Александр Щёголев - Львиная охота
Зато удалось ему задать себе вопрос. Что может сделать шпион в ситуации, когда человеческая природа превращает техническую новинку в чудовище? Сбросить плащ и взяться за меч? Красивый ответ, вот только… Героин, как известно, сначала продавался в аптеках — это было очень хорошее, очень мягкое обезболивающее средство. Пока кто-то не крикнул: «Чудовище!» Так что Жилов, подумавши, не за меч взялся, а за орало…
Однако все это в прошлом, сказал я себе Тогда у меня было ДЕЛО и была ЦЕЛЬ, особенно после того, как я нарушил режим секретности и остался в этой стране. А сейчас? Зачем я приехал?
Я взял телефон с тумбочки, приладил его к правому уху и упал спиной на кровать. Волоконные держатели нежно обхватили ушную раковину. Пультик с цифровым десятиугольником я оставил у себя на ладони.
Итак, звонить по тому номеру, по которому больше всего хотелось позвонить, было ни в коем случае нельзя. Тогда — Русскому Фудзияме (как называет нашего старца публика)? Он же — просто РФ (как называем его мы)… Нет, к Дим Димычу следовало являться без звонка, чтобы тот не смог увильнуть от встречи. Поэтому для начала я выставил номер справочного и узнал нынешние координаты Анджея Пшеховски. Позвонил ему домой и застал Татьяну. Сам Анджей был на работе. Покачавшись минуту-другую на волнах искренней женской радости, я испросил разрешения нанести дружеский визит сегодня же вечером и попрощался. Люблю все искреннее. У ребят, похоже, дела шли прекрасно. Затем я переключился на гостиничную линию и вызвал Вячеславина: «Привет, это я». «Приехал?» — спросил он меня. «Да». «Тогда заходи, мы оставим специально для тебя на донышке…» Вячеславин был на удивление трезв и про донышко, по-моему, здорово прихвастнул. Надо вставать и идти, сказал я себе, закрывая глаза. Вставать не хотелось еще больше, чем думать, и я вдруг поймал себя на том, что пытаюсь вспомнить, откуда мне знаком чудак с привокзальной площади. Чудак, которого то ли убили, то ли варварски похитили другие чудаки. Которых, в свою очередь, сожгли из «шаровой молнии» третьи… И я вдруг понял, что ни на мгновение не прекращал этих тщетных попыток, едва местные целители вернули мне возможность мыслить, что я только тем и занимал свой мозг последние несколько часов — вспоминал, вспоминал, вспоминал…
Человек, безусловно, был прав, удивляясь моим реакциям. Я должен был в первую же секунду нашей встречи воскликнуть: «Ба, кого я вижу! Ба, так это же!..» Что-то мешало. Дерево, упавшее поперек дороги. Театральный занавес, застрявший на раздвижных тросах. Профессиональная память странным образом отказала бравому агенту, оставив мучительное чувство старческой несостоятельности. Но если предположить (ха-ха), что я прибыл сюда по чьей-то высшей воле, так, может, и печать на мою память была наложена не случайно? Неприлично тужась, я вытягивал из дыры прошлого ответ на вопрос, и получал в награду размытые кадры из фильма, в которых, к сожалению, не было смысла. Возникал почему-то наглец, старающийся выглядеть своим парнем. Очень правильный наглец — с обостренным классовым чутьем, не признающий полутонов. Черно-белый персонаж. Кто он? Нить воспоминаний раз за разом натягивалась и рвалась. «Название клуба, в котором вы мне тогда по морде дали…» Тогда — это когда? Форменное издевательство. Чтоб я еще помнил, кому и когда я по морде давал!
Мало того, Вивьен Дрда назвал его Покойником. Это уж точно ни в какие ворота не лезло… Я рывком встал.
Картонная бирка с гербом города упала с кровати — я поймал ее на лету. На оборотной стороне вместо бредовой записки была теперь рекламная надпись: «Бог — это счастье. Транспортное агентство “Наш Путь”». Отлично! Воистину, святое дело рекламой не испортишь. Я покинул свои покои, оставив телефон у себя на ухе, а цифровой пультик сунув в нагрудный карман…
Коридор упирался в просторный зал с лифтами. Здесь же был выход на внутреннюю лестницу, а также на ленточную галерею, под открытое небо. За стеклянной стеной был спортзал: в углу на матах кто-то отрабатывал задние кувырки, кто-то стоял на борцовском мосту, и даже на игровой площадке один-единственный чудак кидал мячики в баскетбольную корзину. А на скамеечке, увлеченно наблюдая за юными атлетами, сидела утренняя старушка с вокзала — та самая, которую я чуть было не записал в службу наружного наблюдения. Блуза с попугаями, брючки, седые кудри — не спутаешь. Любительница сувениров и высоких мужчин. Вот только на ногах у нее теперь были кружевные тапочки, созвучные вязаной панаме. Ага, сказал я себе, повеселев. Случайная встреча. Люблю случайности, именно они не позволяют умным людям почувствовать себя умнее Господа Бога.
Коридорный сидел на стуле, положив ногу на ногу, и читал книгу. Он был одет в форменные красно-голубые одежды и был молод, потрясающе молод. Розовощекий, с юношескими усиками, коротко стриженый. Когда я подошел к нему, он с достоинством встал и первым сказал мне: «Здравствуйте!», и тут выяснилось, что коридорный к тому же высоченного роста, почти с меня, да еще прекрасно развит физически. Любопытно, что может читать этакий боец? Приключения? Космические ужасы?
— Здравствуй, дружок, — сказал я ему. — Тут такое дело… Кто доставил багаж в мой номер? В двенадцатый-эф?
— Я, — скромно ответил он.
— Прямо из больницы?
— Из какой больницы? Нет, я только поднял чемодан снизу. В отель его доставило агентство «Наш Путь».
— К чемодану было что-нибудь привязано? Что-нибудь необычное?
— По-моему, нет. Только путевка.
— Что такое путевка?
— Ну, бирка с номером. Ее внизу выписывают. А что случилось, товарищ Жилов?
Он захлопнул свою книгу и положил ее на стул, готовясь немедленно принимать меры. На обложке значилось: «Шпенглер. Закат Европы. Том 2».
— Ничего серьезного, дружок, кто-то глупо пошутил. Откуда ты знаешь, как меня зовут? Мой портрет был на бирке?
Парень улыбнулся.
— Вы меня не узнаете?
Второй раз за день мне задали этот вопрос, и снова я ничего не мог ответить. Взглянув на розовощекого красавца повнимательнее, я понял, что его лицо и в самом деле кажется мне знакомым. Второй раз!.. Плохой признак, подумал я. А может, уже симптом?
— Сколько тебе лет? — спросил я.
— Восемнадцать.
— Ого, что ты читаешь! Шпенглер, Фукуяма, Ницше. Я в детстве, помню, читал что угодно, только не философские монографии. Первый том, очевидно, ты уже одолел?
— Я в детстве тоже читал что попроще, — возразил он. — Агриппу, Анкосса, Месмера, фон Райхенбаха. Пока не понял, что книги по оккультизму очень вредны. Не только тексты, но и сами книги, из бумаги и картона. Их создатели вовсе не делились своими знаниями с людьми, а преследовали иные цели.
