Дин Кунц - Краем глаза
Мужчины тем временем познакомились. Врача звали Джим Паркхерст. Его отличали мягкие, дружелюбные манеры, успокаивающий голос, которые, похоже, способствовали выздоровлению пациентов ничуть не меньше назначенных лекарств.
Человек с родимым пятном на лице представился как детектив Томас Ванадий. В отличие от врача, он не воспользовался привычным, устоявшимся уменьшительным именем, а голос звучал сухо и бесстрастно, не выражая никаких эмоций.
У Младшего возникло ощущение, что если кто и звал этого человека именем Том, так это его мать. Малая часть его знакомых обращалась к нему: «Детектив», большинство: «Ванадий».
— Что случилось с мистером Каином? — спросил Ванадий.
— Необычайно сильный случай гематемезиза.
— Кровавой рвоты. Один из фельдшеров употребил этот термин. Но в чем причина?
— Видите ли, кровь не была темной и кислотной, то есть не выплеснулась из желудка. Она была алой и щелочной. Ее источник мог находиться в пищеводе, но скорее всего это фарингеальная кровь.
— Из его горла.
Горло у Младшего болело, его то ли драли когтями, то ли насадили на кактус.
— Совершенно верно. Вероятно, один или несколько маленьких сосудиков лопнули под напором эмезиза.
— Эмезиза?
— Рвоты. Мне сказали, что рвота была невероятно сильной.
— Блевотина перла из него, как вода — из пожарного гидранта, — подтвердил Ванадий.
— Какое образное сравнение.
— Наверное, я — единственный, которому не придется оплачивать счет химчистки, — добавил детектив.
Они по-прежнему говорили тихо, ни один не приближался к кровати.
Младшего радовала представившаяся возможность подслушать разговор. И не только потому, что он надеялся узнать, каковы и на чем основываются подозрения Ванадия. Его также разбирало любопытство… и тревога: что все-таки стало причиной происшествия, приведшего его на больничную койку?
— Кровотечение серьезное? — осведомился Ванадий.
— Нет. Оно прекратилось. Главное для нас — предотвратить новые приступы эмезиза, которые могут спровоцировать новое кровотечение. Он получает противорвотНые препараты и физиологический раствор, компенсирующий обезвоживание организма, они вводятся внутривенно, и мы положили мешки со льдом ему на живот, чтобы исключить судороги мышц нижней части живота и уменьшить воспаление.
Мешки со льдом. Не труп Наоми. Всего лишь лед.
Младший чуть не рассмеялся. Ох уж эта его страсть все усложнять и драматизировать. Оживший мертвяк не пришел, чтобы разобраться с ним: на его животе лежали всего лишь резиновые мешки со льдом.
— Итак, рвота вызвала кровотечение, — кивнул Ванадий. — Но что вызвало рвоту?
— Мы, разумеется, проведем необходимые исследования, но лишь после того, как его состояние будет оставаться стабильным в течение хотя бы двенадцати часов. Лично я не думаю, что мы найдем физическую причину. Скорее всего ответ надо искать в области психологии: острый нервный эмезиз, вызванный сильной тревогой, потрясением от потери жены, видом ее тела.
Абсолютно верно. Шок. Ужасная, ничем не восполнимая потеря. Младший вновь почувствовал боль утраты и даже испугался, что выдаст себя покатившимися из глаз слезами, хотя позывов на рвоту больше не было.
Он многое узнал о себе в этот знаменательный день… и то, что он невероятно импульсивен, о чем он раньше не подозревал, и то, что готов пойти на болезненные краткосрочные жертвы, чтобы получить значительный выигрыш в долгосрочной перспективе, и то, что он смелый и решительный… но главный урок заключался в другом: он куда более восприимчивый к чужим страданиям, чем казалось ему самому, и вот эта восприимчивость, сама по себе замечательная черта характера, в определенных ситуациях могла доставить ему немало неприятных минут.
— По долгу службы мне приходилось видеть многих людей, которые только что потеряли своих близких, — заметил Ванадий. — Никто из них не блевал, как Везувий.
— Не могу сказать, что это обычная реакция, — признал врач. — Но и к разряду редких отнести ее нельзя.
— Мог он что-нибудь принять, чтобы вызвать рвоту?
— Зачем ему это понадобилось? — В голосе доктора Парк-херста слышалось искреннее недоумение.
— Чтобы имитировать острый нервный эмезиз. По-прежнему притворяясь спящим, Младший порадовался, осознав, что детектив сам помахал перед собой красной морковкой и сам же радостно бросился за ней.
Ванадий продолжил характерным для него бесстрастным тоном:
— Человек бросает один взгляд на тело жены, начинает потеть сильнее, чем пес при случке, потом блюет, словно сошедший с дистанции участник пивного чемпионата, и, наконец, у него начинает идти кровь горлом… Такая реакция не характерна для обычного убийцы.
— Убийцы? Вроде бы мне сказали, что ограждение прогнило.
— Прогнило. Но, возможно, это не единственная причина. Однако мы знаем, к каким уловкам прибегают эти парни, как пытаются провести нас. Большинство из этих уловок очевидны, на них не поймается и стажер, так что женоубийцы чистосердечным признанием могли бы сэкономить нам массу времени. Но здесь мы столкнулись с новым подходом. Так и хочется пожалеть бедняжку.
— Разве управление шерифа уже не пришло к выводу, что смерть наступила в результате несчастного случая? — спросил Паркхерст.
— Они хорошие люди, хорошие копы, все до единого, — ответил Ванадий. — И если жалости у них поболе, чем у меня, то это скорее достоинство, чем недостаток. Что мог принять мистер Каин, чтобы вызвать рвоту?
«Для этого достаточно подольше послушать тебя», — подумал Младший.
— Но, если управление шерифа думает, что это несчастный случай… — запротестовал Паркхерст.
— Вы знаете, как мы работаем в этом штате, доктор. Не тратим время и силы на то, чтобы определить юрисдикцию. Мы сотрудничаем. Шериф может принять решение не тратить свои более чем ограниченные ресурсы на это расследование, и никто не будет его винить. Он может назвать происшедшее несчастным случаем и закрыть дело. Но он не станет возражать, если мы, на уровне штата, захотим немножко покопаться в этом дерьме.
Вот тут Младшего начало разбирать зло. Как любой добропорядочный гражданин, он не имел ничего против, наоборот, с радостью согласился бы сотрудничать со здравомыслящим полицейским, который проводил бы расследование в полном соответствии с имеющимися у него инструкциями. Но этот Томас Ванадий, несмотря на монотонный голос и невыразительную внешность, производил впечатление фанатика. Любой здравомыслящий человек согласился бы, что линия между законным полицейским расследованием и вторжением в личную жизнь человека без всякого на то права — не толще волоса.
