Алан Фостер - Избранные произведения. Том 4. Приговоренный: Путешествие в город мертвых. Приговоренный к призие.
— Он все рассчитал, но забыл про тебя.
— Нет, его подвела случайность. Мне не спалось, и я пошла поохотиться на спаргеноксов.
Эван удивленно вскинул брови. Марта объяснила:
— Это слово составлено из двух латинских слов, spargere — искра, и пох — ночь. Получается спаргенокс, что означает ночная искра.
— Это то, что я называл танцующим самоцветом.
Она кивнула.
— Я пошла охотиться, никому не сказав об этом. Ия Эрландер не одобрила бы такую экскурсию, тем более ночью и в одиночку. Она тоже убита, бедная Мама Ген. Мы все любили ее.
Эван тихо ждал, пока лились ее слезы. Конечно, только из одного глаза.
— Я сама видела, как Гумула убил Эдди Чанга. Гумула имел доступ ко всему оружию, а у меня была только оборонительная система моего скафандра. Я не имела шансов уцелеть против него, поэтому пришлось убежать. Я бежала, как сумасшедшая, я знала, что он, не обнаружив меня в лагере, будет искать повсюду. У меня было немного времени, пока он будет шарить по всем строениям и подвалам в поисках меня. Мне удалось уйти от одной беды, но попала в другую, — на меня свалилось огромное дерево.
— Он всех убил? — спросил Эван.
— Всех. Эдди, Маму Ген, Раджаншара — всех моих друзей. Он убил их тщательно и продуманно. Почему убил, ты наверно, сам догадался. Он работал на конкурирующий концерн. Должно быть, очень большой концерн, желающий, как и наша компания, приобрести ресурсы Призмы. Управившись с сотрудниками, Гумула хотел завладеть станцией, передать своим хозяевам собранную нами информацию. Затем он собирался ждать «помощи», значит тебя. Дождавшись, он убил бы тебя, в расчете, что после этого компания уже больше не будет проявлять интерес к этому месту. Или мог поступить иначе, выдумать историю о неуязвимых и враждебных тварях, от которых не может защититься никакая колония, а он, Гумула, мол, случайно уцелел.
— А я, может быть, поверил бы ему, — сказал Эван.
— Почему бы и нет? Я и сама поверила бы ему, если бы не знала правды. Поэтому он должен был убить меня как единственного свидетеля, как угрозу его тщательно продуманному плану. Но Призма остановила его. Если бы я знала, что он мертв, вернулась бы назад, и сообщила бы все, — вздохнула она. — Ну черт с ним. Все обошлось.
— Тебя отремонтировали члены Ассоциации, когда на тебя упал кондарит?
— Я чуть не умерла от шока. Придя в сознание, я была уже далеко от того места. Они принесли меня за свою стену и приступили к работе. Они вернули мне жизнь. Они также сохранили маяк. Упавший кондарит не задел его. Они изучали и обсуждали батареи.
— Мои друзья тоже приобрели полезный опыт, — Эван показал на своих кремниевых спутников.
— Мы теперь можем вернуться на станцию. Мне это будет нелегко.
— Я помогу. Нам трудно будет послать сообщение. Я осмотрел станцию перед тем, как идти на поиски твоего маяка. Местные уборщики мусора там хорошо поработали.
— Представляю себе. Местные существа потребляют редкоземельные металлы и прочие химические соединения, едят их как конфеты. — Она села на лежащее желтое дерево. Эван залюбовался ее плавными движениями. Ее мастерски отремонтировали.
— Не знаю, как об этом спросить, — сказал Эван, — поэтому спрошу просто — как ты себя чувствуешь в таком виде?
Она засмеялась.
— Лучше некуда. Я не задумываюсь об этом. У меня ничего не болит, если тебя это интересует. Главное — я жива. Я теперь даже меньше подвержена боли, мой врач сделал мало нервных окончаний всюду, кроме кончиков пальцев. Еще мне немного трудно говорить, иногда вместо звука «с» получается свист. Но они внесли некоторые усовершенствования. Мой правый глаз видит то, о чем никогда не мечтал левый. Во мне есть хранилище энергии, поэтому я могу долго не есть. И, наконец, у меня есть эта игрушка, благодаря внимательному изучению устройства баррина. — Она подняла правую руку и, слегка сдвинув пальцы, направила лучик света на ногу. Синяя кожа отразила красный цвет. Она посмотрела ему в глаза. — Итак, ты теперь сам можешь судить, каково мне в моем новом обличье. А как у тебя с этим обстоит дело?
Эван облизнулся.
— Синий цвет идет тебе.
Она засмеялась. Эван лишь теперь обратил внимание на слегка светившиеся обертона, совсем, впрочем, не портившие ее красивый смех.
— Дипломат. Ты мне нравишься, Эван Орджелл.
— Зови меня просто Эван.
— А меня зови просто Мартой. Хотя ты уже не вполне человек. — Она бросила взгляд на его прозрачное тело. — Немного не хватает мяса, но его заменитель, как видно не менее крепок. Только не понятно, тебя теперь надо мыть или полировать? — Они вместе захохотали. — Призма переделала нас по своему образу и подобию. Мы оба теперь другие. — Она стала серьезной. — Знаешь, в этом мире можно открыть множество удивительных вещей, если люди, пришедшие сюда, будут смотреть на него открытыми глазами, без предубеждения. Мы с тобой стали другими по воле случая, по необходимости, но ведь могут найтись и добровольцы, желающие поэкспериментировать на себе. Представь себе, как смогут помочь изувеченным людям врачи Ассоциации, если они получат наши знания по медицине. Они и без этого творят чудеса.
Марта кивнула в сторону холма.
— Даже Интегратор, возможно, вылечится от своего безумия.
Эван, глядя на нее, думал о том, как он смог бы справиться с такими обширными изменениями, какие вытерпела она.
— Ты так красива, когда философствуешь!
Она усмехнулась.
— Ты не просто дипломат. Ты слишком долго не видел женщин.
— Здесь всюду преобладает синий цвет. Почему это? — перевел разговор на другую тему Эван.
— В здешнем кремнии много меди. Наши предварительные исследования показали это. Если бы было больше хрома, здесь были бы красные деревья. Очаровательно.
— Чепуха все это. Синий цвет — самый красивый, потому врачи и придали тебе этот цвет.
Это утверждение вызвало спор между синим Эже и черными воинами, явно не согласными с такой оценкой синего цвета. Постепенно в спор включились все, кроме библиотеки, безразличного к таким глупостям.
— Скажи, — тихо сказала Марта, когда спор немного утих, — ты похоронил кого-нибудь на станции?
— Нет, я был слишком занят, надо было выяснить, остался ли кто-нибудь в живых. Мы можем похоронить их, когда придем туда, если их останки сохранились.
— Я много думала о моем положении здесь, у меня было для этого время. Когда мы свяжемся с компанией и объясним, что произошло, они захотят расширить станцию, пришлют новых людей. Им надо будет объяснить многое, предостеречь от ошибок. По понятным причинам мне нелегко будет вернуться к прежней жизни в Самстэде или еще где-то. Я бы хотела остаться здесь, если компания мне позволит.