Дмитрий Шмелев - Темпус
Трезвон и не подумал умолкнуть — наоборот, увеличил частоту, очередями трелей вгрызаясь в мозг. Пришлось открывать. Мой укоризненный взгляд не произвел на Макса никакого впечатления, равно как и палец, указывающий на часы.
— Потом пожуришь, потом. — засуетился он, пытаясь бочком протиснуться на кухню. — Знаю что рано.
— Кого взяли-то?
— Тех самых, что под руководством той сволочи работали.
— Депутата?
— Агась. На суде-то его оправдали, но если эти расколются — точно прищучим. Да и информация о той девке в гробу должна выплыть — они же ее похищали, а не кто-то другой. И вообще — одевайся давай поживей, а то самое интересное пропустим.
— Мм?
— Инквизитор допрашивать будет. — хитро прищурился напарник.
Да уж, на это и впрямь стоило посмотреть. С этим кадром — точно расколются, к гадалке не ходи. Инквизитор, в миру — Алексей, он же — брат Алексий, пришел в нашу контору… из монастыря. Естественно, первое время шутки не смолкали, но лишь до тех пор, пока наружу не вылезла истинная сущность новичка. В одиночку укатать банду из двадцати трех отморозков — дело, достойное уважения. Сам выследил, подловил, обезвредил и допросил, вызнав всю подноготную. Где и при каких условиях Боевой Батюшка приобрел свои навыки — так и осталось загадкой. В средствах допроса Алексий, мягко говоря… не стеснялся, осеняя пленников оплеухами пудового кулака едва ли не чаще, чем словом божьим. Благодаря такому нестандартному подходу допросы выходили на заглядение быстрыми и результативными — раскалывались все до единого. После того, как Алекс буквально за пару часов сломал серийного маньяка, имевшего очень и очень высоких покровителей, за ним плотно закрепилась соответствующая кличка — Инквизитор.
— Ладно, одеваюсь. — вздохнул я. — И не трожь салат, сволочь.
— Какой салат? — кристально честным голосом отозвался Макс с кухни. — Ничего не знаю.
Следом раздалось подозрительное шуршание.
Глава 7. Не у всех бывает "кофе в постель"
Холодно. Жестко. Больно. Что со мной?
— Что с ним? — раздался приглушенный голос неподалеку.
— Да какая разница? — равнодушно бросили в ответ. — Пусть валяется. Бомж какой-то. К утру не очухается — в перегонку отправится. Сам знаешь — конвеер поползет и… чвяк его.
Нет. Не хочу чвяк. Очень.
И вообще — сам ты бомж! А я… Упс. Даже имя не могу вспомнить. Что это за конвеер? И запахи — мерзкие и вонючие. Как на свалку попал. Надо выбираться. А то чвяк.
Сил не было даже на то, чтобы поднять руку, но я все же смог превозмочь дурноту и рывком приподняться. Увы. Тело слушаться отказалось категорично, и мгновенно упало обратно навзничь, будто поломанная кукла. Больно. И холодно. На камнях что-ли лежу?
— Смотри-ка! Очухался!
— Воды… — просипел я пересохшим горлом. Звук получился премерзким, шипящим.
— И охота тебе со всякой алкашней возиться… — пренебрежительно фыркнули справа.
В тот же момент чьи-то крепкие руки обхватили меня за плечи и приподняли, аккуратно придерживая.
— Не оставь нуждающегося в беде, Глеб. — спокойно сказали над ухом. — Так сказано в писании.
— А про то, что он блохастый и заразный — в писании не сказано? — ехидно раздалось в ответ.
— Ты как, бродяга? — спросили уже меня. — Живой?
— Нет. — прохрипел я и тут же закашлялся. — Воды…
— Глеб, подай. — попросил мой спаситель. — И заканчивай вредничать.
Глеб хмыкнул, но просьбу выполнил. В зубы тыкнулось что-то железное, до крови раскроив рану на губе. Я лишь зашипел от боли — на большее не оставалось сил, и принялся жадно глотать живительную влагу. Вода была прохладной и чуть солоноватой от крови, но все же чертовски вкусной. Последний глоток выпивать не стал — выплюнул на руки и растер по лицу. Не кожа, а корка. Вместо лица — сплошные раны, наполовину затянувшиеся… Сколько же пролежал без сознания?
Незнакомец, увидев, что я творю, сочувственно вздохнул и полил еще немного. Попытка протереть глаза успеха не принесла — слишком сильно прилипла к ним грязь. Грязь? Скорее — запекшаяся кровь… Господи, как же я наверное выгляжу…
После умывания в голове немного прояснилось — наконец-то смог продрать глаза и оглядеться. Надо же — и вправду свалка. Хотя нет, над головой — крыша. Скорее — мусороперерабатывающий завод. Теперь понятно, что за "чвяк" меня ожидал. Как я здесь очутился, черт подери?!
Нет бы проснуться дома, в мягкой кроватке, да с голой девочкой под бочком. Или даже больше, как в голливудском штампе: с чашечкой кофе в постель. Но нет… Лежу на куче мусора, разбитый и вонючий. Хорошо хоть, что людей нашел, вернее — они меня нашли. Сам бы точно не выполз, силы почти на нуле. Крепко же меня зацепило… За плечи придерживает бородатый детина, неподалеку стоит еще один. Обходчики? Сторожа? Повезло, однако — в этой куче помоев могли и не заметить.
Так что же вчера было? Память медленно, но верно возвращалась. Макса помню — приперся ни свет ни заря. Контору помню — доклад Инвизитора наблюдали. Потом… Кажется, лабы. Гм. За ким хреном туда поперлись? А! Точно! В сорок седьмую пошли, проект проверять, то самое супер-полезное открытие. Потом… Кажется, вызвался добровольцем. Машу ж вать. Неужели я был настолько туп? Нет, тут что-то другое. Ч-черт, как же трещит балава.
— Из Ф-С-Б — просипел я спасителю. — Выз-вай ско-рую.
Тот лишь понятливо кивнул и мотнул головой напарнику. Либо Глеба изумленно вытянулось — вот неожиданность. Видимо на бомжа я был похож много больше, нежели на сотрудника органов безопасности. Не бойся, Глебушка — не оттудова мы, это прикрытие. Незачем тебе знать. Повыше стоим, да посекретнее сидим, более важными делами занимаясь.
Итак… сорок седьмая лаборатория. Что же они там разрабатывали? Хоть убей — не помню. Наверняка что-то достойное — иначе бы в жизни не сунулся. Очень и очень достойное и полезное — рисковать здоровьем по пустякам я абсолютно не привык. Неужели телепорт? Тогда понятно, как на свалке очутился. Не сдержавшись, я испуганно ощупал себя: руки на месте, ноги на месте, голова вроде бы тоже. По частям не перенесло — уже хорошо. Пожалуй, нет, тут что-то другое. Что-то намного более ценное, за что моя внутренняя жаба уцепилась обеими лапами, заставив выступить в качестве испытуемого. Что-то…
Но что?
Город N, парой часов позже.
— Н…н трсит-е пжлста! — промямлил я, безвольной тушкой дрыгаясь на носилках. — Не дрва н-се-те!
Тряска немного поубавилась, а над ухом раздался знакомый до боли голос.
