Дмитрий Стрешнев - Профессор, поправьте очки!
– -Очень просто,-пояснил Илья Ильич.-Уволю за халатность.
Тут Чикильдеев уже на самом деле стукнулся затылком о бездушное стекло телефонной будки. Горькая обида оформилась в слова:
– -Ни фига себе пельмени! Это у вас называется: прикрыть?
– -Оно во всем мире так называется,-сказал Илья Ильич.-Завтра я тебя уволю, а через месяц возьму обратно. Уволю без выходного пособия, разумеется.
– -Меня нельзя сейчас увольнять!-глупо и безрассудно закричал Сева.-Я с девушкой только что познакомился!
– -Желания начальства надо уважать,-назидательно сказала трубка, и разговор прекратился.
Когда Чикильдеев снова вылез наконец из авто возле Дома Искусств, события ушли уже достаточно далеко.
Выставка, разумеется, была закрыта для посещения, Севе пришлось пройти сквозь небольшое стадо возмущенной публики. В зале уже крутилось телевидение – наверняка какое-нибудь пошлое "Времечко". Сева с ходу прекратил это безобразие, сказав вертлявому с камерой в наглые журналистские глаза:
– -Прекратите снимать и покиньте помещение.
– -Мне разрешила администрация Дома. Это для истории,-заерепенился было тот, но Сева разъяснил:
– -Здесь я руковожу историей.
Дальше поджидал Забиженский, который сразу же побежал следом, возбужденно сообщая:
– -Спичкис просил вас зайти, грозился, что выставку закроет… Уже начали составлять… акт!-при последнем слове зубы Геннадия Александровича щелкнули.
Только теперь Чикильдеев понял мудрость Ильи Ильича. Человек, уволенный с завтрашнего дня, мог себе позволить всё. От ощущения свободы у Севы даже закружилась голова. Остановившись, он с наслаждением произнес торжественным голосом:
– -Скажите ему: пусть положит этот акт себе в постель.
– -Боюсь, Арнольд Карпович не оценит юмора,-шепотом сказал Забиженский.
– -Тогда объясните ему: когда у человека нет чувства юмора – это просто смешно!
Забиженский в задумчивости отстал. Верхним чутьем он уловил, что с обычно обтекаемым, как акулий плавник, исполнительным директором "Экспошарма" что-то не так. Геннадий Александрович не исключал в том числе, вероятность того, что из-за произошедших неприятностей Чикильдеев слегка тронулся умом, а сумасшедших Забиженский не любил. Сумасшествие часто толкает на поиски справедливости, что, как известно, является самым гибельным занятием на свете как для искателей, так и для окружающих.
На стенде "Тьмы веков" толпились характерные фигуры в светлых и темных пиджаках с огромными плечами, у каждого грудь выпирала вперед, как у жареного гуся. В горле у Чикильдеева сразу запершило от запаха укрытой под полой кожаной кобуры.
Пострадавший антиквар Шалтай что-то объяснял, один из объемистых пиджаков записывал. Прочие антиквары, словно коты, бродили вокруг, настроив уши и переговариваясь голосами, шуршащими не громче десятирублевых банкнот. Увидев Чикильдеева, некоторые направились к нему, но не успели ничего ни спросить, ни сказать. Уволенный завтра Сева зачем-то упер кулак в бедро и провозгласил развязно и громко:
– -Кто здесь старший?
Объемистые пиджаки повернули головы и посмотрели на говорящего с невозмутимостью крокодилов.
В этот момент появился ранее незамеченный Сковородный.
– -А!-сказал Чикильдеев всё тем же развязным голосом.-С вас два литра крови!
Сковородный, состроив лицо умной обезьяны, остановился напротив.
– -Никакой крови! На плане, приложенном к контракту, дверь не обозначена!
– -Какая дверь?
Уже произнеся это слово, Чикильдеев осекся. В память вдруг въехала рыжая занавеска и буквы:
П . ЖАР . . Й ВЫХ . .
Утер ему Сковородный не только нос, но, пожалуй, даже и рот. Тем не менее, сдаваться было рано, и Сева выдвинул веский контраргумент:
– -Что вы тут базарите? Не у Пронькиных на даче! Сейчас будем разбираться.
От мужчин в объемистых пиджаках отделился один – в костюме лимонного цвета и белых кроссовках.
– -В чем дело? Чем могу помочь?-спросил он голосом, в котором слышался скрип портупеи.
Сева неприязненно посмотрел на нос обладателя лимонного костюма, подозрительно похожий на сломанный.
– -Если можете, помогите деньгами,-сказал он неожиданным для себя самого развязным голосом.
Черт возьми, что за дела! Неужели достаточно сообщить воспитанному администратору, что он завтра уволен, чтобы уже сегодня он превратился в наглого завсегдатая пельменной-закусочной!
– -И… извините,-тут же забормотал Сева, словно школьник, налетевший в коридоре на завуча.-Случайно вырвалось… Вообще-то я представитель фирмы. А вы, догадываюсь, из этих…
– -Из этих,-согласился человек в лимонном костюме.-Следователь Роман Степанович Зашибец.
– -Понятно. Наш генеральный задерживается и поручил мне разобраться.
Зашибец посмотрел на него с милицейской усмешечкой.
– -Ваш приказ выполнен до приказа.
– -То есть?-не понял Сева казенного юмора.
– -То есть: похищенный предмет установлен, путь совершения похищения ясен, осталось лишь оценить похищенное и подписать протокол.
Севе не очень понравилось слово "подписать". Слово же "оценить" вызвало у него внутренний протест.
– -И кто же будет оценивать? Вы?
– -Наше дело ловить и хватать. Оценивать будет специалист. Научный сотрудник.
Чикильдеев насторожился.
– -Какой еще научный сотрудник?
– -Пойдемте, поговорим обо всем в уютной обстановке,-предложил Зашибец.
Видя, что исполнительного директора куда-то повели и не исключено, что – не успеешь глазом моргнуть – увезут в "воронке", антиквары заволновались.
– -Господин Чикильдеев! А как же выставка? Откроют сегодня?
– -Разумеется, господа!-отозвался Сева, подтвердив истинность своих слов величавым жестом.-Как только уладим наше небольшое недоразумение.
– -Может быть вы соблаговолите согласовать со мной шкалу оценки недоразумения?-раздался в этот момент хорошо знакомый голос.
Перед глазами у Севы пролетело контрабандное слово Abibas и тускло сверкнул огромный сапфир, хотя Шалтай был во вчерашнем невзрачном костюме с галстуком и без перстня. Тут же внутри привычно сработал отлаженный механизм, и Чикильдеев проникновенно сказал:
– -Я вам искренне сочувствую, Петр Кирсанович.
– -Это я вам сочувствую,-сказал Шалтай очень неприятным голосом. Он смотрел на Чикильдеева, как африканский вождь смотрит на белого музунгу в раздумьях, под каким соусом приказать подать его на обед. – А ведь я высказывал вам свои сомнения относительно двери.
– - Сначала надо разобраться, причем тут дверь,-ушел Чикильдеев в оборону.
– -Уже разобрались,-сказал Роман Степанович Зашибец.
