Алексей Корепанов - На сияющих вершинах
- Слышь, чувак, - сказал Киня-Халавщик, обращаясь к Виктору, но глядя при этом на задумчивую Анну, - ты вот эти разговоры разговариваешь каждый день, ты уже достал своими разговорами, слышь? Ну че ты к солнешке этой привязался со своими разговорами? Ты че, радио, что ли, или телевизор? Ну че ты ей вкручиваешь, дядя? Небось, жинке такое не вкручиваешь, небось, жинку-то так не достаешь.
Белецкий никогда не отличался хорошей реакцией. Он относился к числу представителей того самого "остроумия на лестнице", когда удачный ответ приходит в голову слишком поздно. Не на месте события, а именно на лестнице, когда уходишь без слов, а в пространстве между пятым и четвертым этажом тебя вдруг осеняет - но поздно уже вернуться и отбрить обидчика, потому что дорога ложка к обеду и дорого слово к месту; а возвращаться и метко отвечать - бессмысленно, потому что там, в компании, уже забыли о том, что говорилось пять минут назад.
Пока Белецкий соображал, что ответить, Киня-Халявщик нехорошо ухмыльнулся и добавил:
- Ты или займись девушкой по-серьезному, а не разговорами, или отвали, дай другим заняться. Такой товарец пропадает!
Больше он сказать ничего не успел, потому что после неожиданного удара Белецкого отшатнулся к борту и свалился с платформы, зацепив ногой громко захрустевший "блинчик". Платформа тут же остановилась и Халявщик забрался обратно, громко обещая расправиться с Белецким, но его быстро утихомирили.
- Получил - и поделом тебе, поделом! - затараторила бойкая женщина, стоящая рядом с испуганной Анной. - Чего к людям пристаешь? Совсем совесть потерял!
Ее поддержали другие, Петрович призвал соблюдать дисциплину, широкоплечий бородач посоветовал Кине не лезть не в свое дело - и Киня умерил свой пыл, хотя и пробурчал что-то насчет того, что обломает Белецкому рога.
Инцидент не получил никакого продолжения, но Анна теперь старалась проводить время в обществе Белецкого, полагая, наверное, что он сможет защитить ее от приставаний.
Вот так и вышло, что в своей березовой роще Виктор все чаще бывал вместе с Анной. Временами и он заходил к ней в гости, и они гуляли возле ее дома, который стоял рядом с песчаным пляжем, полукольцом огибающим морскую бухту со спокойной прозрачной водой...
8
Солнце уже скрылось за лесом, в наступивших сумерках белели стволы берез.
- Как здесь тихо, - задумчиво сказала Анна. - Закат погас - и все замерло.
- Я сижу один. Закат погас... - медленно начал Белецкий. - В дверь души стучатся в поздний час путники, окутанные тьмой: неосуществленные надежды с болью возвращаются домой...
- Ух ты! - Анна посмотрела на него с уважением. - Сам сочинил?
Белецкий засмеялся.
- Нет, что ты, это до меня сочинили. Тагор.
- Тагор... - Девушка пожевала травинку. - Что-то, кажется, слышала. Из древних, да?
- Да уж не так, чтобы из очень... - Белецкий вздохнул. Анна была представительницей нового поколения, которое выбирало не Тагора, а "Пепси". - Впрочем, я тоже что-то такое пытался изобразить в молодые годы. - (Не мог он удержаться от желания слегка распустить перья перед девчонкой, пусть даже и не без иронии над собой.) - Помню, закату тоже уделял внимание. "В небе закат догорал... Молча поля засыпали... Птицы ночные летали... м-м... Грустный мотив умирал... Шел, одинок и устал, музыку слушал печали... Мглою окутались дали - смерть начала карнавал..." И так далее, строф десятка полтора, не меньше. - Белецкий на некоторое время погрузился в воспоминания и вдруг встрепенулся. - Между прочим, сейчас вот вспомнил несколько своих строк, тоже давних, и, по-моему, вполне могу потягаться с Нострадамусом. Вот, послушай: "И возникнут у края - В урочный час. Пусть забирают - Нас"... Как тебе? Чем тебе не пророчество? Край - это ведь та самая окраина городская, откуда нас умыкнули.
- Господи! - Анна поежилась. - Нашелся Нострадамус на наши головы. Ну скажи, Витя, ну что они такие, ну сколько это еще будет продолжаться? Голос ее задрожал. - Почему они нам ничего не объясняют?
Белецкий осторожно положил одну руку ей на плечо, другой нежно провел по светлым волосам, по щеке, вытер мокрые ресницы девушки.
- Возможно, еще объяснят. Хотя мое мнение такое, что никто нам ничего объяснять не будет. И так ведь все понятно: они создают нам условия для приятной жизни, а мы работаем. Ты - мне, я - тебе. Взаимовыгодное сотрудничество. И длится оно будет, естественно, по мере необходимости.
- Когда же эта мера необходимости закончится, Витя?
Белецкий пожал плечами.
- Знать нам это не дано. Или им наплевать на наши переживания по этому поводу - тебя ведь не волновали бы чувства твоей лошади, которая пашет от зари до зари у тебя на поле и не знает, когда это кончится, и кончится ли вообще?. Или нас вполне осознанно и умышленно держат в неведении. Возможно, находясь именно в состоянии неведения, мы наиболее эффективно воздействуем на "блинчики". А если будем знать, что скоро домой, то эффект пропадет: "блинчики" будут уже не те. Потеряют свои вкусовые качества.
- Так они что, едят их, что ли?
- Это я для примера, Анечка. Бог его знает, что они с ними делают: может быть, едят; может быть, сушат, толкут и употребляют как средство для травли тараканов. Или как приворотное зелье. Или варят и делают губную помаду. Или в нос закапывают при насморке да приговаривают: "Матерь Божья, заступница, сними с меня сухоты и грызоты, с легких, с печени, с сердца, из-под сердца, с белых рук, с белых ног". В общем, гадать бесполезно, ясно одно: для наших работодателей это нужный продукт, и мы им чем-то очень подходим для его получения. Вот они и стараются, обеспечивают все условия для нормального быта и отдыха. - Белецкий похлопал ладонью по березовому стволу, на котором сидел рядом с девушкой. - Прямо как хороший профсоюз. Ну разве мог я предположить, что вновь попаду когда-нибудь в березовую рощу детства? Она ведь теперь изменилась, многое там изменилось - был я там лет семь назад, хотя знал: никогда не надо возвращаться, потому что вернешься уже не туда...
Лес на горизонте слился с потемневшим небом, над верхушками берез проступили слабые звезды. Анна опять зябко передернула плечами, хотя вечер был по-летнему теплый, прижалась к Белецкому.
- Не понимаю, откуда это все здесь появилось, Витя? Твои березы, мое море, розовый сад у Клавы Марченко... Как они все это сделали, откуда места столько набрали в нашем сарае?
- Миры можно из воздуха творить, было бы только умение. И желание, конечно. В каждой песчинке может находиться целая Вселенная, а то и две. Материала для сотворения сколько угодно - надо лишь уметь его обработать. Они умеют, как видишь. Ну, а насчет места в сарае... Представь себе, например, развернутую газету. Нашу "Вечернюю". Или "Диалог". Она ведь больше, чем, скажем, поллитровая банка? А вот если ее сложить аккуратно или скомкать - так ведь она же влезет в банку, согласна?
