Михаил Кривич - Женский портрет в три четверти
Могилевского не так легко смутить, но сейчас он был смущен крайне. Может быть, он не все понял из речи профессора, но сочетание слов "шедевр" со своим именем он осознал, тут можно не сомневаться.
- Это вы лишнее, профессор,- пробормотал Саша.- Тут все дело в камере, ну и, понятно, в объективе, и я снимаю на "кодак"... И еще немного опыта... того профессионализма, о котором вы говорили... всего понемногу...
Какую-то струну сэр Уильям в нем действительно задел. Могилевский единственный из редакционной команды, кто мог сказать нашему шефу всю правду в глаза не заикаясь. Как-то на планерке он заявил: "Если у нас демократия, как вы любите повторять, то перестаньте, когда кто-то выступает дольше, чем вам нравится, стучать карандашом по графину, или во время собственной речи поставьте по графину перед каждым из нас, карандаши мы принесем свои". Генерал чуть не проглотил свои узкие губы, и щеки у него втянулись так, что внутри, во рту, хлопнули одна о другую, но он промолчал - такие фоторепортеры, как Могилевский, на улице не валяются. Они вообще не валяются, они работают, вот в чем штука, поэтому их трудно смутить. Но можно.
Сэр Уильям покачал головой, отвергая с порога Сашины объяснения.
- Я снимаю камерами и объективами, поверьте, не хуже ваших. И пленку я тоже покупаю не в магазине... напротив Кремля... ГУМ, не так ли? - там ужасная пленка, я вас предостерегаю от нее, коллеги, отвратительная.- Это слово профессор проговорил с удовольствием по слогам.- Теперь об опыте. Судя по вашему возрасту, Александр, вы снимаете двадцать, ну, двадцать пять лет, я - вдвое дольше. Но так, как у вас, у меня не получается и не получится никогда!
Саша замахал руками, отгоняя от себя и заодно от нас страшную мысль о неполноценности профессора Бризкока как фотохудожника.
- Получится! Надо только знать несколько трюков, это чистое ремесло. Я покажу вам кое-что... от вас у меня нет секретов...
- Не теряйте времени, сэр,- перебил его Бризкок.- Ремеслом владеют и те несчастные, что фотографируют прохожих на улицах и дают им свои визитные карточки. Раздают сто карточек, а приходит один клиент, и знаете почему? Все о них известно заранее: эти парни обучены ремеслу, и не больше того. В них нет искры. Их картинки пусты. Они не способны сложить из кирпичиков прекрасное и вместо храма строят сарай. Не будем требовать от них невозможного.
Саша хотел что-то сказать, должно быть, в защиту своих незадачливых собратьев по ремеслу, но Бризкок жестом остановил его и продолжал:
- Чтобы сделать портрет, такой, например...- Он показал на снимок. Я помню его, он у нас в газете не прошел, и хорошо, что не прошел - немолодое женское лицо, косынка скрывает волосы, невидящие глаза, сомкнутые губы, но ни тени озлобления, ни намека на враждебность к тем людям и обстоятельствам, которые сделали ее долгую жизнь безрадостной. Сколько же, Господи, я видел таких лиц, не замечая их и не запоминая! - Чтобы создать такое,- продолжал профессор,- надо обладать четырьмя талантами. Четырьмя, не меньше. И не спорьте, господа.
Кандидат Кравчук достал из кармана гнусный зеленый блокнот с лакированной крышкой - точно такой же лежал в моей папке из псевдокрокодила - и казенную авторучку из того же конгрессовского набора. Он что, записывать будет? Потом, лет через тридцать, напишет мемуары "Мои встречи с коллегами - нобелевскими лауреатами", а зеленое чудище фирмы "Восход" сдаст в архив Академии наук в качестве документального свидетельства и символа эпохи.
"Хорошо, что таланта только четыре,- подумал я.- По минуте на талант и за стол".
Кот вылез из корзижи и потерся о мою ногу. Есть хочет, бедняга. И я бедняга. Все мы тут бедняги. Впрочем, не все. Тот, кто высказывает основополагающие теоретические7 истины и тот, кто регистрирует их для потомков, забывают о чувстве голода. Тот, кто спит, как Бернар,- тоже забывает. И кто слушает, развесив уши, как Могилевский. Выходит, только мы вдвоем с О'Бумбой настоящие, без скидок, стопроцентные круглые бедняги. Бодрствующие бедняги-практики с грубыми животными инстинктами.
- Первый талант,- Бризкок выбросил из сжатого кулака большой палец,видеть! Если Бог обделил Вас этим умением, никакое ремесло не спасет. Второй талант,- Бризкок разогнул указательный палец,- второй талант - не видеть! Да, господа, именно так, не видеть лишнего, наносного, случайного... Третий талант - предугадывать...
Сэр Уильям шел в хорошем темпе. Еще немного, и можно будет восстановить бутербродами угасающие физические силы. Профессор развивал свою идею, растопырив уже три пальца из четырех, Могилевский, не отрывая взгляда от профессорских пальцев, вслепую резал батон, кандидат черкал в блокноте, звери жили своей звериной жизнью, и вдруг что-то изменилось, все стали какими-то другими, все, кроме разве что Бризкока, который слишком глубоко был погружен в пучину своих рассуждений, чтобы замечать что-либо вокруг. О'Бумба выгнул спину, потянулся лениво и шагнул к двери, будто оттуда могло прийти к нему долгожданное угощение. Бернар приоткрыл глаза и поднял голову. Саша перевел взгляд с профессорских растопыренных пальцев на дверь и улыбнулся. Но самая странная перемена произошла с Кравчуком. Он закрыл блокнот, уронил авторучку, положил блокнот мимо кармана и, шаря обеими руками по полу в поисках утраченных канцпринадлежностей, смотрел отчего-то не вниз, а прямо перед собой, как спринтер на старте. Мне хотелось крикнуть ему "марш!", но боюсь, он и впрямь сорвался бы с места, обгоняя О'Бумбу.
Я мог поклясться, что в эту минуту в комнату входила женщина.
Для этого не надо быть провидцем, не надо даже подглядывать краешком глаза. Девять мужчин из десяти определят безошибочно, стоя спиной к двери, появление женщины, мало того - не оборачиваясь, они, девять из десяти, скажут, хороша ли она.
Ладно, Бризкок в возрасте, Могилевский у нас не по этой части, но Кравчук, оказывается, малый не промах. Свою запоздалую реакцию могу объяснить только некоторым отупением от голода.
Наш драгоценный кандидат оставил наконец поиски блокнота и ручки, оторвался от стула и шагнул вперед: спринтер ушел со старта, но не успел еще выпрямиться и набрать скорость. То была не любовь с первого взгляда, вы мне поверьте, уж я-то знаю, что такое любовь с первого взгляда, тут меня не сбить, нет, я и сегодня так себе говорю, не любовь, но ошеломление, шок, даже какой-то испуг, хотя, признаться, не понимаю - с чего Кравчуку так пугаться.
Бризкок осекся на полуслове, заметив наконец странные телодвижения кандидата, обернулся к двери, недоуменно проследил, как О'Бумба, задрав хвост, трется о чьи-то ноги,- могу поклясться, очень красивые ноги! - поднял глаза выше и произнес: "О!" "О!" - сказал и я, впрочем, с другой интонацией. "О!" - повторил Могилевский, почти без всякой интонации, однако достаточно приветливо. "О-о-о!" - просипел немногословный Бернар и поднялся с пола, выказывая уважение к посетительнице. "Мэу",- вымолвил О'Бумба.
