Александр Карпенко - Гребцы галеры
Где ж уединиться? Таким нехитрым предметом, как постель, были мы не богаты. Ни мне тебя к себе домой позвать, ни наоборот - нам и в голову бы не пришло, знай даже твердо, что там никого из семьи не окажется.
А уж унижаться до того, чтоб просить у друзей ключ от квартиры... Брр-р! Слишком я дорожил тем, что приобрел. Лучше просто неспешная тихая прогулка - рука в руке, разговор вроде ни о чем, а в то же время о таком важном для нас, - чем торопливая случка в наполненном чужими вещами и запахами незнакомом месте. Не понимаю.
Зато были - лес, луг, река. Чаще отправлялись на реку-в одно и то же место. Так и звали его уже: "наш куст".
Куст гостеприимный - прикрывает от нескромного взгляда с противоположного берега, а после полудня протягивает нам прохладный язычок тени. Из-за близости воды в тени порой зябко - не беда, всегда можно отойти на пару шагов погреться на солнце. Тихо. Пусто. Спокойно. Никого - разве что изредка проплывет по реке лодка или протянется по небу ширококрылым крестом цапля.
Солнышко горячее, а ты белокожая. Чтобы не обгореть, надеваешь мою легкую летнюю рубашку. Выдавали когда-то на службе такие - я взял. Почти ею не пользовался, а вот теперь нашлось применение.
Выглядишь ты в ней потрясающе привлекательно и совсем иначе, чем я привык за долгие годы. Ничего общего с собранной, колючей, резковатой госпожой доктором - милая, уютная женщина. Такая желанная и близкая. Любимая...
С незапамятных времен имел я редкий талант - разворачивать свернувшихся в клубок, изготовившихся к обороне ежиков. Положу колючего на ладонь, поговорю с ним тихонько. Тот послушает, сперва чуть расслабится, подумает немного - и вот уже лежит в руках, раскрыв для моих поглаживаний и почесываний мягкий животик, пофыркивая и забавно шевеля подвижным черным носиком.
Ты всю жизнь прожила ощетиненной, ежистой, готовой защищаться от всего мира. Кто напугал тебя, моя хорошая? Мне - поверила. Развернулась, раскрылась безбоязненно. Спасибо за доверие, любимая. Постараюсь не обмануть его.
Прозвище прижилось. Так и зову с тех пор- "моя ежишка". Ты так часто мило удивляешься:
- Ну почему мне с тобой так хорошо?..
Что ж тут странного, любовь моя? Не закрывай глаза, когда я тебя целую, загляни в мои - все прочтешь в них. Ежишка, милая...
А голубая рубашка подолгу хранит твой запах. Я суеверно не стираю ее до следующего свидания. Вдруг не увидимся? Заскучаю - можно будет уткнуться в нее лицом и вспоминать...
Нет здесь со мной той рубашки. Дома осталась.
Кто-то, скрытый темнотой дворика, в подпитии забыв осторожность, терзает гитарные струны, швыряя в ночь злые слова своедельной песенки:
Было когда-то время,
Каждый из нас в нем жил,
Дома у нас были и семьи,
Город, где выросли, был.
Любили мы и мечтали
Молодо, горячо.
Все у нас отобрали,
У нас отобрали все.
Забросило в мир неслыханный,
В страшную круговерть,
Нету отсюда выхода,
Здесь свою встретим смерть.
Прежде грехи совершали
Ныне предъявлен счет.
Все у нас отобрали,
У нас отобрали все.
К своим машинам прикованы,
Пашем, словно в аду,
В мире чужом замурованы,
Чужую лечим беду.
Дома по нам отрыдали,
Там перестали нас ждать.
Все у нас отобрали.
Что еще отобрать?
Не прав парень. У стен тоже уши есть. Зажигаю спичку, прикуриваю.
- О боже! Скорее прячьте выпивку!
- Что случилось?
- ПБ-девятнадцать на базе!
-А?
- Доктор Рат сейчас прибежит, все пиво вылакает!
Слабость моей маленькой начальницы к пиву общеизвестна. Злые языки утверждают, что она в состоянии стрескать этого напитка многократно больше, чем весит сама. Правда, эта страсть уравновешивается ее полным неприятием алкоголя в любой другой форме - от легкого вина до спирта.
- А я, между прочим, уже здесь! - возвещает Люси с высоты моего плеча, на котором она удобно расселась, щекоча хвостом мое ухо.
- О-о! Все пропало! - застонал все тот же насмешливый голос.
- Ну уж и пропало. До города сегодня всего восемь миль. Вполне можно за ещем сгонять.
Мне сунули в обе руки по откупоренной бутылке - для меня и для доктора, которая, милостиво разрешив не ходить в машину за ее личной мензуркой, встала на задние лапы, с натугой наклонила поставленную на скамейку бутылку и присосалась к горлышку.
Ну а мне уж сам бог велел следовать примеру начальства. Булькаем. Свежее. Вкусное.
Присел на лавочку Пихают гитарным грифом в бок:
- Играешь?
Тряхнуть нешто стариной? Взял инструмент, потеребил струны, подвернул один колок. О, теперь нормально. Что бы это мне такое... А, знаю. Хлопнул ладонью по деке, объявляю:
- "Гребец галеры".
Начало старой баллады народ воспринял прохладно, но помалу начали вслушиваться, примолкли. Подошли еще несколько человек, образовали круг. Не ахти какой я музыкант, но пережившие долгие годы слова сами заставляли себя слушать:
...Нет, галеры лучше нашей не бывало на морях,
И вперед галеру гнали наши руки в волдырях.
Как скотину, изнуряли нас трудом. Но в час гульбы
Брали мы в любви и драке все, что можно, от судьбы.
И блаженство вырывали под предсмертный хрип других
С той же силой, что ломали мы хребты валов морских.
Труд губил и женщин наших, и детей, и стариков,
За борт мы бросали мертвых, их избавив от оков.
Мы акулам их бросали, мы до одури гребли
И скорбеть не успевали, лишь завидовать могли...*
* Перевод Е. Дунаевской.
Звякнула последний раз струна. Разминаю уставшие пальцы. Сто лет гитары в руки не брал. Чей-то громкий шепот:
- Братцы, это ж про нас! Такое только кто-то из наших сочинить мог!
Рявкнул над головой динамик:
- Доктор Рат, Шура, Патрик. Девятнадцатая психбригада - на выезд!
Кладу тренькнувший жалобно инструмент на скамейку, подбираю и сажаю на плечо Люси, заодно допив ее пиво. Поворачиваюсь к двери, но чья-то рука в темноте удерживает меня за халат.
- Слышь, ты сам стихи написал?
- Да нет, Киплинг.
- Киплинг? Не слышал. Он кто - врач, фельдшер? Усмехнувшись про себя, отвечаю:
- Да нет, водитель вроде.
- С какой бригады?
- Он уже умер.
-Жаль. Классный, видать, парень был. Буду мимо кладбища проезжать отыщу могилку, выпью глоточек на помин души.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
- Нет, а почему это нам? И не говорите, что все равно без дела сидим. Во-он там, с краю, у вас на "неправильное поведение" вызов лежит. Что не его даете?
- Шура, не умничай. Что дали, на то и езжай.
- Вот и дайте профильный. А то взяли моду! Мы тебе что, инфекционная перевозка?
Павел Юрьевич возник из ниоткуда, посыпая пеплом бумажки, разложенные на диспетчерском столе.