Андрей Егоров - Балансовая служба
Иван Васильевич поглядел на руки, скованные наручниками, и подумал, что легко мог бы освободиться. В двадцать лет он выбил большой палец, и, хотя травма прошла, при желании он мог сместить сустав и выдернуть руку из железного кольца.
Раньше Митрохин неоднократно заключал пари и на спор освобождался из наручников. Для него подобная операция не составляла труда, если, конечно, они не были сильно затянуты. Разумеется, об этом его умении службистам было неизвестно.
Банкир посмотрел на их крепкие, скуластые лица и решил попыток освободиться пока не предпринимать. Кто их знает, что им на ум придет. Говорят, при ФСБ имеется специальное подразделение, устраняющее неугодных. А ну как теперь он, Иван Васильевич Митрохин, сделался для власти лишним членом общества. Нет, лучше держаться с ними вежливо. Тогда, возможно, они разрешат воспользоваться услугами адвоката. Уж он-то его вытащит на свободу. Не таких, говорят, вытаскивал.
После ночи, проведенной в камере, на Митрохина нашла странная апатия. Он все больше погружался в себя. Первоначальная злоба сменилась крайним удивлением. Неужели это еще не все? Неужели теперь его осудят, отправят по этапу? И даже Генри Резник не поможет. Да не может этого быть!
Иван Васильевич вскочил и зашагал из угла в угол.
Нет, он этого так не оставит. Он выведет негодяев на чистую воду. Только бы выяснилось, откуда они взялись, что столько всего успели провернуть. Не иначе как его враг обретается где-нибудь в высших сферах. Как бы не возле самого президента. Нет, нет. О таком и подумать страшно. Но он и из такой ситуации выкарабкается. Если это кто-то из окружения, можно будет его убрать. Шума, конечно, будет – проблем не оберешься. Но разве есть у него другой выход? Теперь, когда он под столь жестким прессингом.
Щелкнул замок. Звякнули ключи. Железная дверь открылась. Два конвоира проводили Ивана Васильевича в кабинет следователя. Оставили стоять посередине. В дальнем углу, загроможденном горшками с неуместной зеленью, сидел человечек с тусклым взглядом в потрепанной одежде, требующей, как отметил для себя Митрохин, не только хорошей чистки, но и починки. Одна из пуговиц пиджака болталась на нитке, а рукав у плеча был надорван. Человечек приподнял голову, мельком глянул на Митрохина и снова уставился в стол.
– Садитесь, – предложил бесцветно.
Иван Васильевич придвинул стул поближе, уселся нога на ногу.
– По какому праву меня задерживают?
– Шуметь будете?! – человечек потер виски. – Напрасно. Голова болит. Не надо.
– Что происходит? Кто вы в конце концов такой?
– Я?! – искренне удивился собеседник банкира. – Следователь прокуратуры. Джинкин.
– Как?! – переспросил Митрохин.
– Меня зовут Павел Олегович Джинкин. Значит, так, вы обвиняетесь, гражданин Ми… Ми… Как вас там?..
– Митрохин, – ледяным тоном отозвался Иван Васильевич. Происходящее начинало его злить.
Этот кретин в потертом костюме не мог даже запомнить его имени. Смешно, в самом деле. Что за дурень?! А туда же. Следователь прокуратуры. Всякая шваль так рвется в начальники. А потом творится в стране черт знает что.
– Вот-вот, гражданин Митрохин. По вашему делу проходит также ваш американский компаньон, с которым вы вместе в девяносто восьмом году устроили дефолт. А народные средства…
– Что такое?! – поразился Иван Васильевич, разом теряя весь боевой настрой. – Кто дефолт устроил? Я дефолт устроил?! Да вы что, с ума сошли?!
– Мы-то не сошли, – забормотал невыразительно Джинкин, – у нас все записано. Разумеется, не вы один. Вы и ваши подельники у власти.
Вы-то, гражданин Митрохин, в тени были. Чистеньким хотели остаться. Делали все руками других людей. Но не выйдет… Не выйдет у вас ничего…
Так вот…
– Тебя купили! – констатировал Иван Васильевич. – Иначе с чего бы ты такую чушь стал нести.
Они купили! Эти. Которые кое-кому служат. Я даже не знаю, за сколько купили. Но думаю, что дешево. Слушай ты, следователь прокуратуры Джинкин. Прокуратор доморощенный. Немедленно пиши приказ о моем освобождении из-под стражи.
Иначе мой адвокат Генри Резник из твоей спины ремней понаделает. А я их потом носить буду.
– Красиво излагаете, господин маньяк, – забормотал опять Джинкин, – ремней он из меня понарежет. Ишь какой! – Глянул на подследственного всего на мгновение по-рыбьи. Митрохину этого взгляда хватило, чтобы понять – шутки шутить этот человечек в потрепанном костюме не станет. Кровавые палачи и наделенные властью самодуры иногда выглядят очень неказисто. А действуют не думая, решительно и бесповоротно. Уж чему-чему, а этому жизнь Ивана Васильевича научила.
Очень о многом ему сказал этот рыбий взгляд. Например, о том, что, если захочет следователь Джинкин – уже завтра не будет его, Митрохина, на этой грешной земле.
– Факты – вещь упрямая, – продолжил страшный следователь. – Ничего у вас не выйдет…
Не выйдет… Не выйдет… Вот заявление господина Резника, в котором он отказывается от вашей защиты, потому что, цитирую, «не имею морального права защищать преступника, поставившего под угрозу жизнь целого народа»… Вам все ясно, господин Митрохин?
Иван Васильевич потянулся к бумаге, но следователь сунул документ в ящик стола и резко его захлопнул.
– Это далеко не все пункты обвинения, – сообщил он, – также нам известно о неуплате налогов, перекачивании денежных средств за рубеж, продаже оружия…
– Оружия?! – вскричал Митрохин. – Да я пацифист со студенческой скамьи.
– А боевиков поддерживаете. Нехорошо изменять своим убеждениям.
– Это… это, – банкир даже не нашелся что ответить.
– Против допроса на полиграфе вы, конечно, протестуете?
– Конечно! – выпалил Митрохин.
– Почему-то я в этом не сомневался, – Джинкин скривился.
– Мой адвокат…
– У тебя нет адвоката! – заорал следователь, хлопнув рукой по столу. – Что ты мне мозги паришь?! Думаешь, все и всех купить можно?! Думаешь, страну засрать можно?! И в роскоши купаться, как на испанской Ривьере?
– Ривьера во Франции, – машинально поправил Митрохин.
– Наши люди на Ривьере не отдыхают, – отрезал Джинкин, – будь она хоть на Северном полюсе.
Один звонок. Опасаясь, что никто не откликнется, Митрохин поспешно набрал номер на мобильном телефоне. Охранник с безразличным видом стоял неподалеку.
– Алло, Сергей.
– Да, – Жданов включился молниеносно, – вы где?! Что мне делать?!
– Адвоката найти. Резник, говорят, отказался.
Купили Резника. Как?! Как?! Почем я знаю? Найди мне кого-нибудь. Да понапористей. Пусть будет циник прожженный. Циник, я говорю…
* * *В одиночной камере, куда определили банкира, царил спартанский порядок – жесткие нары со свернутым на них трубочкой одеялом и подушкой, серые стены все в надписях, ржавая раковина в углу и видавший виды унитаз. Митрохин впервые попал в тюрьму и теперь озирался с самым несчастным видом.
