Борис Анибал - Моряки Вселенной
Я не видел у марсиан страха перед нею и не знаю, жил ли когда среди них страх. Но я боялся за свою жизнь, ибо тогда еще носил в сердце надежду вернуться на Землю. Надежда тлеет во мне и по сей день. Если не я, то слова мои дойдут до людей. Я видел гибель Атлантиды и опустошение планеты Ор, смерть стояла рядом со мной и бежала от меня, я пережил великие разрушения и, пережив превосходящее меру человеческого страдания, верю — слова мои дойдут до моих братьев с прекрасной Земли!
Во всех городах великие маги Марса день и ночь искали снадобий против синей смерти. Они говорили: если бы первые корабли послали не на Венеру, а на Землю, марсиане были бы спасены. Старейший из магов, Хума, нашел необыкновенное снадобье, оно было подобно живой воде, но самого Хуму скосила синяя смерть, и тайну живой воды он унес в могилу.
После этого все пошло скоро. Небо опустело, редко пролетит в небе лодка, улицы городов затихли, двери жилищ и дворцов были раскрыты, оттуда исходили стоны жаждущих. Редко пройдет живой марсианин. Живых стало меньше, чем мертвых. Трупы не успевали сжигать, они валялись везде. Планета Ор была опустошена. Мои человеческие глаза видели нечеловеческое…
Вот я писал много дней и ночей, рассказал многое и не утаил ничего. Тускло горит мой светильник, и дрожит рука, и я один, и нет никого со мной. Силы оставляют меня, но я должен поведать все.
Когда уже почти никого не осталось в живых, взяв еды м питья и теплой одежды, я вылетел в лодке из Города Дождей. Летал далеко на все четыре стороны света, но везде видел смерть и запустение. Красный песок заносил трупы, однако они не гнили, а только сохли — таков воздух планеты Ор.
На севере, у водоема Оллу, я видел еще живых марсиан и подле причалил лодку. Иные сидели скорчившись и жадно глядели на воду, но пить не могли, ибо переполнили меру. Щеки их были сини, а сами они грязны и жалки. Иные лежали на краю водоема, погрузив в воду лицо, иные утонули, из воды торчали их ноги. Марсиане не ответили мне ни слова, не взяли пищи, а только просили пить, хотя вода была перед ними. Они умирали. Я вернулся в Город Дождей.
Так, когда умерли все, я остался одни на всей планете. Но железные рабы еще продолжали работать. В мертвых городах горел свет, в каналах бежала вода, изготовлялась одежда и пища. В то время из недр планеты выползли страшные насекомые с птичьими клювами, которых я прежде никогда не видел. По ночам они пожирают трупы и друг друга, но могут напасть и на меня. Я их боюсь.
Первым потух свет, и я, как делал то на Земле, налил масла в сосуд и приготовил себе светильник. Потом наточил свой кинжал — единственное, что сохранил от Атлантиды. Пять лет прошло с тех пор, голова моя стала белой; я все помню, но не могу вспоминать того, что видел. Так, когда все умерли, я остался один. Потом остановились железные рабы, вода и каналах иссякла, озера и водоемы покрылись илом, их заносил песок. Настала великая тишина. В нижнем городе всегда темно и страшно. Я поселился наверху, под башней, в чертоге девяти планет. Бог времени охраняет мое жилище, изображение земного шара и Атлантиды на нем — перед моими глазами. Днем брожу по пескам, вечером всхожу на башню и снова смотрю в трубу на далекую Землю, но мне не суждено ходить по зеленым травам, дышать ее воздухом и обнять моих братьев. Я навсегда один, и нет со мной Риам. Теперь она была бы седая, но я вижу ее юной, в белой тунике, с орихалковым обручем на лбу, как в ту последнюю ночь, когда мы стояли на берегу канала царя Ниата и в небе горела звезда, подобная огненному мечу.
За Городом Дождей, у статуи Времени, я набрел на труп марсианина в летающей лодке. Я повернул его лицом к себе, узнал Сумару и заплакал и засыпал его песком. Как погиб Аскоска, того не знаю. Пять кораблей, на которых мы собирались лететь, стоят на верфях. Они разрушаются. Давно поднимался я на те корабли, но не знал, как привести их в движение. Лодка моя перестала летать.
Вчера убил двух клювоносных. Они содрали мне кожу на груди и поранили руку. Силы возвращаются плохо. Когда почувствую приближение смерти, запру двери, заложу их теми ложами, на которых читали свои свитки марсиане. Сделаю это затем, чтобы клювоносные не могли досягнуть до моего тела, хотя и бесчувственного. Чертог девяти планет будет моей гробницей…
Глава седьмая
ЗЕМЛЯ!
Молодой моряк вселенной
Мира древний дровосек,
Неуклонный, неизменный,
Будь прославлен, человек!
Валерий БрюсовМалютин кончил чтение манускрипта, но Лунин и Кедров с ожиданием смотрели на него, как будто повествование должно было продолжаться дальше. Оглянув своих спутников, Малютин нетерпеливо заметил:
— Почему вы молчите? На этом кончается манускрипт… — И он укоризненно посмотрел сквозь очки.
— Все? — очнувшись от раздумья, проговорил Лукин, но так, как будто он тому не верил.
Пятые сутки их корабль мчался в океане вселенной. Снова привычно постукивали его многочисленные механизмы, за иллюминаторами сверкала вечная ночь, тяжести не было, и все трое висели, покачиваясь на поручнях.
— Знаете, — сказал Лунин, придавая более удобное положение своему большому телу, — из всего, что мы нашли на Марсе, манускрипт — самое неожиданное. Впрочем, как сейчас оказывается, мы почти ничего и не видели: все погребено в песках, но ключ к загадкам Марса в наших руках.
— Ну, а Земля? — спросил Кедров. — Не ждет ли ее судьба Марса?
— Да, вот вопрос! — воскликнул Лукин.
— Марс — старший брат Земли, обе планеты в известной мере сходны, — сказал Малютин. — Каково же будущее Земли? Время, в течение которого Земля может оставаться убежищем жизни, измеряется интервалом порядка триллиона лет. А что такое триллион лет? Это приблизительно в пятьсот раз превышает весь предыдущий возраст Земли и в три миллиона раз — время, в течение которого на ней существует человеческий род. Как обитатели Земли мы живем в самом начале времен: мы только вступаем в бытие, и перед нами расстилается день невообразимой длины.
— Следовательно, — спросил Лукин, — с человеческой точки зрения, жизнь на Земле будет длиться почти вечно?
Малютин утвердительно кивнул лохматой головой.
— Хорошо, — сказал Кедров, — мы только начало, и перед нами все впереди. Но если так, то человечество в начале своего бытия стоит почти на одном уровне с марсианами, на уровне, которого они достигли лишь на закате своей планеты. Перед нами действительно необыкновенные возможности!
— Постойте! — сказал Лукин. — Развитие марсиан, очевидно, превосходило наше, но кое в чем человечество не уступает им уже сейчас. Взять хотя бы тот же звездолет. И, конечно, человечество найдет пути переселения на другие планеты задолго до того, как в этом переселении явится необходимость.
