Михаил Харитонов - Золотой Ключ, или Похождения Буратины. Том I. Путь Базилио
- А вот так я, - Бекки потянулась всем телом, случайно проехавшись лакированным копытом по альбертининой шёрстке. - Отлизала кому надо - признали твайлайтом.
Панюню внезапно поняла, что за минуту узнала о старой подруге больше, чем за всю предыдущую жизнь.
- Но у мамы хоть причины были, - горячилась Бекки. - Тяжёлое детство, нехватка граций. Да и ума, если честно. Но ты? Девочка-мажорка из хорошей семьи? С обаянием и не дура? Ты-то что в стекле забыла? Не знала барынька холёная, чем бы ещё потешиться?
- Скажешь тоже, барынька холёная, - с горечью сказала Альбертина. - У меня была задержка с грациозностью, в школе меня затравили подружки, а мама отправилась покорять Вондерленд. И мне было непонятно, как жить дальше. Ну вот и приучилась. Тебе не понять, ты рано созрела, весь мир был твой...
- Мой?! - Биркин-Клатч аж поперхнулась от возмущения. - Алечка, солнышко, да ты хоть помнишь, как я за тобой в интернате таскалась? А ты меня за пшено держала? Потому что ты породистая, из хорошей семьи, а я...
Через пару минут поняши уже рыдали друг у друга в объятьях.
- Ты виновата... - всхлипывала Ловицкая, облизывая беккино ухо.
- Это ты первая начала... - отзывалась Бекки, нежно покусывая альбертинину щёчку.
Второй раз был не хуже предыдущего. Даже лучше, потому что поняши не торопились, медленно и с удовольствием насыщаясь друг другом.
- Ну вот, наконец-то, - удовлетворённо заключила Бекки, устраиваясь на соломенной подстилке. - Всегда тебя хотела, - призналась она. - Но ты же Ловицкая, а я - шалава, выскочка. Я думала: если ты до меня всё-таки снизойдёшь, то в этакой манере... как ходят на могилку к издохшему котегу... А ты, оказывается, та-акой огонёчек, - она поощрительно боднула бочок подруги.
- А я думала, что ты трахаешься - как копыта о коврик вытираешь, - съехидничала Панюню.
- И так бывает, - признала подруга. - Некоторым именно это и нужно, - добавила она. - Да, кстати. Я, кажется, твоего Мартина Алексеевича пришибла. Прости. Он мешался.
- Холку мне грызть мешал? - уточнила Альбертина.
- Ну да, - не стала скрывать Бекки. - Бросился на тебя сверху и не давал укусить. Хороший у тебя челядин, преданный. Я его копытами отпинала. Рёбра точно сломала. И внутренности, наверное, отбила. И шею слегка прокусила... Нехорошо, в общем, получилось. Если помрёт - заплачу.
- Заплатишь. Натурой, - шутейно пригрозила Панюню, мечтательно улыбаясь.
- Натурой? Тебе? Да ты у меня ещё пощады просить будешь, - посулила Бекки.
- Никогда! - заявила Панюню и для убедительности быстро и жарко облизала ноздри подруги. Бекки вознаградила её поцелуем. Альбертина ощутила на мордочке подруги вкус собственных соков.
- Ой, извини, - сказала она чуть виновато. - Я, кажись, это самое... обкончала тебя немножечко.
- Немножечко? Да ты меня залила как из брандспойта, - проворчала Бекки, похотливо облизываясь. - Давно ни с кем не валялась, что-ли?
- Уже неделю, - вздохнула Панюню, снова вспомнив про Наташку.
- Это мы поправим, - посулила Бекки, подвигаясь поближе к подруге с недвусмысленными намерениями.
- Бекки, - взмолилась Альбертина, - давай я хоть посплю? Если хочешь, ночью продолжим, я вся твоя. Но сейчас меня копыта не держат.
- Пожалуй, можно, - подумав, согласилась Биркин-Клатч, потягиваясь. - Правда, у меня на эту ночь были планы. Запала на меня одна тётка из мэрии, - не стесняясь, призналась она. - Ну да и хрен бы с ней. Это у меня чисто заработок.
- А, может, нас как-то совместить? - вдруг выпалила Панюню, тихо охреневая от собственного бесстыдства.
- Ууупс! - Бекки слегонца поперхнулась. - Ты это, того... не торопи события. И тётка так себе, старая коро... не особо страстная.
- А Молли тоже не особо страстная была? - Альбертина не успела прикусить язычок, как из неё это выскочило.
- Молли? Молли - ураган. Вот только она сперва нежничала, а потом всё вымя мне изгрызла, - наябедничала Бекки. - Я думала, соски мне оторвёт. Она на этой теме реально ёбнутая.
Панюню издала тот самый звук, из-за которого и заработала своё прозвище.
- Так вот чего она от мамы гуляла... - задумчиво протянула она. - Мама вымя бережёт. Оно у неё очень подтянутое, - завершила она мысль, а про себя решила, что надо будет предупредить Гермиону, чтобы не позволяла Молли извращаться и берегла сисюши.
- Ох, скобейда я дефолтная! - Бекки стукнула себя путовым суставом по лбу. - Я чего пришла-то... Ты про маму свою уже знаешь?
- Нет, - Бекки настороженно подняла ушки. - А что случилось?
- Вот и я хотела бы знать, что, - сказала Бекки. - В общем, по моим сведениям, Мирра Ловицкая теперь кавалерка ордена Золотой Узды. С псалиями, - добавила она многозначительно.
- Ни-фи-гассе! - оценила Альбертина новость. - Вот так прямо с псалиями? За какие заслуги?
- Потому и с псалиями, что никто не знает. Но, по-моему, это как-то связано с нашей темой. Ну, с тораборцами, - подруга понизила голос. - То ли они о чём-то договорились, то ли ещё чего. Ведь это я их нашла. И вывела на Мирру. А теперь я, выходит, не при делах?
- Чего же ты хочешь? - Панюню пошевелила бёдрами, устраиваясь поудобнее.
- Я хочу присутствовать при официальном награждении. Это будет в Понивилле, в День Эквестрии. Меня, конечно, не позовут. Но ты как родственница имеешь право на персональное приглашение. А такие приглашения обычно выписывают на два лица.
Тут-то Альбертина и почувствовала себя использованной.
К её удивлению, чувство было далеко не таким противным, как она себе навоображала. Самолюбие оно не ранило, даже не царапнуло, а приятно почесало. В конце концов, подумалось ей, использовать можно только того, кто что-то может. И это её устраивало - о да, ещё бы.
- Сделаем, - сказала она самым деловым и независимым тоном, какой только смогла изобразить. - Если будешь и дальше стараться как сегодня.
Биркин-Клатч фыркнула, потом ещё раз, и, наконец, разоржалась во весь голос.
- Ну ты и нахалка... - начала она.
Отворилась дверь и высунула мордочку услужающая бобриха.
- Госпожа, - осторожно сказала она. - Мартин Алексеевич подыхает. Его на кухню или куда?
- Пойду посмотрю, - почему-то решила Альбертина и встала.
Мартин Алексеевич лежал в соседней комнате, свернувшись клубком. По одной только позе было понятно, что помочь ему уже ничем нельзя.
Когда появилась хозяйка, старый лемур поднял глаза, и поняше стало неуютно: не было в них ни обычного мутного обожания, ни чистой преданности. Похоже, долгая агония выбила из старика няш. Панюню о таком читала, но видела это впервые.
- Ты когда-то забрала у меня жизнь и дала новую, - сказал лемур спокойно, без преклонения, но и без злобы. - Обе кончились, и я не вижу разницы большой. И то, и другое... - тут он закашлялся, забулькал, потом внезапно блеванул кровью. На полу образовалось некрасивое пятно, которое смотрелось логичным завершением высказывания. - Никто не виноват, - выговорил он, собравшись с силами. - Этот мир придуман не нами. Хочу сказать тому, кто его придумал: он не очень старался... - голова старика дёрнулась, глаза остановились.
