Георгий Мартынов - Каллисто
— Что с тобой?
— Подойди ко мне, — прошептал Синяев.
— Я не могу встать.
— Я тоже.
— Совсем скверно. Что ты чувствуешь?
Красная пелена рассеялась. Сердце как будто успокоилось, хотя и продолжало биться неровно. Если не шевелиться, можно было говорить без неприятных ощущений. Синяев шепотом рассказал обо всем.
— То же самое происходит со мной, — ответил Широков также чуть слышным шепотом. — Срочно нужен врач. Догадается ли Синьг войти без зова?
В доме было тихо, ни звука не доносилось и снаружи. Точно все вымерло кругом. Предупредительная деликатность каллистян могла обернуться в плохую сторону. Как позвать Синьга?
— Ты можешь крикнуть? — спросил Широков.
— Нет. При повышении голоса начинается сильнейшее сердцебиение, почти мучительное. Я могу говорить только шепотом.
— И я тоже.
— Веселая история!
Они лежали не шевелясь, с беспокойством ожидая нового приступа неизвестной болезни.
Синьг не приходил. Вероятно, он думал, что гости планеты еще не проснулись, и не хотел их беспокоить.
— Они уморят нас своей заботливостью, — прошептал Синяев. — На Земле врач давно бы зашел проведать больного.
«Надо что-то предпринять», — подумал Широков.
Его взгляд остановился на большом «хрустальном» сосуде, формой похожем на цветочную вазу, наполненном голубоватой жидкостью. Это был нариди — напиток, напоминавший вкусом лимонный сок. Широков и Синяев часто хотели пить по ночам, и нариди всегда стоял у изголовья постели. Он им очень нравился.
— Георгий! — прошептал Широков. — А что, если я сброшу этот кувшин на пол? Грохот привлечет внимание Синьга, и он придет к нам узнать, в чем дело.
— Так он же разобьется.
— Кто его знает. Может быть, разобьется, а может, и нет. Если не разобьется, то и нариди не выльется. Крышка закрывается плотно. Ты же знаешь, ее приходится поднимать с усилием.
— Если кувшин разобьется и нариди выльется, кому-то придется производить уборку. Вряд ли наш андроид умеет это делать.
— Неужели они осудят нас за это?
— Нет, конечно, но как-то неудобно.
— Нельзя ждать. Синьг может войти через час и через два. Но как мне это сделать? Страшно пошевелить рукой.
— Мне тоже.
— Я попробую потихоньку.
Широков стал медленно поднимать руку. Сердце ответило ускорением биения, но все же ничего страшного не случилось.
— Спокойно, Петя! Не торопись!
Сосуд был легок для здорового человека, но Широков с тревогой думал об усилии, которое придется сделать, чтобы опрокинуть его на пол. Пройдет ли это движение безнаказанно?..
И вдруг они услышали тихий мелодичный звук, пронесшийся по комнате, а вслед за ним отчетливый голос Синьга:
— Вы проснулись? Можно мне зайти к вам?
— Поскорее! — как мог громко ответил Широков, осторожно опуская руку.
— Мы вас давно ждем, — сказал, в свою очередь, Синяев.
Они не знали, услышит ли Синьг их шепот.
Но каллистянин услышал. Очевидно, комнаты в доме соединялись какими-то акустическими аппаратами, до сих пор неизвестными для Широкова и Синяева. Почти сразу же он вошел к ним.
Еще с порога, окинув обоих внимательным взглядом, Синьг, по-видимому, понял, что случилось что-то неладное.
— Что с вами? — спросил он, явно взволновавшись.
— Нам очень плохо, Синьг, — ответил Широков. — Кажется, мы серьезно заболели.
— Находимся на грани преждевременной смерти, — прибавил Синяев, после прихода Синьга сразу пришедший в обычное настроение.
— Я сейчас вернусь, — и, сказав эти слова, каллистянин исчез.
— Ну, уж теперь они за нас возьмутся, — улыбаясь сказал Синяев. — Проявят свою любовь к нам в полном объеме.
— Как он с нами говорил? — спросил Широков. Даже в том состоянии, в каком он находился, он не мог не обратить внимание на новое для них применение каллистянской техники.
— Вероятно, привел в действие какой-то аппарат. Мало ли их на Каллисто! Но раньше он нас не слышал — это очевидно. Иначе давно бы пришел.
Синьг вернулся очень скоро.
— Сейчас прилетят Гесьянь и Бьиньг, — сказал он. — Не беспокойтесь ни о чем. Все будет в порядке. Погодите! — прибавил он, видя, что Широков собирается рассказать ему о их самочувствии. — Не говорите сейчас. Лучше помолчите.
— Говорить нам не трудно. Но только тихо. Трудно двигаться. Шалит сердце.
— Лежите совсем спокойно.
— Мы вынуждены это делать. Мы давно не спим, Синьг. Мы ждали вас, а вы не приходили. Я собирался сбросить сосуд с нариди на пол и этим привлечь ваше внимание. Но как раз в этот момент вы подали голос.
— Разве вы не знали? — Синьг показал на крохотный выступ на ножке восьмигранного столика. — Надо нажать вот здесь, и вступит в действие связь между всеми комнатами дома.
— Мы этого не знали. И я был уверен, что вы не придете, пока мы не позовем. Как же это случилось, — улыбнулся Широков, — что вы решились нас потревожить?
— Меня заставила Дьеньи.
— Видишь! — по-русски сказал Синяев. — А ты мне не хочешь верить.
Широков почувствовал приятное волнение. Сердце забилось чаще, но совсем не так, как раньше. В одну секунду ему стала ясной истина, о которой он думал и раньше, стараясь уяснить себе внутренний мир каллистян. Их чуткость, примеров которой он так много видел, неизбежно должна была усилить в них то шестое чувство, бессознательный, но безошибочный инстинкт, помогающий человеку почувствовать беду, грозившую близкому человеку. И если, как сказал Синяев, Дьеньи любила Широкова, то не было ничего удивительного в том, что она почувствовала угрожающую ему опасность.
— Дьеньи здесь? — спросил он.
— Нет, — ответил Синьг, — ее здесь нет. Она связалась со мной по экрану и попросила зайти к вам. Ей показалось, что с вами что-то случилось.
«Я угадал правильно, — подумал Широков, — И Георгий прав. Как это хорошо!»
— Каллистянская медицина верит в предчувствия? — спросил Синяев.
— Смотря какие. Предчувствия очень часто обманывают. Они зависят от состояния нервной системы и от других причин. Но, когда каллистянка испытывает такое чувство, как Дьеньи в данном случае, оно редко бывает ложным.
— Почему?
Широков понял, что еще немного — и его друг добьется от Синьга того ответа, в котором он сам был уже уверен, но почему-то не хотел услышать от каллистянского врача.
— Ваша наука знает, откуда возникают такие предчувствия? — спросил он, не давая Синьгу времени ответить Синяеву.
— Пока только нащупывает пути к этому вопросу. Но факт не подлежит никакому сомнению. Девушки очень чувствительны ко всему, что касается тех, кого они любят.
