Федор Ильин - Долина новой жизни (с илл.)
— А кто такой Джек Куинслей?
— Вы знаете Куинслея Младшего. Ему теперь пятьдесят лет. Отец его, Вильям Куинслей, миллиардер, жил в Соединенных Штатах Америки. Его младший брат, Джек Куинслей, был известный путешественник, исследователь Индии и Тибета; он-то и открыл эту долину, и теперь тело его покоится здесь в мавзолее на Центральной улице, в Городе. Оба брата были большие оригиналы. В конце прошлого столетия Вильям Куинслей снарядил грандиозную экспедицию для изучения Аляски. Он нанял для этой цели прекрасный пароход и оборудовал его всем необходимым. Для участия в этой экспедиции, издержки по которой он взял на свой счет, он пригласил целый ряд выдающихся ученых, техников, инженеров и различных специалистов. Экспедиция отплыла из Сан-Франциско при самых лучших предзнаменованиях, и вдруг мир был потрясен печальным известием о катастрофе: пароход врезался в ледяную гору и затонул через каких-нибудь полчаса. Оставшиеся в живых члены экипажа передавали, что большинства участников экспедиции не было в это время на судне — они оставались на берегу для осмотра глетчера. Те, что были на борту судна, посаженные в спасательный баркас, отправились к берегу и, якобы, исчезли бесследно. На самом же деле братья Куинслей с семейством и со всеми участниками экспедиции были переведены на другой пароход, приготовленный заранее, и отвезены к берегам Азии. Затем они тайно были доставлены в эту долину. Таким образом, здесь было положено начало ученой колонии и построен ряд лабораторий и заводов. Куинслей уже давно разрабатывал идею аэроплана. В то время как в Европе она только зарождалась, он уже обладал прекрасными моделями, которых и до сих пор не имеется в мире. Аэропланами он мог доставлять сюда как людей, так и грузы. Работали у него сначала привезенные сюда туземцы, а потом появилось и новое население, о котором мы сейчас не будем говорить. Куинслей Младший оказался таким же гениальным биологом, как отец инженером.
— Не понимаю, какие замыслы руководили этими людьми? — спросил я.
— Каковы они были первоначально, я не знаю, но каковы планы Куинслея в настоящее время, можно догадываться.
Мы подошли к лесу, и разговор наш прервался. Здесь среди деревьев я увидел большую группу рабочих; они были заняты выкорчевыванием пней. Меня поразил их странный вид. Это были какие-то уродливые существа с непомерно длинными руками и ногами. Все они ходили босиком; лица их отличались сильно развитыми челюстями, низкими лбами и глубоко запавшими в орбиты глазами. Они работали молча, причем движения их напоминали ухватки больших обезьян.
Карно, заметив мое изумление, пояснил мне, что эти существа, действительно, есть помесь человека и обезьяны.
— Опыт был признан неудавшимся. В работе эти люди, или животные называйте их, как хотите, — оказались ниже существ чистой человеческой породы. Их физическая сила и ловкость не компенсировали низкого уровня умственных способностей. При этом они не так хорошо подчинялись воле их руководителей, поэтому дальнейшие опыты по их воспроизведению прекращены. Имеется всего несколько разрядов этих полуживотных-полулюдей, и все они используются на самых грубых работах.
Я заметил, что у этих существ были нашиты номера на груди, как и у всех прочих, и они обращались друг к другу по-английски, но говорили отрывисто, хриплыми голосами. Ноги и руки, торчавшие из одежды, были покрыты волосами, и в работе они часто прибегали к помощи ног. Это зрелище произвело на меня удручающее впечатление, и я не мог избавиться от него даже на обратном пути к поселку. Мы шли всё время молча, и Карно не старался возобновить разговор.
Признаюсь, вечер этого дня я провел в грустном настроении. Жизнь моя здесь не представлялась мне более в привлекательных красках.
На утро ко мне явился веселый итальянец Филиппе Мартини, чтобы повести меня в Город. Он был тщательно одет, вполне по-европейски, и очень оживлен.
— Я очень люблю показывать приезжим здешние достопримечательности. Я могу считаться аборигеном. Пятнадцать лет прошло с тех пор, как я ступил на эту землю; немало и моих трудов положено на создание всех тех чудес, которые вы увидите, и хотя я жалуюсь на различные тяжелые обстоятельства жизни, однако должен сказать, что обстановка для работы здесь такова, какой вы себе не можете и представить. Вы получите в свое распоряжение все, что пожелаете. Пытливости вашего ума не будет поставлено никаких преград. Советников по всем специальностям вы найдете самых лучших, самых смелых. Единственное, чем мы живем — это работой.
Путь от дома до станции тюба продолжался не более трех минут. Мы подошли к каменной лестнице, которая вела к подземной галерее. Там при ярком электрическом освещении я увидел группу людей в серых костюмах с различными цветными знаками на воротниках и на рукавах, с обычными номерами на груди. Тут же стояли два или три господина, одетых, как и мы, по-европейски. Одна из стен галереи была металлическая, в ней находилась наглухо закрытая дверь, закрепленная большими гайками. Не прошло и двух минут, как что-то громко хлопнуло за этой стальной стеной, и тотчас же двое служащих отвернули гайки у дверей. Я увидел за ними внутренность вагона, освещенного и наполненного пассажирами. Часть из них вышла, и мы поспешили занять места. Вагон заметно качнулся, когда мы вошли; дверь была закрыта за нами, причем точно так же были завинчены изнутри вагона громадные гайки.
— Держитесь за поручни, — сказал мне Мартини, — мы двинемся, и нас сильно тряхнет.
Я почувствовал толчок, сердце мое сжалось, в голове стало пусто, как будто при сильной качке на море. Прошла одна минута или немного больше, и вагон встряхнуло так сильно, что я, наверное, полетел бы с сиденья, если бы не был предупрежден и не держался так крепко. Двери начали развинчивать.
— Мы приехали, — сказал Мартини, пропуская меня вперед. — Мы в центре Города. Сто километров в минуту.
Я был настолько озадачен всем совершившимся, что даже неясно помню, что со мной было в первое время после того, как мы вышли на улицу. Трудно непривычным голове и сердцу выдержать такую бешеную скорость. Я пришел в полное сознание на скамейке под деревом, после того как Мартини поднес к моему носу какой-то флакон, наполненный синей жидкостью.
— Ваша слабость вполне понятна, дорогой Герье: организм должен приспособиться к большим скоростям движения. Не торопитесь, отдохните, спешить некуда.
Я был рад последовать совету моего нового друга и, вытирая пот, обильно выступивший на лице, осматривался вокруг. Дома готического стиля, не более чем в пять-шесть этажей высотой, стояли по обе стороны улицы. Посредине тянулся широкий тенистый бульвар, где мы сейчас сидели. Мостовая, залитая какой-то блестящей массой, была ниже бульвара и панели, проходящей вдоль домов, по крайней мере на четыре метра. Во многих местах с панели на бульвар через мостовую были перекинуты красивые дугообразные мосты. По улицам неслись целые вереницы автомобилей. По широким панелям двигалась густая толпа людей. На бульваре публики было значительно меньше, и только на скамейках в тени деревьев сидели отдыхающие. Был жаркий день, солнце пекло совершенно по-летнему. Громадные автобусы, переполненные пассажирами, следовали по всем направлениям. всё напоминало собой большой столичный город, кроме того, что здания были построены по одному типу; магазинов нигде не было видно, и проходившие были одеты однообразно. Бросалось в глаза ночное отсутствие женщин. Когда я устремил свой взгляд сквозь ветви деревьев, я мог убедиться, что несходство с обычными городами было очень велико. Прежде всего поражало большое количество аэропланов, которые то и дело проплывали над улицей. Некоторые из них опускались на крыши домов или поднимались с них. В воздухе носились летающие люди, то взмахивая своими длинными крыльями, то паря, как громадные ястребы.
