Юрий Хабибулин - Рассказы
Василь Васильич
Эта история случилась много лет назад, где-то в середине девяностых прошлого столетия, но я до сих пор помню все детали происшедшего так, как будто это было только вчера…
Я медленно брёл вниз по улице, мимо непрерывной стены витрин магазинов, агентств и каких-то учреждений, надеясь отыскать для себя по пути удобную скамеечку где-нибудь в тенёчке, желательно рядом с какой-нибудь продуктовой торговой точкой. Попить холодной водички и побаловать себя чем-нибудь вкусненьким.
На сером асфальте паутинками разбегались мелкие трещины. Он плавился от зноя, жёг ноги сквозь тонкие подошвы летних туфель. От горячего сухого воздуха горло склеивалось, а мокрая от пота рубашка липла к спине. Прямо не центр России, а какой-нибудь Рио-де-Жанейро, да и только.
За краем очередного здания обнаружилась небольшая площадка, на которой прямо на улице, под большими разноцветными тентами-зонтиками стояло несколько белых пластмассовых столиков со стульями.
Летнее кафе-мороженое.
Кроме мороженого, вроде, есть что-то ещё. Под зонтиками тенёчек. Это как раз то, что требуется!
Тут вполне можно оккупировать подходящий свободный столик, заказать мороженого и холодной газировки, и просидеть хоть до вечера. Да и цены здесь кусаться не должны.
Я выбрал себе местечко, с удовольствием опустился на жёсткий пластиковый стул и подозвал официантку — девушку с кукольным личиком, в белом кружевном передничке поверх зелёного сарафанчика. Волосы у неё были цвета спелой пшеницы и заплетены косой. А на них очень эффектно смотрелся накрахмаленный кокошник, вызывая из памяти затёртый временем образ сказочной русской красавицы — Василисы Прекрасной.
Заказ был выполнен быстро.
Спустя три минуты пришло блаженство в виде растекающегося по телу холода от первых ложечек растаявшего во рту бесподобного пломбира с вишнёвым вареньем и орехами — материализацией недавних мечтаний.
Двести граммов наслаждения удалось растянуть на десять минут. Ещё десять минут ушло на смакование оставшихся приятных ощущений. Потом они начали потихоньку испаряться из организма вместе с прохладой, принесённой съеденным мороженым. Жара и сухость вокруг брали своё.
Пришла очередь бутылки с холодной минералкой, которую я стал потягивать из стакана маленькими скупыми глоточками, стараясь растянуть удовольствие подольше. Время от времени косился на соседей, расположившихся за соседними столиками, и на симпатичную официантку. Когда она принимала заказ, я разглядел её получше. Что-то было в ней такое, что сразу привлекло моё внимание. Во-первых, она пахла сиренью, а это мои любимые цветы. Во-вторых, запали в душу чудесная обаятельная улыбка, загадочные и тёплые карие глаза, маленькие красивые пальчики и какая-то детская незащищённость во всём её облике. Может быть, она была близорукой, и почему-то не хотела носить очки, считала, что они ей не идут? Не знаю…
Девушка мне с первого же взгляда очень понравилась и я немедленно начал придумывать предлог, чтобы с ней познакомиться.
Мозги от перегрева работали вяло и, кроме избитых банальностей, ничего путного не выдавали. Я решил не торопиться. Время ещё есть, ещё не вечер. Подъехать по-простому, по-гусарски, всегда успею.
Прохожих на улице было мало, движение тоже не очень оживлённым, не как в рабочие дни — в основном, ездили по расписанию только автобусы и троллейбусы.
Было скучно, не хотелось ничего делать, ни о чём думать, даже шевелиться и менять позу и то не хотелось.
Соседей было немного. За прошедшие полчаса никто не ушёл, все посетители этого оазиса со смешной вывеской 'Кафе ВЕСЁЛЫЙ ПИНГВИН — холодное пиво с мороженым и сосисками' умиротворённо сидели за своими столиками, явно следуя известной поговорке — от добра — добра не ищут.
Добро — здесь это тень, отдых в расслабленном состоянии и всё то, что указано на вывеске, доступное внутри этого импровизированного островка покоя и относительного комфорта.
А зло — оно караулило снаружи. В виде всепроникающего зноя, опасностей большого города и кучи бытовых проблем, имеющихся обычно у каждого взрослого гражданина и съедающих массу времени и здоровья.
Вывеска над стойкой кафе неожиданно вызвала у меня яркую ассоциацию — здоровенного скривившегося пингвина, насосавшегося пива с мороженым. Несчастный одним крылышком придерживал бурчащий живот и озирался в поисках ближайшего отхожего места, а вторым крутил у виска, как бы говоря: 'Да разве ж можно такие вещи смешивать?'
Я откинулся на спинку стула и стал от нечего делать незаметно приглядываться к посетителям.
За столиком справа клевала носом полная бабулька в белом платке и светло-сиреневой кофточке. Бабулька держалась двумя руками за стоящую на коленях небольшую и изрядно поношенную коричневую сумку.
Рядом, на стуле, ёрзал мальчуган лет пяти-семи в коротких чёрных штанишках, зелёной маечке и коричневых сандаликах на босу ногу. На голове у мальчишки белела, съехавшая на затылок, панамка. Мороженое он давно съел, даже вылизал досуха вазочку, допил бутылку лимонада и, позёвывая, листал, видно, уже поднадоевшую ему детскую книжку с картинками. Часто озирался по сторонам в поисках каких-нибудь развлечений.
Может быть, он постарался бы улизнуть из-за стола и поковыряться в земле у ствола ближайшего каштана, где валялись разноцветные жестяные крышки из-под бутылок, туда-сюда сновали муравьи, красными капельками виднелись на коре божьи коровки, а на ветках повыше прятались и щебетали воробьи. Там было явно интереснее, чем сидеть за столом.
Но бабка не спала. Периодически она вскидывала голову и, щуря сонные подслеповатые глаза, убеждалась, что вверенный ей ребёнок на месте. После чего продолжала борьбу с полуденной дремотой.
Чуть дальше бабульки с ребёнком, за соседним столиком, лицом ко мне сидел мужчина лет пятидесяти. Перед ним стояла тарелка с недоеденной сосиской и штук пять бутылок с холодным запотевшим пивом. Столько же, уже пустых, валялось под столиком.
Мужчина был крупным, с выдающимся пивным животиком и весом килограммов за сто. На нём была белая хлопчатобумажная рубашка в крупную синюю клетку, с короткими рукавами. Слегка потёртые джинсы цвета морской волны сидели на мужчине не в обтяжку, как любит одеваться молодёжь, а слегка мешковато, но так было, наверное, удобнее и практичнее, тем более, в жару.
Свободная одежда в значительной степени скрадывала недостатки фигуры толстяка и даже несколько молодила его, а добродушная физиономия и нос картошкой придавали некоторое сходство с артистом, которого я видел в роли 'дяди Феди' в кинокомедии 'Операция Ы'. На этот образ работали и полные, отвислые, как оладьи, губы на вспотевшем лице толстяка и батарея бутылок 'Жигулевского' на столе.
