Мария Галина - Курортная зона
"...И его глаза без ресниц светились холодным светом".
Все наши неосознанные, невысказанные желания, все тайные и страшные надежды - все материализуется на экранах видиков, ускользает туда, как вода в воронку, и тем самым освобождает от своего присутствия. Жизнь сжата до голой сюжетной схемы, до действия, за мордобоем следует объяснение в любви, за объяснением - подвиг. Сверкают лазеры, автомобили таранят стекла витрин, крепнет мужская дружба. Я отождествляю себя вот с этой блондинкой - она так естественно борется с окружающим ее мировым злом и так закономерно вознаграждается счастьем в личной жизни! И мерцают по квартирам экраны, а за окном туман, ревет ревун, и листья с веток уже начинают облетать. Люди сбиваются в кучки перед телевизором, и обмениваются видеокассетами, и ходят в гости, а жизнь идет себе...
"Эксперт-вервульфовед отправляется в Трансильванию на поиски королевы оборотней, с которой он намеревается наконец свести счеты".
"Последняя жертва" - эротика с элементами ужаса".
Вообще-то все нормально. Уехал недавно в Америку главный городской киновед. Говорят, преподает в Гарварде. Бог его знает, где он там на самом деле преподает. Безразмерный какой-то этот Гарвард - уже человек пятьдесят уехали туда преподавать. И это - только из знакомых. Труднее стало хлебнуть свою порцию культуры.
Правда, в клубе политеха недавно "Восемь с половиной" крутили, так угораздило Ленку заснуть на сеансе. Проснулась под конец фильма у какой-то ракеты.
- Правда, здорово? - вздыхает Сонечка Чехова.
- Поток сознания, - осторожно ответила Ленка.
Машину поймали где-то к полуночи, поскольку Ленка засиделась. Сначала фильм смотрели, потом чай с коньяком пили. И с домашним печеньем. Потом спохватилась, стала собираться. Луговской вышел ее проводить. Остановили частника. Улицы пустые, фонари не горят, светофоры - тоже. Луговской подергал, как положено, за ручку передней дверцы, а она не открылась под его нетвердой рукой. Задняя, правда, открылась сразу. По пустынным улицам повез ее водитель, по совершенно пустым улицам. А на углу Пушкинской откуда-то вынырнула другая машина.
У Ленки хорошая реакция - во время удара пригнулась и закрыла голову руками. Она сидела на заднем сиденье и осталась в живых. Одна-единственная. Все лицо в мелких порезах. Провела рукой - пальцы заблестели, как лаковые. А так - ничего. Вылезла из машины и уселась на бордюрчик. Вспомнила, что оставила в машине сумочку. Вернулась, забрала сумочку и опять села. Пока "скорая" не приехала, так и сидела. Ее кто-то из соседних домов вызвал. Но ни тем, ни Ленке "скорая" была не нужна. Приехавшие гаишники поздравили ее со вторым рождением и довезли до дома. Родители уже на ушах стояли. Потом стекла себе из глаз вынимала. Такой вот терминатор.
А время идет, и нет ни щелочки, ни дверного глазка, чтобы заглянуть на ту сторону. Мартин умер. Лиза умерла. Вульфы уехали. Лолка родила толстую девочку, похожую на Ельцина, только лысую, и катает ее в коляске по Приморскому бульвару взад-вперед. Наш клуб "Эрудит" победил на "Брэйн-ринге" клуб из города Мурома. И, кстати, с большим перевесом. Про нашего барда КСП вышла статья в "Комсомолке". С фотографией. А Колю Губермана рассекретили. Он выдумал какому-то автору для фантастического боевика такую пластиковую бомбу, что после того как рассказ попал на редакционный стол, автор попал в одно место. Не туда, куда вы подумали, а туда, куда вы подумали. Тут и выяснилось, что такое авторское право. Для Коли Губермана, во всяком случае. Но все обошлось. Просто он немножко подумал - и сделал неправильную бомбу, тихую. Которая никогда не взорвется. Эту самую бомбу и опубликовали.
Хосе Мурильо утонул в порту,
Хосе Хромой - смотритель маяка,
Хуан Фернандес умер от ножа,
Диего Вальдес - лесоруб,
Он лиственницы вековые валит
На Зондских островах...
А тут недавно звонил Луговской и сказал, что уже закончили снимать "Терминатор-2".
О БРЕННОСТИ ВСЕГО СУЩЕГО
- Лена! - раздается отчаянный оклик с другой стороны улицы. - Лена!
Ленка, пересекая брусчатку, движется по направлению к горсаду. У зеленого льва стоит Евдокия Арнольдовна Погориллер и машет ей рукой.
Ага, думает Ленка, что-то будет...
Хрупкая и вдохновенная мадам Погориллер опекает Дом ученых. Опекает почти бескорыстно, потому что любит искусство. С одной стороны, отношения между наукой и искусством сложные и какие-то запутанные, с другой - кто, кроме ученых, будет ходить на всяких заезжих бардов, скажем? Не местные же барды! А потому под крылышком Дома ученых процветают всяческие студии, в том числе и Ленкина, - ну, та, которую Ленка все еще посещает.
- Ты знаешь, что ты выступаешь через неделю? - спрашивает мадам Погориллер. - По обмену!
- По какому обмену? - пугается Ленка. Недавно прошла денежная реформа, и слово "обмен" приобрело какой-то нездоровый оттенок.
- Ну, наша студия дает трибуну в Доме ученых еще трем студиям. Я и подумала - пусть от наших кто-то выступит. У тебя стихи хоть понять можно.
Интересно, думает Ленка, стоит ли расценивать это как комплимент?
- И от них трое. Из университета один, одна из Дома медработников и еще кто-то, не помню откуда. Всего четыре, значит. Я уже и название для вечера подобрала - "Стихи по средам". Вечер-то в среду. По-моему, здорово, да?
- Ага, - вежливо соглашается Ленка, - главное, оригинально.
Но бесхитростная мадам Погориллер иронии не замечает.
- И мне так показалось, - говорит она. - Так ты плакат нарисуй к понедельнику. А фамилии я тебе дам в субботу. Как раз все соберемся и обсудим план выступления.
* * *
- Как вы себя чувствуете, дядя Муся? - бодро говорит Ленка.
Дядя Муся лежит на разобранной постели и грустно смотрит на нее.
- Спасибо, Леночка, - говорит он растерянно, - кажется, уже лучше.
Дело в том, что дяде Мусе повезло. Он оформлялся на выезд, и окажись то затемнение в легких туберкулезом, не видать ему Америки как своих ушей. Теперь-то путь в Америку был открыт - поезжай и болей там раком на здоровье. Но, пока он проходил обследование, ждал разрешения и продавал квартиру, умерла жена, уехал единственный сын с ненавистной невесткой и обожаемым внуком - такой умный мальчик, и не скажешь, что родился семимесячным, - а болезнь, раз поселившись, выедала изнутри плоть, оставляя лишь хрупкие кости. И вот на квартиру наконец нашелся покупатель, вызов пришел, и скоро он оторвется от земли и полетит в белом самолете над родным городом, над бывшим своим домом, где на стене пылает кармином надпись "I love you, Odessa", над еврейским кладбищем и синим загаженным морем в далекую, прекрасную страну, где он снова будет хорошо себя чувствовать и где в аэропорту имени покойного президента Кеннеди его будет встречать сын - бывший отличник и бывший комсорг, и внук, так похожий на покойную жену своими черешневыми глазами навыкате, и невестка, которая, отодвинутая на всю ширь Атлантического океана, кажется вполне приличной женщиной, и золотистая бархатная такса Джерри, пересекшая полмира в таком же белом самолете два года назад вместе с остальными членами семьи...
