигации…
— Бедняжка, — рассмеялся Лавров. — Мне тебя очень жаль. Но история мало считается с отдельными романтиками, если их стремления идут вразрез с романтикой великого народа… В нашу эпоху его романтической идеей было окончательное покорение Арктики, изгнание холода из его владений. Эта идея увлекла миллионы людей, и народ победил природу еще в одной ее крепости.
— Ты просто скромничаешь, Сергей, — заметил Вадим. — Это твоя идея. Ведь все так и говорят: «Проект Лаврова», «Идея Лаврова»… Народ подхватил твою идею, сделал своей и этим обеспечил ее осуществление.
Лавров медленно и задумчиво покачал головой:
— Это ошибка, Дима… Народ никогда не увлечется, не подхватит идею, которая ему чужда, непонятна, не задевает каких-то его прежних дум, надежд, часто не осознанных еще, но постоянно в нем живущих. Идея Северного морского пути давно жила в нашем народе. Еще Ломоносов смело и уверенно говорил об этой мечте своей. Брусилов и Георгий Седов уже боролись за нее. А армия большевиков-полярников частично даже решила проблему. Оставалось лишь сказать последнее слово. Это я сделал. Если бы не я — это сделал бы какой-нибудь другой советский человек. Идея уже носилась в воздухе. Оставалось только подхватить ее…
— Что говорить! — вздохнул Вадим, — Правильно, конечно… Но многие из полярников в душе посетуют на тебя за то, что исчезнет теперь своеобразная, неповторимая красота борьбы со свирепой Арктикой… Уходит в прошлое героическая страница истории…
— Ну, мой дорогой, — усмехнулся Лавров, — тоска одиночек по милому их сердцу прошлому, по красоте героической борьбы со льдами напоминает мне сожаление любителей путешествий о старинных омнибусах, вытесненных в свое время железными дорогами. Впрочем, если тебе нравится быть пленником льда, ты сможешь испытать это сомнительное удовольствие, участвуя в научно-исследовательских экспедициях. Мы их, вероятно, ежегодно будем отправлять в загольфстримовскую арктическую область, в Центральный бассейн Ледовитого океана… Ну вот, ледокол «Сталин» вернулся на свое место, и караван пойдет дальше. Скоро будем на траверзе мыса Шмидта…
На черном экране ночи, далеко на юге, вдруг вспыхнуло зарево далеких огней, и через минуту воздух потряс громовой гул орудий. Залп следовал за залпом. Это мощные форты береговой охраны приветствовали караван.
Долго сверкали в ночи далекие вспышки огней, гремели могучие залпы…
Через сутки караван проходил по Берингову проливу, мимо мыса Дежнева, который устроил ему такую же встречу, как и мыс Шмидта.
Теперь перед караваном лежал открытый путь вплоть до Владивостока.
Задолго до появления родных берегов караван встретила многочисленная эскадра боевых кораблей Советского Тихоокеанского военно-морского флота.
Эскадра эскортировала караван до Владивостока, где его ожидала радостная встреча.
Когда прошли первые взволнованные часы торжеств, Ирина, веселая и цветущая, взошла со своим маленьким сыном Дмитрием на палубу «Майора Комарова» и горячо обняла мужа и брата.
В первый же вечер на электроходе, в празднично убранной кают-компании, состоялось маленькое «семейное» торжество: экипаж корабля принимал в свою среду нового штурмана. Капитан поздравил Вадима Денисова с благополучной сдачей его практической работы и торжественно вручил ему диплом штурмана дальнего полярного плавания. Лавров тут же передал своему юному шурину полную штурманскую форму — подарок, обещанный ему еще в порту Диксон.
Веселый пир продолжался до рассвета…
1938–1942 гг.
Примечания
1
См. примечание ниже.
