Виталий Севастьянов - Советская фантастика 80-х годов. Книга 1 (антология)
Ханс вновь и вновь вносил коррективы.
Вдруг пахнуло влажным теплом. «Ханс, он наверное с юга»,— подумал Хенк.
Впрочем, на юг это походило мало.
Нечто вроде огромного, плотно вросшего в болото, уродливого ананаса подперло стойку. Стену закрыли рубчатые ветви кладофлебусов, вдоль стойки легла мохнатая от лишайников гигантская цикадоидея. Она рухнула, по-видимому, недавно, ее толстый ствол щетинился листовыми черешками, плотно упакованными в какие-то волосатые наросты. За сплетением уродливых корней, вырванных из земли, прятался, подрагивая зеленой кожей, полутораметровый мозопс, весь, от коротких лап до бронированной плоской головы, уляпанный неприятной слизью.
— Убрал бы эту тварь, Ханс,— раздраженно покосился Люке.
Перегонщик не ответил.
— Вы плохо знаете историю Земли, Ханс.— Хенк усмехнулся.— Сплошная эклектика. Вы перепутали несколько эпох.
Слова Хенка прозвучали двусмысленно.
Пододвинув бокал с титучаем, Хархад сказал:
— Минут через двадцать, Хенк, Шу получит нужную карту.
— Я предпочел бы получить свой курсопрокладчик.
— Ишь, какой мудрый со звезд,— обернулся наконец перегонщик.— Что, потянуло к Стене? К этим безмозглым тварям?
Он имел в виду протозид.
— Я бы предпочел, чтобы вы называли их как-нибудь иначе, Ханс.
— П р о т о з и д ы !
Само слово прозвучало как ругательство.
— Почему вы не вернетесь домой, Ханс? Зачем вам сидеть на Симме?
Ханс презрительно рассмеялся. Он не собирался дискутировать с каким-то икс-обероном.
Какое-то время все молчали. Только мозопс встряхивался в корнях цикадоидеи и жадно, не к месту, зевал, судорожно раздвигая мощные челюсти.
— Он омерзителен...— сказал Ханс с оттенком непонятного восхищения. Он имел в виду мозопса.— См омерзителен, но он наш. Он жил на нашей земле, он дышал нашим воздухом и пил нашу воду.
— Вы и ко мне испытываете отвращение, Ханс?
Перегонщик резко вскочил, и Хархад замер, готовый вмешаться в любую минуту.
— Я бы мог убить тебя, псевдохенк! — с ненавистью выдохнул Ханс.— Ты ждешь, ты вслушиваешься, ты присматриваешься к нам. Ты любезен, ты прост, а где-то рядом, благодаря твоим проклятым друзьям, три древние цивилизации уже поют отходную! Ты чужд нам больше, чем эта тварь! — Ханс ткнул кулаком в сторону сразу замершего мозопса.— Зачем ты пришел к нам? Кто тебя звал? Зачем на тебе человеческое тело?
— Любовь к своему, Ханс, не должна строиться на ненависти к чужому.
— Заткнись! — заорал Ханс.— Космос ворует у нас людей, мы привыкли к этому. Но зачем он подбрасывает нам псевдохенков? Разве к этому можно привыкнуть? Когда я впервые в своей жизни погнал пылевые облака этим твоим тварям, мне говорили: «Зачем это тебе? Пусть они сдохнут, эти твои первичники! Они же чужие, им на нас наплевать, они никогда никому не помогли, не протянули никому руку помощи. Ни одно разумное существо не станет жить по своей воле под Стеной. Это же дохлая зона, говорили мне. Там все мертво от радиации, холода, там все убито гравитационными флуктуациями!» Сейчас я вижу, они были правы — не следовало подкармливать этих тварей.
«Ну да... Первичники... Дохлая зона... Ни одно разумное существо не станет жить по своей воле под Стеной...»
Хенк чувствовал: он впервые коснулся нити, которая могла привести к разгадке.
«Первичники... Дохлая зона... Ни одно разумное существо...»
Он улыбнулся и глянул прямо в глаза оторопевшему от неожиданности перегонщику.
— Держу пари,— вспомнил он слова Челышева.— Придет время, Ханс, ты сам захочешь пожать мне руку.
— Не руку,— пришел в себя перегонщик.— Не руку. Какую-нибудь омерзительную псевдоподию!
«Первичники... Дохлый сектор... Нет, он сказал — зона... Впрочем, это все равно».
Хенк встал. Он не протянул руку Люке — где шляпа? Он сам найдет ее на Земле. Он торопился к Шу. Его подгоняла странная догадка.
Он шел к выходу, расплескивая башмаками рыжие доисторические лужи. Он боялся упустить кончик нити, так ко времени подброшенный ему Хансом.
17
Он сидел перед экранами Шу, озаренный неярким светом. Мысль о том, что он покидает Симму, и может быть надолго, может быть навсегда, ничуть его не тревожила. Он понимал Петра Челышева: таких, как он, псевдохенков следует держать подальше от настоящих людей.
Он опять подумал о Симме.
«Не такая уж затерянная планетка...» Если раньше о ней помнили в основном пилоты, почтовики да звездные перегонщики, то сейчас она на слуху у всего Межзвездного сообщества. Несколько крупнейших цивилизаций, затаив дыхание, ждут сообщений Челышева о передвижении протозид.
А они не останавливались.
Булавочные очаги чудовищных, невероятных масс, протозиды описывали сложную циркуляцию, сводящую их в один центр — квазару Шансон. Вселенная, конечно, такая большая штука, что ее не так-то просто сломать, и все же...
На всех трех экранах перед Хенком крутились, как акробаты, ряды цифр. Низко выли вакуумные насосы — «Лайман альфа» восставала из спячки. Вместе с нею пробуждался и Хенк: на «Лайман альфе» он ни от кого не зависел. Впервые за много лет мысль об одиночестве не угнетала его.
Но зачем он так тянет время?.. Он действительно боится того, что уже не увидит Симму?..
Эта мысль его испугала. Он не хотел так думать.
Экран внешнего инфора вспыхнул. Диспетчер смотрел на Хенка с откровенной неприязнью:
— Как у тебя?
— Норма.
— Начинаю отсчет.
Хенк внимательно вслушивался в тревожный стук метронома. Этот стук означал: через пять минут он, Хенк, покинет Симму, через пять минут он, Хенк, может потерять последний шанс когда-либо вернуться на Землю.
— Где Челышев?
Из-за плеча диспетчера выглянул озабоченный Охотник.
— Петр... Еще одна просьба...— Хенк медлил, но Челышев, кажется, не собирался его торопить.— Запросите Землю... Я хочу знать...— Он запнулся, но заставил себя закончить: — Я хочу знать... Там, на Земле, в моем саду... Жива ли там белая роза?..
Челышев покачал головой, диспетчер криво ухмыльнулся. «Ты недешево обходишься Земле»,— вспомнил Хенк.
— Линии связи заняты,— ответил Охотник.— Мы начинаем эвакуацию архивов. Но я попробую через Цветочников. Обычно они мне не отказывают. Правда, формулировка — сад... роза... Будет нелегко это сделать, Хенк, но я попытаюсь.
— Это следует сделать быстро.
— От этого зависит нечто серьезное?
— Мне кажется — да, Петр.
— Для протозид! — не выдержал все же диспетчер. И спохватился: — Или для людей тоже?
— Для тех и других вместе...
18
Луч локатора жадно щупал пространство, начиненное редкими звездами. Весь левый экран занимала Стена. Исполинская стена тьмы, в которой не существовало ничего. Исполинская стена тьмы, лишенная пространства и времени. Истинное и бесконечное н и ч т о.
