Линн Грэхем - Самая лучшая свадьба
«Конечно, ему бы хотелось посадить меня под замок», – с обидой подумала Лиззи, делая большой глоток из бокала. Она не знала, что ответить милым, приветливым сестрам Чезаре и его очень приятной мачехе Оттавии, не подозревавшим об обмане. Лиззи догадалась, правда, что отец Чезаре, Жоффредо, в курсе розыгрыша и подыгрывает им. Притворство давалось Лиззи тяжело, вероятно, поэтому она много пила, заглушая алкоголем стресс. По счастью, сам Чезаре не участвовал в спектакле: он быстро сбежал в свою городскую квартиру, оставив Лиззи в огромном, роскошном особняке на попечение родственников, а потом и вовсе улетел в Нью-Йорк по срочным делам. Семья находила совершенно естественным желание Чезаре уединяться, и даже шутили, что он не переносит посягательства на личное пространство и свободу – это мешает сосредоточиться на бизнесе. Лиззи показалось странным, что общение с родственниками в тягость Чезаре, но она промолчала.
Ее будущий фиктивный муж был невероятно богат: ни лимузин с шофером, ни вертолет не подготовили ее к этому открытию. Она все еще пребывала в шоке от путешествия на его личном самолете, от огромного, размером с дворец, дома с десятью спальнями и многочисленным персоналом. Она наконец сделала то, что должна была сделать неделю назад – заглянула в Интернет и узнала, что Чезаре возглавляет мега-империю и относится скорее к разряду миллиардеров, чем мультимиллионеров.
По правде говоря, и дом, и радушный прием семьи, в прямом смысле раскрывшей ей объятия, потрясли Лиззи до глубины души, а двухдневный марафон по магазинам и волшебное перевоплощение в салоне красоты окончательно подкосили ее. Ничего удивительного в том, что она позволила себе расслабиться в хорошей компании впервые за многие годы, которым потерян счет.
Сидя в салоне личного самолета, Чезаре нервно поглядывал на часы, прикидывая, сколько осталось до посадки. Он увеличил картинку на планшете и с недоверчивым удивлением взглянул на фото.
«Не вздумайте отвести Лиззи в клуб в этом наряде», – такое сообщение он отправил сестре Маурисии. Его одолевали смешанные чувства злости, отчаяния и беспокойства, нарушившие привычную холодную сдержанность. Он не мог оторвать взгляд от весело улыбающейся Лиззи в коротком, полупрозрачном изумрудно-зеленом платье на бретельках, в отливающих перламутром туфлях на высоком каблуке, от ее стройных ножек. Невероятное перевоплощение! Словно по волшебству нищенка превратилась в очаровательную принцессу, затмившую красотой женщин вокруг. Как велел Чезаре, парикмахер не укоротил волосы, но восстановил естественный цвет серебристых волос, окружавших пушистым ореолом тонкое личико сердечком, на котором сияли огромные зеленые глаза, розовая помада подчеркивала чувственный изгиб пухлых губ. Чезаре тихо выругался, проклиная вмешательство сестер и глупую затею с девичником: лондонский ночной клуб опасен для Лиззи не меньше, чем для младенца. Надо спешить ей на помощь.
Когда Чезаре неожиданно появился возле их стола в клубе, сестры в один голос запротестовали:
– Ты не должен быть здесь. Это ее ночь!
– Где она? – Не на шутку рассерженный, Чезаре обвел глазами танцпол.
С осуждением глядя на большого брата, София неохотно махнула рукой в направлении Лиззи:
– Не порти ей праздник. Она веселится от души.
Чезаре быстро нашел Лиззи в толпе: розовая лента поперек груди указывала на ее статус будущей невесты. Она самозабвенно двигалась в такт быстрой музыке, подняв вверх руки, откинув голову в серебристом облаке волос. Чезаре пришел в ярость, заметив двух мужчин, пытавшихся привлечь ее внимание, однако, погруженная в собственный мир, Лиззи никого не замечала вокруг. Вдруг она резко остановилась, покачнувшись на высоких каблуках, словно у нее закружилась голова. Подавив вздох раздражения, не обращая внимания на удивленные взгляды сестер, Чезаре бросился на площадку и удержал Лиззи за хрупкие плечи.
– Чезаре! – воскликнула Лиззи с широкой, солнечной улыбкой. Одного взгляда хватило, чтобы вспомнить, какой он высокий, смуглый, неотразимый. Чезаре возвышался над ней, пристально изучая темными пронзительными глазами. Мигающий свет прожекторов подчеркивал резкие черты скульптурного лица. Лиззи была действительно рада видеть его – единственно знакомый образ в новом, чужом, опасном мире. Она едва удержалась от искушения горячо обнять его, но вовремя вспомнила, что объятия не входили в их договор, и отступила.
– Ты пьяна, – прочитала она по его губам, и образ прекрасного спасителя сразу разрушился.
– Глупости, с чего ты взял? – Язык немного заплетался, и Лиззи театрально вскинула руки, но тут же уронила на его широкую грудь, удивляясь, почему ноги разъезжаются, как у новорожденного теленка, делающего первые шаги.
– Это очевидно, – ровным голосом произнес Чезаре.
– Нет! – настаивала Лиззи, опираясь на его плечо и с трудом удерживая равновесие: каблуки так и норовили выскользнуть из-под нее.
– Едем домой.
Лиззи скорее догадалась, чем услышала его слова в грохоте музыки.
– А я хочу остаться! – крикнула она, но не разобрала, что он ответил, только темные глаза вспыхнули ярким золотым огнем на сильном лице.
Чезаре наклонился и подхватил ее на руки прежде, чем она догадалась о его намерениях.
– Кажется, мы уезжаем, – грустно объявила Лиззи его сестрам с высоты своего положения на руках у Чезаре, когда он задержался возле их столика.
– Вы не уследили за ней! – прорычал он в ответ на замечание одной из сестер.
– Я что, собака или ребенок? – возмутилась Лиззи, подняв на него глаза. На скулах она заметила отросшую к вечеру щетину, придававшую лицу суровый и агрессивный вид, но эффектно обрамлявшую рот с широкими, чувственными губами. Лиззи вдруг вспомнила его волшебный поцелуй, готовая снова испытать его.
– Думаю, нам надо поцеловаться, чтобы твои сестры не сомневались, что мы настоящая пара, – воодушевилась она.
– Если бы мы были настоящей парой, я бы задушил тебя, дорогая, – предупредил Чезаре. – Стоило оставить тебя на три дня – и что же? Нахожу тебя на танцполе, пьяную в стельку.
– Не пьяную.
Чезаре закатил глаза и, особо не церемонясь, кинул ее на заднее сиденье лимузина.
– Советую лечь, чтобы не свалиться вниз.
– Не умничай. – Лиззи закрыла глаза, потому что все вокруг кружилось и плыло.
Чезаре тешил себя надеждой, что сегодняшний эпизод не первый звоночек, предупреждающий о возможных проблемах в будущем. Можно ли осуждать Лиззи за желание повеселиться? Он хорошо представлял себе ее жизнь на ферме рядом с желчным, депрессивным отцом, следившим за каждым шагом, не упускающим возможности упрекнуть в любом промахе. Впервые в жизни он понял, как ему повезло со всепрощающим Жоффредо, глядевшим на жизнь сквозь розовые очки.
