Джудит Тарр - Солнечные стрелы
Спроси себя, львенок! Ты ведь не полный дурак. Разве ты хочешь погибнуть от руки своего возлюбленного?
Вместе, сказал Корусан. Мы умрем вместе.
Корусан, улыбнулся Эсториан, опьяненный сознанием собственного могущества. Кору-Асан. К чему эти разговоры о смерти? Ты будешь жить столько, сколько проживу я.
И умру, когда ты умрешь. Корусан обнажил мечи. Они ярко вспыхнули в магическом свете, но не ярче, чем его расширившиеся глаза.
Я уже умираю, милорд. Огонь и холод гложут меня. Точат суставы, рвут плоть и разгрызают кости.
Ты бредишь, сказал Эсториан. Ему вдруг стало тяжело двигаться. Он чувствовал себя мухой, погруженной в вязкий сироп. И все же мальчишку qkednb`kn поскорее успокоить. Давай прекратим это. Ты ведь еще никогда не ощущал себя полностью здоровым. Ты скоро поймешь, как это великолепно.
Нет. Я умираю. Он сунул малый меч в ножны и высоко закатал правый рукав боевой рубахи. Тонкая худая рука его до плеча была покрыта синими пятнами, локтевой сустав безобразно опух. Эсториан медленно, словно раздвигая массы песка, положил ладонь на запястье больного ребенка. Щемящая жалость охватила его сердце. Столько боли, столько разрушенных тканей, оздоровленных, залеченных и вновь пораженных. Корусан улыбался светло и горько. Кровь в нем расслаивалась, кости крошились.
Нет, выдохнул Эсториан.
Да, сказал Корусан. Он зачехлил длинный меч и протянул к нему руки. Иди ко мне. Сейчас некогда плакать. Глаза Эсториана вспыхнули и увлажнились. Это не слезы. Слезы не могут так обжигать. С огромным трудом он шагнул навстречу мальчишке и пошатнулся от резкого толчка в грудь. Железные руки оттолкнули его. Саревадин прыгнула на Корусана, изрыгая проклятия на каком-то неслыханном языке. Мальчишка сильно ударился об угол усыпальницы лорда Мирейна; он задыхался, с хрипом хватая губами воздух, но уклонился от нового удара, демонстрируя выучку настоящего воина. Блеснула сталь. Нож. Его сжимала худая, покрытая синими пятнами рука, обнаженная до плеча.
Нет, беззвучно произнес Эсториан. Он ведь мог предугадать эту хитрость. Эту подлость, на которую идут трусы и заговорщики. Сладкое слово, дружеский поцелуй и железо, входящее в спину. Таков запад, такой Асаниан... но не Корусан. Нет, не Корусан, не его золотоглазый, словно выточенный из цельного куска слоновой кости принц, лучший в мире боец и танцовщик с мечами. Сколько раз он засыпал в этих объятиях, сколько раз, обнаженный, кружился в опасной близости от смертоносных клинков! Они боролись, как два пьянчуги в таверне, ругаясь и тяжело дыша, пиная друг друга ногами, похожие, как близнецы, в одинаковых черных рубахах и кожаных дорожных штанах, но больше, чем рост и одежда, их роднили коварство и ярость. Они скалили зубы, способные разгрызать железо, но Саревадин не была во оружена. Эсториан почувствовал, что вновь обретает способность двигаться. Он кинулся к драчунам. Тогда они с молчаливой яростью накинулись на того, кто осмелился им помешать. Но Эсториан не зря облазил все кабачки Эндроса до того, как стать владыкой обеих империй, он знал, как следует действовать в таких потасовках, и в два счета раскидал осатаневших бойцов в стороны, особо приглядывая за тем, кто вооружен. Корусан, казалось, не узнавал своего господина, хотя шарил по его лицу блуждающим взглядом. Дыхание мальчика было хриплым и резким, похожим на храп. Он кашлял, из кривящихся губ вылетали кровавые брызги. Эсториан ощутил у себя во рту горечь. Потом дурачок ударил. Резко, сплеча. Эсториан не успел отстраниться. Горячая боль затопила левую руку. Второй удар был направлен в сердце, но цели своей не достиг. Эсториан отскочил и встал в боевую стойку.
Корусан. Кору-Асан! взмолился он. Бесполезно. В золотых глазах плавали смерть и безумие. Саревадин опять прыгнула на мальчишку. Эсториан перехватил ее на лету. Солнечная леди была столь же отважна, сколь ее безумный противник, но, не имея оружия, могла угодить в беду. Он обхватил ее обеими руками и держал изо всех сил. Она была очень сильна, царапалась и шипела, как кошка.
Отпусти! Ты слышишь меня, сопляк! Он не ослабил хватки.
Дай мне слово, что ты больше не тронешь его.
Пусть он сперва поклянется, что не тронет тебя!
Не лезь не в свое дело. Это касается лишь нас двоих. Корусан ждал, опустив смертоносное лезвие.
Это не только ваше дело, красавчик. Империя не может осиротеть.
О моей империи пусть заботится бог, но не ты, которая от нее отказалась. Она извернулась в его руках. Для своих древних лет она была потрясающе гибкой и скользила, как смазанная маслом змея. Он стиснул ее еще сильнее, но она ударила его локтем в живот и высвободилась, Вскочив на ноги, Скиталица тяжело перевела дух и замерла в двух шагах от Эсториана. Пока они боролись, Корусан успел отойти к постаменту и теперь с жадностью и каким-то безумным восхищением вглядывался в лицо Солнцерожденного. Саревадин не двигалась. Эсториан прислушался к боли в руке, Она была тянущей, но терпимой. Корусан меж тем переложил нож в левую руку и коснулся пальцем бровей спящего. Эсториан замер. Но ничего не произошло. Спящий не пробудился, не грянул гром, не разверзлись небесные хляби. Ясно было одно Корусан потерял разум. Это Замок зажег в его глазах безумный огонь. Эсториан мог стать таким же, если бы не имел собственной силы. Он сам притащил мальчишку сюда, он один виноват в том, что сейчас с ним происходит. Корусан подобрался. Его шепот ясно шелестел в магической тишине.
Как ты похож на того, кого я люблю больше жизни, и как не похож. Он мягкая штучка, при всей своей внешней крепости. Он... Корусан рассмеялся глубоким гортанным смехом.
Он звонкая бронза, ты закаленная в горне сталь. Восстанешь ли ты, чтобы править опять, великий король и лжец? Захочешь ли вновь завоевывать страны?
Он уничтожит тебя, сказала Саревадин. Корусан нагнулся и поцеловал Солнцерожденного в губы. Потом выпрямился, насмешливо улыбаясь.
Вот он лежит, король и мужчина, сумевший обмануть смерть. Но, возможно, именно я выпущу из его жил всю кровь, прежде чем сам умру.
Вряд ли, усмехнулась Саревадин. Попытайся и увидишь, что будет. Эсториан ужаснулся. Он начинал понимать, что задумал безумный мальчишка. Но не двинулся с места, заразившись спокойствием Саревадин. Корусан положил руку на сердце спящего короля. Стало ли оно биться сильнее? Кажется, нет. Но в воздухе вдруг запахло озоном, словно перед грозой, и грани кристалла подернулись легкой дымкой.
Да, сказал Корусан, это именно так. Сын Льва проник в твою собственную твердыню. Он может освободить тебя и может повергнуть в прах. Все здесь и все в моих руках, разбойный король! Солнце, тьма, Керуварион, Асаниан, лев и черный орел все. Ты только взгляни, он опять усмехнулся, кто сидит на твоем троне. Еще один сын Льва, детеныш жрицы враждебной тебе богини! Все, что он собой представляет, глубоко отвратительно тебе. Они предали твое дело, глупый и самовлюбленный король, твой сын, надругавшийся над собственной плотью, и твой правнук, и они стоят здесь, утверждая, что любят тебя. В воздухе пронеслось пение, тихое, как треск лопнувшего хрустального бокала. Кости Эсториана стали стеклянными, они могли разлететься вдребезги от любого толчка. Нет. Это была боль Корусана, это был его ужас, всепоглощающий ужас смертника, у которого нет и не будет потомства.
