Джулиан Мэй - Джек Бестелесный
Джек.
Бедный маленький искромсанный Джек.
Наконец-то они его увидят.
Роги заботливо посоветовался со всеми старшими членами семьи, прежде чем поручил Марку спросить Джека, хочет ли он, чтобы к нему ввалилась толпа гостей. Родители постарались подготовить детей, телепатически показав им, как Джек выглядит теперь. Его вид вызвал грусть, но не ужас, так как его голова еще сохраняла нормальный вид, а рождественский колпачок скроет облысевшую кожу, и жизнеобеспечивающая камера, в которой он помещался, будет скрыта под покрывалом.
Родители предупредили младших, чтобы они не заглядывали под покрывало, хотя прекрасно знали, что это бесполезно. И они напомнили детям, что сознание у Джека очень сильное и здоровое, а потому можно надеяться на восстановление его тела.
Старшая ночная сестра встретила их у дверей и проводила к Джеку. Предупреждать оперантных ребятишек вести себя тихо нужды не было. Они гуськом входили в палату Джека, здоровались, а некоторые и говорили что-нибудь. Камера была повернута так, что Джек занимал вертикальную позу. С одной стороны стояла консоль с мониторами и управлением аппаратурой, которая поддерживала в нем жизнь, с другой – новейший мини-компьютер, управляемый мыслительно без клавиатуры или микрофона, а рядом игровой набор с психоманипуляторами. Джек все время улыбался и разговаривал со своими гостями телепатически. Выглядел он так, словно не испытывал никакой боли.
Потом вошел пятилетний Норман, один из многочисленных отпрысков Филипа, самый младший в хоре, и спросил Джека:
– Почему ты нам телепатируешь? А по-человечески ты разговаривать не можешь?
«Нет, – ответил Джек. – Гортань у меня пока цела, но без легких она бесполезна».
Кто-то резко втянул воздух, кто-то охнул, но Норман гнул свое:
– Значит, петь с нами ты не можешь. Но это ничего. Уши ведь у тебя работают?
Да. И глаза тоже.
– А сердце у тебя как?
На месте, но не бьется. Его отключили.
– А-а! – сказал Норман, скашивая глаза. И все поняли, что он с помощью ультразрения заглядывает под покрывало. Три его старшие сестры приготовились схватить его и вытащить из палаты, если он перепугается и разразится ревом, но он сказал только: – Ну и видик у тебя там, верно?
«Да», – ответил Джек, все еще улыбаясь.
– Ну, а теперь пора и спеть, – энергично распорядилась старшая сестра. – А потом Джеку надо будет отдохнуть.
Марк уже предупредил их, какие песни любит его младший брат, и они спели «Добрый король Венцеслав», и «В выси ангелы поют», и «Добрый святой Николай», и в заключение – «Роза, что цветет всегда».
Когда последние ноты замерли, Джек сказал: «Спасибо вам всем за чудесный рождественский подарок. А теперь примите и от меня по маленькому подарку… Марк, открой, пожалуйста, верхний ящик консоли. А то он иногда заедает».
Марк, недоумевая, исполнил его просьбу. И увидел, что ящик полон маленьких белых роз.
Ропот удивления тут же сменился восклицаниями и даже радостным визгом, когда розы стайкой разлетелись по палате, прилипая к костюмам, словно бутоньерки.
Джек сказал: «Это роза, которая цветет всегда! Веселого Рождества!»
– Веселого Рождества, Джек! – ответили они (у старших подозрительно увлажнились глаза) и гуськом вышли из палаты.
Старшая сестра смотрела в опустевший ящик и покачивала головой, неодобрительно поджимая губы. А потом сурово взглянула на задержавшегося Марка.
– Думаю, это ваша затея, молодой человек! Или вы не знаете, что растения могут быть носителями вирусов, опасных для вашего брата?
– Я никаких роз не приносил, – ответил Марк. – Если хотите знать, откуда они взялись, спросите у него. Он их создал. Это один из его талантов – преображать одно в другое. – Он критически оглядел розу у себя на лацкане. – А ты напортачил, Джеко. Забыл чашелистники. Но запах замечательный. Эфирные масла тебе удались.
– По-вашему, он сам сделал эти розы? – недоверчиво спросила сестра. – Из ничего?
Джек ухмыльнулся.
Марк оглянулся на пороге.
– Нет, он использовал органическое сырье. Но на вашем месте я бы не стал спрашивать какое.
Длинная полуночная месса еще не кончилась, когда Роги тихонько улизнул из церкви и побрел к себе домой – в квартиру над магазином. Он совсем вымотался, таскаясь с ребятишками, а глоток освященного вина, когда он причащался, кощунственно напомнил ему, что его фляжка давно опустела. Проходя мимо фамильного дома, он увидел свет в спальне Терезы, да и внизу многие окна были освещены. Подчиняясь внезапному порыву, он позвонил в дверь. Когда Джеки ее открыла, он спросил, легла ли Тереза. Джеки ответила, что заглянула к ней минут двадцать назад: Тереза читала. Сиделку она отпустила в церковь.
– Я поднимусь, спрошу, как Терезе понравился наш хор, – сказал Роги, сбрасывая куртку и притопывая, чтобы стряхнуть снег с сапог. – Не трудитесь докладывать обо мне. Мы с Терезой знаем друг друга как облупленные.
Джеки вежливо посмеялась его старомодным взглядам на женскую стыдливость и ушла к себе. Роги поднялся по лестнице и постучал в дверь парадной спальни. Изнутри не донеслось ни звука, и он заколебался, входить ли. Применить метаспособности ему и в голову не пришло.
«Ну, – подумал он, – если она уснула, я поправлю одеяло и погашу свет».
Он открыл дверь и даже подскочил от неожиданности. На мгновение ему представилось, что он видит высокого мужчину во фраке, который наклонялся над спящей Терезой, целуя ее в лоб.
– Поль?..
Но никакого мужчины там не было. Роги испуганно вошел, думая, что волнения этого вечера оказались-таки ему не по силам, и, пожалуй, в наступающем Новом году надо будет дать зарок трезвости. Чертово воображение. Еще немного, и вместо Поля ему начнут мерещиться змеи и розовые слоны.
…Но это был не Поль… Видение было более мускулистого сложения, чем муж Терезы, и без бороды. И тем не менее что-то в нем казалось очень знакомым.
– Espece d'idiot [Последний идиот (фр).], – обругал себя Роги.
Он поправил одеяло, погасил лампу на тумбочке и на прощание ласково погладил руку Терезы.
Рука была холодной.
Роги замер. А когда ему стала ясна правда и он торопливо зажег лампу, то, хватая трубку телефона, увидел пустой флакон из-под снотворного.
ГЛАВА XXXVIII. ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА
Даже Джек не знал, на что решилась Тереза, так искусно она укрыла мысли. Когда она приняла таблетки, ее младший сын спал, обессиленный встречей с гостями и изготовлением для них психосозидательных подарков. А когда его мать начала погружаться в смерть, Джек проснулся, потому что в своем расстроенном состоянии она пыталась принудить его последовать за ней, и финальная трансмутация ее жизненной энергии придала ей такую настойчивость, что малыш с трудом мог ей противостоять. Когда Тереза наконец ушла в небытие, Джек десять часов оставался в коме; и врачи, и его удрученный отец не сомневались, что он тоже умрет. Однако он остался жив, но его состояние заметно ухудшилось, и появилась новая серия быстро растущих опухолей.
