Пол Андерсон - Зима над миром
— Посмотрим, — сказал он наконец. — Считай, что ты мой гость… Однако тебе не разрешается покидать этот дом без спроса и сопровождения. Ты понял? Мы поговорим обо всем позже и начнем сегодня же за ужином, который будет через час. Секор, — обратился он к стражнику, — отведи Джоссерека в мою ванную. А ты, Аранно, найди… м-м… Ори и пошли её туда прислуживать. И пусть кто-нибудь принесет чистую одежду и все, что требуется, в Ламантинову комнату.
— Ты очень добр, мой господин, — сказал Джоссерек.
— Может быть, — хмыкнул Касиру. — Все будет зависеть от тебя.
(Мертвец в Логовищах — всего лишь пища для бродячих собак. Утром, по дороге с причала, я видел голого малыша, играющего на улице. Он катал человеческий череп.)
Секор, сделавшись очень приветливым, повел чужеземца по обшитым дубом коридорам. В ванной уже поднимался пар от двух углублений в полу. Ори оказалась молодой и красивой. Когда Джоссерек погрузился в первую ванну, она скинула собственный легкий наряд, дочиста отскребла гостя, ловко побрила, сделала ему маникюр и пела, пока он отдыхал во второй, ароматической ванне. Увидев, как подействовали её заботы на Джоссерека, она не смутилась. Уже много времени прошло с тех пор, как их корабль отплыл из Эфлиса. Когда он вышел и она стала его вытирать, его руки сами нашли дорогу.
— Прошу вас, господин, — шепнула она. — Касиру не понравится, если вы опоздаете. Ночью я буду ждать вас в постели, если хотите.
— Еще бы не хотеть! — Джоссерек посмотрел сверху вниз на её стройную фигурку, почти детское лицо, обрамленное косами цвета воронова крыла, отпустил её и медленно спросил: — Ты рабыня?
— Я принадлежу к Сестрам Лилии.
— Что?
— Вы не расслышали, господин?
— Не забывай, я в городе чужой.
— Нас, нашу породу, разводят за красоту… давно уже… всегда. — Ори присела, чтобы вытереть ему ноги. — Я-то бракованная, — смиренно сказала она. — Агент Касиру купил меня по дешевке. Но я постараюсь вам угодить.
Джоссерек скорчил гримасу над её склоненной головой.
«Пора бы привыкнуть к рабству. Боги свидетели, я достаточно на него насмотрелся. Даже в Киллимарайхе, где хвалятся его отсутствием и своей свободой, не только содержат каторжные команды — от осужденных, в конце концов, тоже должна быть какая-то польза, — но и все порты кишат вербовщиками. — Он вздохнул. — К чему я не могу привыкнуть — так это к тому, как большинство рабов относятся к своему состоянию».
Ламантинова комната оказалась не столь претенциозной, как её название, — просто на одной из стен когда-то изобразили морскую корову. Здесь было все, что нужно. В шкафу висело несколько туник на выбор, к ним прилагался плащ и пара сандалий.
Джоссерек снял халат, в который закутала его Ори перед выходом из ванной — в Арваннете нагота была под запретом, это ещё более напоминало о низком положении девушки, и оделся. Все пришлось ему впору.
— Вы ожидали кого-нибудь моего роста? — засмеялся он.
— Мы иногда принимаем здесь рагидийцев, господин. Или северян. Ох!
Ори в растерянности закрыла рот рукой. Джоссерек промолчал, но его пульс забился сильнее.
В кошельке, прикрепленном к поясу из змеиной кожи, что-то позвякивало. Джоссерек посмотрел: монеты, свинец и бронза, с таинственными надписями паучьей арваннетской вязью. Судя по тому, что он слышал о здешних ценах, он мог бы прожить на эти деньги дней десять, если не слишком шиковать и если бы Касиру выпустил его, конечно. Что это, взятка? Нет, для взятки слишком мало. Это или знак доброй воли, или скрытое оскорбление. Не знаю, что именно. Мулвену следовало бы послать сюда человека, знающего этот народ. Хотя да — такого, который удовлетворял бы всем прочим требованиям, просто не нашлось.
Перед Джоссереком возник образ его начальника, Мулвена Роа, не киллимарайхца, а уроженца острова Ики близ экватора — эти островитяне все черные как смоль, с белоснежными волосами и часто желтоглазые, как Мулвен. Вспомнились разговоры с ним в Ичинге, где в открытые окна лился соленый летний воздух и где красные черепичные крыши круто сбегали с холма к заливу, а там стояли на якоре барки и далеко-далеко, в синеве играли два кита…
«Нет, грустить не надо. Ты не можешь себе этого позволить».
Гостеприимный хозяин прислал ему графин вина, сигареты — и с табаком, и с дурманным зельем, а также разные туалетные принадлежности, но ни ножа, ни ножниц, ни бритвы не было. (Ори сказала, что будет брить его сама.) Все шкатулки были деревянные — стекло или обожженная глина могли бы послужить оружием. Девушка, безусловно, ежедневно докладывает хозяину обо всем, что сказал или сделал гость. Джоссерек принимал это как должное. Если Касиру действительно тот, в ком он нуждается, и надежды Джоссерека оправдаются если цель его поисков будет достигнута в первый же день, тогда Касиру имеет право быть осторожным. Как, впрочем, и сам Джоссерек.
— Изволите пожаловать к столу, господин? — спросила Ори.
— Да, я голоден, как вон та тварь на стенке. Девушка проводила его до столовой и там оставила с многообещающей улыбкой. Фрески на стенах этой комнаты давно поблекли, и никто не отважился восстановить их. Стены между канделябрами просто завесили расшитыми драпировками. Мозаичный пол с изображениями павлинов и фламинго сохранил свою яркость — лишь в одном месте зияла брешь, замазанная красным раствором, и было выложено чье-то имя. Джоссерек догадался, что это след от побоища, возможно, многовековой давности, в котором погиб главарь Костоломов, и оставлен здесь в память о нем. Стол, накрытый на три персоны, блистал кружевом, хрусталем, фарфором и серебром. Освещение было ярким, в воздухе веяли вкусные ароматы, слуги бесшумно сновали вокруг — все мужчины, в темных туниках с кинжалами на поясе, безгласные и с каменными лицами. По черным окнам с шорохом струился дождь.
Вошел Касиру. Джоссерек поклонился ему.
— Ну-ну, — сказал арваннетянин. — Оказывается, под твоим диким обличьем скрывался совсем другой человек.
— И этот человек чувствует себя намного лучше, господин. Мы будем ужинать втроем?
— Ты же не хочешь, чтобы стража узнала, где ты находишься, Джоссерек Деррэн! Ты мог бы убить, лишь бы помешать этому, верно? И, надеюсь, поймешь, что другой наш гость — высокочтимый гость — требует такой же осторожности.
— Что мне сделать, чтобы ты поверил мне, господин?
— Вот это мы и постараемся выяснить. Потом вошла она, и кровь запела в Джоссереке. Она была на ладонь ниже его. В лесах южного Ованга он видел когда-то тигров, которые двигались с такой же грацией. Это крепкое тело определенно знало бег, верховую езду, плавание, охоту, борьбу и, конечно же, любовь. Широко поставленные раскосые глаза над невысокими скулами цветом напоминали зимнее море под солнцем. Падающие до плеч янтарные волосы были столь же безыскусны, как и простая, почти мужская туника. На каждом бедре у неё висело по ножу — один тяжелый, другой легкий. Джоссерек видел, что ими не раз пользовались.
