Лоис Буджолд - Границы бесконечности. Братья по оружию
Позже дед научил меня ездить верхом. И подарил мне кинжал, который ты прицепил себе на пояс. И завещал мне половину своих владений, большая часть которых все еще светится по ночам после цетагандийского ядерного удара. И поддерживал меня в тысяче мучительных, типично барраярских ситуаций, не позволяя отступать, пока я не научусь справляться с ними — или не умру. А умереть мне хотелось часто.
Родители, в отличие от деда, были невероятно добры и осторожны со мной… Полное отсутствие замечаний с их стороны было ужаснее любого крика. Даже когда мне разрешали рисковать, даже тогда они чересчур опекали меня, ведь они позволили мне задушить всех моих братьев и сестер еще до их рождения. Лишь бы я ни на миг не усомнился, что достаточно хорош для них… — Майлз резко оборвал рассказ, потом добавил с грустью: — Может, и хорошо, что у тебя не было родных. В конце концов они только сводят вас с ума.
«И как мне теперь спасти этого брата, о существовании которого я не знал, не ведал? Мне нужно выжить, сбежать, разоблачить комаррский заговор, устроить побег капитану Галени, предотвратить убийство императора и отца, не допустить, чтобы дендарийцы попали в мясорубку, а я…
Ладно. Если я спасу брата, все остальное получится само собой. Я прав. Место и время для сражения, здесь и сейчас — пока не вынуто настоящее оружие. Если разорвать первое звено, рассыпется вся цепь».
— Я точно знаю, что я такое, — медленно, каким-то ржавым голосом произнес клон. — Тебе не превратить меня в мертвого глупца.
— Ты — то, чем себя делаешь. Сделай другой выбор — и изменишься.
Клон медлил, чуть ли не впервые встретившись с Майлзом взглядом.
— Какую гарантию ты дашь, чтобы я поверил тебе?
— Слово Форкосигана!
— Ха!
Майлз серьезно задумался. Потом, глядя на клона, заговорил:
— До этого дня твоя жизнь строилась на предательстве. Вся. Поскольку у тебя нет опыта доверия, естественно, ты не можешь с уверенностью выносить суждения. Скажи мне сам — какой гарантии ты ждешь? Во что ты можешь поверить?
Клон открыл рот. Потом закрыл его и покраснел.
Майлз едва не улыбнулся.
— Видишь, в чем загвоздка? — тихо спросил он. — Ущербная логика. Человек, который исходит из того, что все — ложь, ошибается так же жестоко, как и тот, что верит, что все — правда. Если тебя не устраивает никакая гарантия, значит, дело не в гарантиях, а в тебе самом. Но ты — единственный, кто может это изменить.
— Что же я могу сделать? — пробормотал клон. В его глазах мелькнуло сомнение…
— Проверь меня! — выдохнул Майлз.
Клон застыл. У Майлза раздулись ноздри. Уже горячо, ох как горячо! Он почти убедил брата…
Распахнулась дверь. В комнату ворвался дымящийся от ярости Галени в сопровождении ошалелых охранников.
— Ах черт, время!.. — пробормотал клон. Он нехотя выпрямился и вздернул подбородок.
«Ах черт, как не вовремя!», — мысленно завопил Майлз. Если бы у него была хоть пара минут…
— Какого дьявола ты здесь делаешь? — яростно проскрежетал Гален, будто сани по булыжнику проехали.
— Увеличиваю время на выживание с тех пяти минут, которые продержался бы, ступив на Барраяр, — хладнокровно ответил клон. — Тебе ведь нужно, чтобы я там хоть немного продержался? Разве нет?
— Я же говорил тебе — это слишком опасно! — Галени почти кричал. — Я всю жизнь сражаюсь с Форкосиганами. Они самые хитроумные лжецы, когда-либо облекавшие свой эгоизм, свою алчность в одежды псевдопатриотизма. И этот такой же. Его ложь собьет тебя с пути, одурманит, погубит в конце концов: он тонкая штучка, этот подонок, и он никогда не забывает о собственной выгоде.
— Но ложь, которую он избрал, ужасно интересна. — Клон бил ногой по ковру, как норовистая лошадь: наполовину бунтуя, наполовину извиняясь. — Ты сам заставлял меня учить, как он двигается, разговаривает, пишет. Но я никогда не знал, как он думает.
— А теперь? — угрожающе спросил Гален.
Клон пожал плечами:
— Он псих. По-моему, искренне верит собственной пропаганде.
— Вопрос в том, веришь ли ей ты.
«Ну ведь веришь, веришь?» — затаив дыхание, отчаянно взывал Майлз.
— Нет, конечно. — Клон фыркнул, гордо вскинув голову. Рраз!
Галени мотнул головой в сторону Майлза:
— Увести! Запереть.
Майлза отвязали от стула и поволокли к двери. Галени шел следом. Через его плечо Майлз увидел клона, который смотрел в пол, возя ногой по ковру.
— Тебя зовут Марк! — крикнул ему Майлз из-за закрывающейся двери. — Марк! Слышишь?
Галени заскрежетал зубами и замахнулся на Майлза. Удерживаемый охранниками, тот не смог увернуться, но отклонился так, что кулак Галена не разбил ему челюсть. К счастью, к Галену тут же вернулись остатки самообладания. Второго удара не последовало.
— Это предназначалось мне или ему? — сладко осведомился Майлз.
— Заприте его! — прорычал Гален. — И не выпускайте, пока я сам не прикажу.
Он резко развернулся и ушел обратно в кабинет.
«Двое на двое, — соображал Майлз, пока охранники поднимали его на следующий этаж. — Или два на полтора. Лучшего шанса не представится, а фактор времени может только ухудшиться».
Когда дверь камеры открылась, Майлз увидел Галени, спавшего на скамье. Уловка человека, уходящего от неизбежной боли единственно доступным способом. Большую часть ночи он размеренно шагал по камере, словно душевнобольной. Бежавший от него сон пришел к нему только сейчас. Чудненько! Именно теперь, когда Майлзу нужно, чтобы он был на ногах в полной боевой готовности!
Все равно попытаться стоит.
— Галени! — завопил Майлз. — Сейчас, Галени! Давай!
Майлз спиной навалился на ближайшего охранника, стараясь захватить руку, державшую парализатор. В одном из пальцев хрустнула косточка, но Майлз вытряс парализатор из руки охранника и бросил на пол. Ошалевший Галени начал подниматься со скамьи, словно кабан из лужи. Несмотря на полубессознательное состояние, отреагировал он быстро: бросившись к парализатору, схватил его и откатился по полу в сторону от линии огня.
Но охранник уже держал Майлза за горло, отрывая от пола. Серый прямоугольник оказался так близко к лицу, что Майлзу пришлось скосить глаза к носу. Когда комаррец нажал на спуск, жужжание парализатора раскололось на кусочки, и голову Майлза разорвала дикая вспышка сине-желтой боли.
Глава 11
Майлз очнулся на больничной койке: обстановка негостеприимная, но привычная. Вдали, за окном, у самого горизонта мерцали во тьме странным зеленым светом остроконечные башни Форбарр-Султана, столицы Барраяра. Значит, он в императорском госпитале — главной больнице империи. Голые, чистые стены — все тот же строгий суровый стиль знакомый с детства, когда обследования и операции повторялись так часто, что госпиталь казался Майлзу домом.