Вольдемар Грилелави - Сайт двойников
— Так наши еще дороже. Ты здесь слегка неправ, — ответил, прикуривая от его зажигалки, Сергей. — Они немного дешевле отечественных, но благородные и слабенькие.
— Но деньги где берет на них, паршивец? Ладно, давай поговорим о деле. Слетаем?
— А что там у тебя за вещички? Мне ведь с заказчиком согласовать надо. Это же на полдня работы. Нужно выбрать свободное окно, или получить согласие начальника.
— Так просто? Так я с Самсоном договорюсь, он мне сроду не откажет. Лишь бы ты не возражал.
— И что там за груз? — спросил Сергей, зная воровскую натуру Валентина, поэтому и хотел уточнений.
— Мед, ягоды, грибы сушеные. Сестра там с мужем по полгода вахту несут. Пасеку держат, по лесу всякую снедь собирают. С весны еще шампиньонов и прочей дряни насушили.
— Так это для меня не проблема, раз Самсон заказывает, — обрадовался Сергей. — Если заказчик заказывает, так мне все равно, куда и что возить. Нам и особых с тобой договоров не нужно.
Шуршилин в этот рейс напросился сопровождающим. Он хотел на месте о меде договориться, о сотах и прополисе.
— Слушай, а запрещенного там ничего не окажется? Как бы нас Валентин не подставил, — опасливо спросил перед сном Виктор. — Мало ли чего они там, в горах насобирали.
— Успокойся, там ничего запрещенного не растет и не живет, — засмеялся Сергей. — А с Валентином нам дружить выгодно. Он хоть и лейтенант, но уже в милиции стал большим и связями оброс приличными. А мне с ним и за Маринку спокойней.
— Сергей, забери ее с собой, вот тогда и успокоишься, когда она все время под присмотром будет.
— Нет. Во-первых, жена не поймет и, скорее всего, будет возражать, а во-вторых, опять же двухнедельные разлуки. Ничего не выигрываем. То, на то и выходит.
Но ему конечно спокойней было бы, если бы Маринка жила в его доме в его городе и пол постоянным присмотром. Но, если раньше мучили сомнения, то теперь он уже понимал невозможность такого действия. Старался пропускать и отражать сплетни женщин и намеки мужчин по поводу некоего романа жены и Руслана, но все чаще стал замечать и за женой в ее поведение несвойственные поступки и выражения. Скорее всего, сплетни имеют основания. Но начать разговор не хватало сил, мысли и воображение душили и жгли сердце и печень.
"Баллада о вертолете"
Он маленький, немного беззащитный стоит в углу перрона, как мальчишка,
Привязанный, прикованный к бетону, чехол наброшен, как на грудь манишка.
Тебе, Ми-2, свой стих я посвящаю, с тобой о жизни речь я поведу.
Ведь это ты сковал меня цепями, как пленника ведешь на поводу.
А я хочу побыть с семьей немного, а я хочу с женой в кино сходить.
И лежа на диване помечтать с героем из новой повести, иль просто побродить.
Но не успеет утро загореться, как я плетусь к тебе опять навстречу
Жене, махнув рукою на прощание, и обещав вернуться скоро детям.
Семья не любит эти расставания, успели невзлюбить командировки.
И каждый раз, целуя на прощание, опять услышу я упреки горькие.
Порой тебя хочу я ненавидеть, порой люблю, как малое дитя.
И так порой хочу забыть, не видеть, провисшие, как плети лопасти.
Я молодой, я полный сил мужчина о пенсии мечтаю, как старик.
Дожить бы, долетать бы эти годы, скорее наступи счастливый миг.
Когда идешь с работы без опаски, когда инспектора не страшен тебе вид.
А я душой и телом наслаждаюсь, и сердце без причины не болит.
И вдруг от этого спокойствия и ласки глаза ожили, молодость вернулась.
Исчезли страхи, позабыты встряски, и солнце мило из-за тучки улыбнулось.
А если утром тучи и туманы, а если снег, аль дождь, как из ведра.
Так это мне до лампочки сегодня. Пилотом был я только лишь вчера.
Но вновь свистят движки, пронзая воздух, читаю карту, как молитву перед сном.
И вновь пески несутся мне навстречу, за горизонты и барханы пряча дом.
Туда, сюда летают всякие людишки. Устал от вида морд хмельных и пьяных.
А трезвому в песках лишь удавиться, или сойти с ума от изобилия барханов.
Лечу, а свист и гул стоит в ушах проклятый, глаза слипаются от серости и блеска.
Смотрю на календарь и дни считаю, когда ж закончатся мучения и стрессы.
Не стих, а слезы вышли на бумаге. И крик, и плач рука дрожа, писала.
И сказ мой говорится не губами. То правду горькую душа кричала.
3
— А я совсем не понимаю его гардероб, — смеясь, пытался убедить жену в своей правоте и верности выводов Сергей, сам понимая глупость и смехотворность спора.
— Почему? — удивлялась жена, стараясь соответствовать его настроению и ввязываясь в словесные баталии. — А, по-моему, все предельно просто, как хозяйственное мыло. Причем тут гардероб, когда от него ждут иных впечатлений. Дед Мороз так и должен выглядеть, как дед в тулупе, да еще в таком атрибуте, как зимние элементы с головы до пят. Самый натуральный зимний дед. А самое яркое определение статуса зимнего деда — борода. Ну, еще красный нос, чтобы рифмовалось. Не изображать же его в старой поношенной фуфайке со сморщенной стариковской физиономией.
— Вот ты совершенно не поняла саму идею. Я не заостряю внимание на его возрасте и соответствующих этому деталей. Плевать я хотел на морщины и цвет носа, — уже как-то немного азартно и серьезно пытался спорить Сергей. — Но в этом случае я даже простую телогрейку считаю излишней деталей. А тут еще и валенки с рукавицами полярников. Интересно даже спросить их надобность и потребность для него самого такого изобилия теплой одежды, в которой сам через минуту вспотеешь.
— Не понимаю твои необоснованные претензии к его гардеробу. Почему тебе не нравятся его одежонки. Глупо бы выглядел Дед Мороз в смокинге и при галстуке, — хихикала Галина.
— Причем тут фасон и мода. Он ведь символ зимнего сурового мороза, как сильного холода. И если внимательно припомнить факты его биографии, то обращает на себя внимание само предназначение такого явления, как главный атрибут зимы. Он абориген севера, его житель и представитель. И вот, попадая в более теплые края, он неожиданно наряжается в теплые меховые одеяния, словно сам же себя и боится. То есть, Мороз боится мороза. Само определение смехотворно. Он, спасаясь от холода, надевает шубу, валенки и теплые рукавицы. Они же кошмарно неудобны. Как только в них он справляется с мешком и подарками!
Жена скептически смотрела на мужа, сама не понимая, зачем вмешалась в этот глупый разговор-полемику. Он сам по себе был глуп и нелеп. Но она догадывалась, что этим ненужным спором отвлекает себя от более серьезного диалога. И сам Сергей, а это уже не просто казалось, но и была уверена, не догадывался, а и знал о ее состоянии. Галина была не на распутье, а в самом движении по иной траектории от семьи, от любви, от него — мужа. Им двоим эта ситуация, в которой они оказались волей некоего третьего, вмешавшегося в их размеренную и правильную жизнь, казалась нелепой и неправдоподобной, словно происходящей с неким посторонним.
