Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых
Однако же Петр I работал в старой доброй голландской традиции: чарка водки из царских рук, вот и вся анестезия.
Петр свой интерес к медицинским вопросам стоматологией не ограничил. К терапии, фармакологии и тому подобным дисциплинам царя не тянуло, там и в самом деле долго и скучно учиться надо. А вот хирургия – это по-нашему. Раз, два, отрезал, зашил…
Обучение повторилось по той же методе: короткий инструктаж, присутствие на нескольких операциях, приобретенный набор инструментов…
Интересовался монарх и патологоанатомией. Учредив в 1706 году первый в России анатомический театр, неоднократно своею царственной рукой резал там трупы. Однажды Петр Алексеевич даже приказал не вскрывать тело придворного пажа, случайно утонувшего в Неве, подождать, пока он, император, разберется со срочными государственными делами, – очень, дескать, любопытственно заглянуть внутрь утопленника.
Хоть Петр Алексеевич и считал себя знатоком медицинских наук, но самолечением предусмотрительно не занимался. Держал, как и полагается, при своей особе лейб-медика.
И вот тут появляется он, главный герой этой истории. Знакомьтесь: Лаврентий Лаврентьевич (он же Роберт Лауренс) Блюментрост, доктор медицинских наук, личный врач Петра Великого. Как можно понять по фамилии, происходил Блюментрост из немцев, но немцев уже несколько обрусевших – в Россию переехал еще отец нашего героя, тоже доктор медицины – Лаврентий Блюментрост-старший. Переехал и сделал недурную карьеру – стал придворным медиком царя Алексея Михайловича, а по совместительству руководил Аптекарским приказом.
Блюментросту-младшему напрямую унаследовать отцовскую должность не удалось – родившийся в 1692 году, был он слишком молод. Юного Лаврентия надолго отправили в Европу, учиться врачебному делу, набираться опыта, стажироваться у медицинских светил того времени.
Прослушал курс лекций Блюментрост в лучших университетах: в Галле и в Оксфорде, стажировался при Лейденском университете, там же и защитил диссертацию, кроме того, много лет практиковался в Германии, Италии, Франции, Англии. Получив докторскую степень, приехал на пару лет в Россию, затем вновь странствовал по Европе: пополнял медицинские знания, попутно выполняя поручения императора.
Окончательно вернувшись в Россию в 1719 году, Лаврентий Лаврентьевич после смерти шотландского доктора Роберта Арескина занял освободившуюся должность лейб-археатера – таким вот немецко-греческим словесным гибридом именовали в те времена главного придворного врача.
И началось самое странное и загадочное в этой истории…
Природа наградила Петра I здоровьем поистине богатырским. Жизненные передряги проходили для него почти бесследно. Разве что нервное потрясение, полученное в далекой юности, когда пришлось спасаться от мятежных стрельцов, оставило свою отметину – до конца жизни Петр страдал судорогами лицевых мышц в минуты сильного волнения. Остальные же приключения: бои, походы, безудержные пьянки на Всепьянейшем Соборе, – казалось, проходили без последствий.
Но так лишь казалось поначалу. Годы помаленьку брали свое, и Лаврентий Блюментрост без работы не остался. В Персидском походе 1722 года у императора впервые обнаружились урологические проблемы.
Началось всё с легких болезненных ощущений при мочеиспускании, и чем дальше, тем Петру становилось хуже… Ну что же, лечи, Лаврентий Лаврентьевич, не зря ж столько лет за казенный кошт в Европе обучался.
Блюментрост начал лечить. Вылечил или же просто устранил болезненные симптомы, – теперь уже не установить. Царь, впрочем, счел себя полностью исцеленным, вернулся к прежней активной жизни, и…
Дальнейшее хорошо известно: опрокинувшийся в Лахте баркас, вынужденное купание в ледяной воде, – и, как следствие, сильнейшая простуда, которая в начале 1725 года обострила прежние симптомы и доконала императора.
На престол вступила безутешная вдова, императрица Екатерина I (в девичестве – Марта Скавронская). Длилось новое царствование недолго, в 1727 году российский трон вновь опустел. Официальная причина смерти – простуда, вызвавшая пневмонию, однако же поговаривали, что быструю кончину матушки-государыни предопределило неуемное пристрастие императрицы к горячительным напиткам… Лечил Марту-Екатерину, естественно, Лаврентий Блюментрост.
Преемником стал юный Петр II. По молодости лет он в услугах Лаврентия Лаврентьевича не особенно нуждался, но… Но и его царствование промелькнуло быстро, как полустанок за окном курьерского поезда: эпидемия оспы не миновала юного императора, Блюментрост взялся за лечение… И в январе 1730 года вновь встал вопрос: кому наследовать российский трон?
Интрига вокруг опустевшего престола закрутилась нешуточная – с заговором, с подложным завещанием императора – однако закончилось всё тем, что царствовать призвали курляндскую герцогиню Анну Иоанновну, представительницу другой ветви Романовых – потомков Иоанна, родного брата Петра I. Призвали, опутав по рукам и ногам так называемыми «кондициями», превращавшими императрицу в подобие средневекового японского микадо: представительская фигура, реальной власти никакой. Править же страной, по их задумке, должны были «верховники» – члены Верховного тайного совета. Императрица, осмотревшись на новой должности, вскоре «кондиции» прилюдно разорвала, а «верховников», да и всю страну, держала в ежовых рукавицах… но речь не о том. А вот о чем: с воцарением Анны Иоанновны закончилась чехарда российских правителей, царствовала она достаточно долго, десять лет.
Почему?
Ответа нет. Есть лишь информация к размышлению: лечил Анну Иоанновну не Лаврентий Блюментрост, а личный, из Курляндии привезенный доктор.
Любопытная арифметика получается: в коротком временном промежутке между 1725 и 1730 годами на российском троне побывали четверо правителей, и трое из них умерли естественной смертью.
За всю историю российской монархии такого больше не случалось, ни при Рюриковичах, ни при Романовых. Раньше, в средневековье, бывало: великие князья киевские, а позднее владимирские мелькали вовсе уж стремительно. Но там иное: за великокняжеский стол шла напряженная борьба, соперников изгоняли, убивали, ослепляли…
Если порыться в свежих хрониках, то уже во времена генсеков можно обнаружить похожий период: даже за более короткий срок, между 1982 и 1985 годами, на вершине власти успели побывать четыре генеральных секретаря, и трое из них скончались. Однако сходство лишь внешнее: все трое почивших советских руководителей были людьми весьма пожилыми, все на восьмом десятке, и каждый страдал всевозможными сопутствующими возрасту хворями.
