Владимир Малов - Зачет по натуральной истории
— Да разве вы не поняли, Степан Алексеевич? Теперь, судя по словам ученика Костикова, они будут скрываться. Они боятся, что их кто-нибудь увидит, и из-за этого изменится ход истории.
— А где это на них написано, что они из двадцать третьего века? спросил директор. — У нас по улицам сейчас и не такие ходят, все ко всему привыкли за последнее время. Надо только дать понять этим ребятам из будущего, что никто из нас никому не доложит, откуда они. И, поверьте, будут они снимать, как миленькие! В конце концов они тоже учащиеся, пусть из другого века. Им дано домашнее задание, которое надо выполнить. Им зачет надо сдавать по натуральной истории. — Степан Алексеевич, да что это вы такое говорите! — изумленно воскликнула Вера Владимировна.
— А говорю я то, — Степан Алексеевич уже принял окончательное решение и встал, чтобы оказаться в центре внимания, — что пусть себе снимают! В конце концов какую школу они снимают? Нашу! Мы не вправе упустить этот исторический момент. Нашу школу увидят в двадцать третьем веке!
Лаэрт Анатольевич с одобрением воскликнул:
— Конечно! Мы входим в историю! Такая возможность! Мы можем показать себя каким-нибудь прапраправнукам — моим, вашим, Степан Алексеевич, вашим, Верочка! Эх, — молвил он потом с досадой, — мне бы только успеть отрегулировать в кабинете молекулярную систему вытирания классной доски. Совсем разладилась, заклинит еще в самый неподходящий момент, когда снимать будут! Неудобно получится, что о нас там, в будущем, подумают?
— Побриться и постричься вам бы тоже не помешало! — в сердцах сказала Вера Владимировна.
— А вот это правильно, — мягко произнес директор. — Я уже собрался об этом сказать. То есть, конечно, не в прямом смысле побриться и постричься, потому что это ваше личное дело, Лаэрт Анатольевич. Хотя, откровенно говоря… Я в более широком смысле, в смысле некоторых других мер…
— Все равно не верю!! — мрачно сказал молчавший до этого преподаватель литературы Петр Ильич. — Не верю! Нет этого ничего, не может этого быть! Все мы начитались этих… сына и отца, то есть братьев… Нам же всем в поликлинику надо!
— Эх вы! А еще литературу преподаете! — возмущенно сказала физкультурница Галина Сергеевна. — Нельзя быть таким ретроградом, чуть что, и в поликлинику!
— Да, приходится поверить, голубчик, — мягко произнес Степан Алексеевич. — Жизнь это не литература, жизнь сюрпризы преподносит. Приходится поверить и, больше того, приходится считаться. Это ведь вам не что-нибудь, а двадцать третий век. Лаэрт Анатольевич в данном случае правильно сказал — что они о нас могут там подумать? Нам же не все равно, каким у нас окажется будущее, а им тоже не все равно, каким было их прошлое. Так что, надеюсь, все со мной согласятся, что…
И директор школы, не торопясь, раздумчиво, начал говорить. После его речи в учительской снова начался шумный разговор, Кончилось же все тем, что директор и Лаэрт Анатольевич снова отправились в кабинет физики, чтобы сообщить об окончательном решении педагогического коллектива Петру и Косте.
А они в свою очередь должны были довести его до сведения людей из двадцать третьего века…
Вернувшись в конце концов домой к Петру, два друга застали такую картину: Бренк и Златко вместе с Александрой Михайловной сидели за столом. На нем горой были навалены учебники для шестого класса.
Школьники из будущего были почему-то очень веселы (значит, уже вполне освоились в нашем времени). Но доктор педагогических наук как раз наоборот оказалась мрачной и насупленной. Внуку и Косте бабушка явно обрадовалась. Однако вместо того, чтобы сразу выяснить, зачем ребят вызывали в школу, в сердцах сказала:
— Вот, полюбуйтесь и послушайте! Они утверждают, что в современных учебниках по химии и особенно по физике все не так, что все химические и физические законы…
— Ну почему же все, Александра Михайловна, — улыбаясь, сказал Бренк. Не все законы, а некоторые…
— А зачем же тогда вообще учиться?! — резко спросила бабушка. — Что же, по-вашему, целые поколения школьников учат не то, что надо?
Бренк объяснил:
— Мы за вас, ребята, домашние задания хотели сделать. Месяца на два, на три вперед. Чтобы хоть как-то отблагодарить за помощь. И делать нам пока все равно нечего. Но не смогли.
— Как это не смогли?! — поразился Петр. — Вы не смогли?
— Не смогли вот почему, — вмешался Злато. — Мы знаем, как все надо сделать, но вашим учителям наши решения, конечно, не понравятся. Вот, скажем, закон Паскаля…
— Молодой человек, — сухо сказала доктор педагогических наук, непреложность этого закона доказана веками. Он всегда был точно таким же, как сейчас. Когда я сама училась в школе…
— Вы говорите о прошлых веках, — возразил Златко. — А если в последующие его слегка пересмотрят? К тому же не то, что он в корне неверен, просто все сложнее, тоньше.
Бабушка пожала плечами и посмотрела на Петра, ожидая от него поддержки, но тот не стал вступать в дискуссию. Ему распирало от желания скорее обрадовать Бренка и Златко.
— Ребята! — воскликнул он, сияя. — Мы все уладили! Вы ведь пока еще не все, что нужно для зачета, сняли? Завтра, прямо к первому уроку, можете идти в школу и снимать!
— Как так! — с изумлением сказал Златко, откладывая злополучный учебник физики в сторону. — А эффект кажущегося неприсутствия?
— Да он вам больше не нужен! — торжествуя, сказал Петр. — На вас завтра все равно никто не будет обращать внимания. На экстренном педсовете решили…
— Что-что? — спросил Бренк, бледнея. — Значит, о нас теперь знает кто-то еще? Мы же вас просили!
Путаясь и сбиваясь, Петр начал рассказывать, и Костя пришел ему на помощь.
Златко и Бренк мрачнели на глазах. Выслушав все до конца, Бренк встал, потом сел, опять встал и махнул рукой. Теперь вид у него был совершенно убитым.
— Златко, — сказал он потерянно, — что же теперь будет? За это ведь запросто могут и на повторный год оставить. Вон у нас сколько всего уже набежало! Неисправность блока проморгали, фильм до конца не сняли. А теперь вдобавок ко всему про нас, оказывается, уже знает чуть ли не вся эта школа из прошлого!
Златко молча смотрел в окно. На его лице тоже было написано выражение тревоги и неудовольствия. В комнате на некоторое время настала мрачная тишина. Александра Михайловна вздохнула и стала складывать учебники и тетради на столе в аккуратную стопочку.
— Учителя про вас никому не скажут, — неуверенно произнес Петр. — Они же обещали! Слово педагога знаете, какое крепкое! Вы только от Изобретателя, от Лаэрта Анатольевича держитесь подальше, Очень уж его заинтересовала схема блока индивидуального хронопереноса, так что…
