Александр Шуваев - Книга Предтеч
Кажется, я придумал с "медленным" кристаллом и сегодня полдня мастерил кристаллизатор помощнее, - на полтора киловатта, а потом еще считал и делал кое-какую дополнительную оснастку. Когда я думаю о третьем варианте, все мысли разбредаются в стороны и теряются в какой-то серой пустоте, и "упереться в глухую стену" - кажется мне вполне подходящим сравнением. Тут нужно не мое даже воображение, а что-то совершенно непредставимое; мне остается только создать формальный аппарат, довести его до нужного уровня развития и дальше действовать в соответствии с правилами, а только потом попробовать дать физическую интерпретацию. Другого пути я, во всяком случае, не вижу, только вот долгая это ряда...
Боюсь, с Танюшей что-то не в порядке: она плохо спит уже вторую ночь подряд, кричит, а подойдешь - царапается.
VIII
Третий раз перечитал "Лезвие бритвы" - детскую, в сущности, книжонку, переполненную оптимизмом и верой в конечную победу добра, причем подразумевается, что автор знает, что такое добро и как оно будет выглядеть через двести лет хотя бы. Вообразите себе представления о добре каких-нибудь неандертальцев и примерьте их к себе... Сама по себе формулировочка "победа добра" двусмысленна уже сама по себе: а над кем, собственно говоря, победа? И с чьей точки зрения - добра? Это напоминает до отвращения однообразные у всех народов сказки, где эта самая победа приравнивается к убийству какого-нибудь злодея с преотвратной внешностью (это чтобы читатель проникся надлежащими в данном случае эмоциями) как-то: Дракона, Змея Горыныча, Кощея Бессмертного, Великана какого-нибудь, либо же Фильки Кривого или Меченого. Само собой разумеется, что после его весьма показательной, как правило, погибели все пойдет просто-таки великолепно, а ежели злодеев поистребить много, так и еще замечательнее. Как будто после смерти Кощея они перестанут хлестать водку, лупить жену, портить девок, халтурить, скучать от безысходной глупости, считать себя лучше других без всякого на то основания и всегда правым, вешать кошек и негров исключительно для собственного удовольствия, пытать ведьм, приносить в жертву младенцев, пороть собственных детей, бездельничать, и от извращенной взаимосвязи все изобретать и изобретать концлагеря, бомбы, душегубки и тому подобное. Но я о книге: один из центральных тезисов автор, на мой взгляд, поставил с ног на голову или, во всяком случае, не так оттенил: красота не есть принадлежность воспринимаемого а, скорее, единство того, на что смотрят, смотрящего и условий смотрения. Я сам был свидетелем, какими чудищами выглядят люди при некоторых особых условиях. И наоборот: утверждают, что даже самые страшные бабы начинают казаться красавицами к концу, например, длительных морских рейсов. Мы видим что-то красивым в том числе еще и потому только, что мы - это мы. Дикая свинья, мягко говоря, не кажется нам воплощенным изяществом, но это потому что мы не способны видеть ее глазами секача по осени. И точно таким же образом мы видим скверной пародией на человека самку шимпанзе. У нас были бы существенно другие критерии красоты, будь наше зрение инфракрасным или рентгеновским. Здесь существует полная аналогия с другими чувствами, особенно со вкусом; смертельно голодный человек найдет восхитительным то, что счел бы совершенно неприемлемым будучи не только сытым, но даже и умеренно проголодавшимся. Точка зрения на предмет в значительной мере определяет, как он выглядит. Я чувствую, что здесь есть что-то исключительно важное, но не могу покамест понять, что именно. Я, кажется, заместо этого понимания начинаю понимать алкоголиков и наркоманов: рассудок вопит - не тянись к рюмке, не трогай шприц! Но вселившийся в человека дьявол сам, без спросу у мудрого разума, тянет руку одержимого им тела. И я. Вчера подверг свои чувства беспощадному анализу, разложил их на составные части и окончательно убедил себя, что ничего такого и вовсе не существует. А поверх, для верности (ох, как это было умно!), решил выбросить из головы. Понятное дело, результат налицо: целый день, украдкой, когда она, - не дай бог! - не видит, бросал на нее взгляды. Точнее, - башка сама поворачивалась, а глаза сами собой скашивались куда не надо. Все, ни за что!!! Вот только самый последний разик гляну, - просто из холодного любопытства, - что она там делает, и окончательно пойму, насколько все это мне безразлично. Вот гляну, чтобы уж совсем-совсем убедиться в полном своем равнодушии и какая у меня сила воли... А теперь самый последний-распоследний разик... А посмотреть, правду говоря, есть на что: никогда бы не подумал, что так интересно подглядывать за самой обыкновенной девчонкой (Подглядывать - кажется не вполне подходящим словом, поскольку обыкновенно под этим подразумевают несколько другое, но с другой стороны, как по-другому сказать, если пристально наблюдаешь за человеком, а он этого вовсе не подозревает?), но и в самом деле никто так не движется, как это делает она. Никаких видимых усилий, никакой динамики, но вот она только что сидела - и уже стоит. Пере-текла, пере-струилась. Тело ее напоминает прозрачную реку в тени деревьев, когда кругом солнце, там так же играют, переходя одна в другую, почти невидимые струи. Она идет - ни единого лишнего движения, но и ни единой лишней неподвижности. Природе понадобился долгий путь, чтобы через живой таран носорога, прыгучую пружинистость оленей, хищную вкрадчивость тигра, суету обезьян, в итоге прийти к такому вот, что ни убавить, ни прибавить. Болтает ли с подругами: увлечена, а по лицу проходят тысячи оттенков выражения, и ни единого чрезмерного. Если тело ее я сравнивал с прихотливой игрой водяных струй, то лицо как блики на воде. То, что золотым узором переливалось на потолке в доме на берегу, солнечным утром. После уроков я брел сзади, непривычно чувствуя косность, недоделанность своего тела, и жадно смотрел, как она всего-навсего подбежала к трамваю и вскочила на подножку, - и тут у меня бухнуло, - по-другому не скажешь, - сердце. Почему? А я всего-навсего вдруг представил себе, как она должна танцевать, и впал в неожиданную панику. Кощунство - связывать Мушку и Великую Свинью, это чувство достаточно сильно, чтобы заглушить хрюканье днем, но ведь есть же еще и ночь. Проклятая ночь, когда обыкновенная простыня становится порой пеленой из негашеной извести, Пылающим Покровом из "Баллады Рэдингской тюрьмы". Ох, как скверно-то быть одержимым! А это явная одержимость, если даже невинная мысль о ее танце бросила меня в дрожь - в жар - в пот и вызвала легкий сердечный приступ. А дальше что будет? Кристалл мой растет, пожирая колоссальное количество энергии, и для меня приблизительно ясно, каким образом она в нем упаковывается. Если это действительно так, то некоторые эффекты Твердого Тела, которые обычно числятся по "разным ведомствам", на самом деле представляют собой разные стороны одного и того же, поэтому эффекты лазера и сверхпроводимости будут отменно сочетаться в одних и тех же молекулярных структурах. Посмотрим. В любом случае я сделаю несколько кристаллов (не спалить бы что-нибудь, да еще, не дай бог конечно, кто-нибудь заметит воровство электроэнергии), - это сколько же времени пахать кристаллизатору?
