Юрий Шушкевич - "Вексель Судьбы" (книга первая)
-- Ну почему ж! Сразу после революции на месте нынешнего Университета хотели возвести Международный Красный Стадион. Между прочим, крупнейший в мире. Затем, правда, выяснилось, что фундаменты сползают к реке, и эту затею бросили. Но после стройки на краю склона и внизу остались десятки буфетов и летних ресторанчиков. В них всегда было многолюдно, по Воробьёвке туда специально ходили трамваи. Потом пустили троллейбус -- кажется, четвёртый номер, он бегал от "трёх вокзалов" до Киевского. Кстати, почему-то только здесь постоянно продавали какое-то малопонятное, но очень дешёвое турецкое вино. Так что место числилось популярным.
-- Ни за что не поверю! И ты, комсомолец, приезжал туда пить турецкое вино?
-- Конечно, много раз. Но в основном у нас, школьников, денег на вино и буфеты не бывало, поэтому мы покупали кто мороженое, кто семечки и забирались на чердак Мамоновой дачи. Оттуда теми же красотами любовались бесплатно...
-- Здорово. Дача, чердак, золотое детство...
-- Ты вздыхаешь, Маш, словно хочешь туда вернутся... А вот я бы не стал.
После спуска с метромоста Алексей почти гениально угадал съезд и поворот на Университетский проспект, и через пару минут остановился у смотровой площадки. Он помог Маше выбраться из машины и они пошли в направлении к гранитному парапету. Очередной залп дождя, собиравшийся последние полчаса, так и не решался пролиться, уступая место влажной дымке, в туманной пелене которой размывались силуэты возвышающихся на противоположном берегу высотных зданий и множество городских огней. Пространство площадки хранило следы недавнего столпотворения по случаю салюта: на мокром асфальте блестел разноцветный мусор, в отдалении шумела небольшая стайка молодёжи, а несколько подвыпивших бродяг, один из которых, не в силах стоять на ногах, возлежал на парапете, вели промеж себя незатухающую беседу.
Не сговариваясь перейдя немного в сторону с освещённого пространства смотровой площадки, Алексей с Марией остановились в сени высокого клёна. От этого места открывался всё тот же великолепный панорамный вид на ночную столицу, до мельчайших деталей Марии знакомый. Ей было приятно наблюдать, с каким изумлением Алексей пожирает его своими глазами, обрывочно произнося вслух имена узнаваемых в новом облике мест -- "...это старые Хамовники", "..возле Трубецкой", "...за Красным Лугом -- небоскрёбы", "...две высотки -- одна точно на Смоленской" и так далее.
-- Нравится?
-- Да, не то слово. Воистину, вечный город.
-- Вечный?
-- Да, вечный. Третий Рим...
-- И как на его фоне мимолётна наша жизнь! Я уже даже начала забывать про сегодняшний концерт. Между прочим, все почему-то бросились поздравлять меня, а о тебе забыли. А ведь ты всё это придумал. Именно ты. Даже не знаю, как тебя отблагодарить.
-- Пустяки. Ты долго шла к этому успеху и заслужила его. Я очень хочу, чтобы он открыл для тебя новую жизнь.
-- Спасибо. Но даже если каждый предстоящий день будут таким же, и жизнь моя сложится счастливо на зависть всем -- то всё равно она останется лишь крошечным мгновением.
-- Да, но такое мгновение будет соткано из миллиардов секунд, -- возразил ей Алексей. -- Каждая из которых -- в своём роде тоже вечность.
-- Поэтому в каждую из них я буду стареть, -- ответила Мария и посмотрела Алексею прямо в глаза.
Алексей принял этот её взгляд, наполненной неуловимой трепетной надеждой, и ответил решительно:
-- Давай тогда будем стареть вместе. Я давно хотел тебе это предложить. Подумай, находишь ли ты это возможным для тебя?
Их взгляды снова пересеклись и остановились. На какой-то миг Алексею показалось, что он прочитывает в глазах Марии недоумение или даже испуг. Он тотчас же подумал, что напрасно произнёс "давно хотел": о каком "давно" может идти речь, если их знакомство длится всего две недели, да и сам он, надо полагать, знакомый более чем странный...
-- Я согласна, -- не отрывая взгляда, коротко и спокойно ответила Мария. -- Я согласна.
И неожиданно спросила:
-- А ты меня любишь?
-- Да. Я тебя люблю, -- ответил Алексей без малейших колебаний и тут же, чтобы освободиться от только что посетившей его тягостной мысли, взволнованно произнёс: "Я не знаю, как сложится моя жизнь, но я готов поклясться, что каждый день, проведенный нами вместе, я буду стремиться делать таким же незабываемым. Ну а если я не справлюсь или если со мной что-то случиться или пойдёт не так -- ты свободна, ты полностью свободна принять любое решение".
-- Ты со всем справишься и с тобой ничего не случится. Всё будет хорошо -- ты понял? Даже не думай о другом!
-- Что ж! Если ты говоришь -- не случится, то значит -- в самом деле не случится! -- ответил, улыбнувшись, Алексей, и вдыхая волнующий запах волос, поцеловал Марию сперва в лоб -- и тотчас же, обхватив обеими руками за плечи, глубоко, остро и протяжённо, то и дело забываясь от чарующего головокружения, припал к её тёплым и взволнованным губам.
...Они долго не уходили не уходили с Воробьёвых гор, наслаждаясь далёкими звуками и огнями любимого города, изящной монументальностью университетской башни, подпирающей облака, запахами молодой мокрой листвы и кое-где уже начинающей зацветать сирени. И конечно же -- до восторга и забвения упиваясь осознанием реальности счастья, счастья внезапного и безразмерного, счастья, о котором нельзя было помыслить ещё вчера.
Возможно, они бы продолжили гулять по Воробьёвым горам до рассвета, однако поднявшийся в половине второго ночи холодный сильный ветер напомнил о необходимости перебраться в место более укромное. Алексей завёл машину, включил обогрев и поинтересовался, куда им стоит отсюда переехать. Заявляться среди ночи в квартиру не хотелось, от дачи в Петрово-Дальнем у Маши не было с собой ключей, поэтому Алексей предложил поискать гостиницу.
-- Не надо в гостиницу, -- ответила Мария.
-- Почему? У нас же с собой полно денег!
-- Я не хочу, чтобы все эти ресепшионисты, портье и коридорные, проснувшись, заглядывали нам в глаза.
-- Ну и пусть себе заглядывают! Нам-то какое до них дело?
-- Я просто не выношу эти масляные взгляды. Даже со спины. Смесь подобострастия с панибратством и восприятием всех как ровни. Ведь для них мы будем только развратным существами.
-- Но какая нам разница? Все знают, что гостиницы открыты по ночам в том числе и для таких, подобных нам...
-- Сегодня не тот день и не тот случай, Лёша. Я не хочу видеть никого, кроме одного лишь тебя. Кроме только тебя, тебя одного, понимаешь?
Между тем усталость от невероятного по насыщенности событиями дня нарастала неодолимо. Алексей, обычно по-юношески пренебрегавший самочувствием и всегда хранивший уверенность в исключительности своего запаса сил, вдруг заметил, что его рука то и дело самопроизвольно вздрагивает, а веки начинают смыкаться. Ещё немного -- и сон своей невидимой властью выключит сознание, и тогда ktoz to wie? -- всякое может случиться на пустой ночной дороге с автомобилем, в котором шкала спидометра заканчивается на цифре 350. Поэтому было решено, пока ещё остаются силы, вырваться за город и заночевать в каком-нибудь безлюдном живописном месте, встретив рассвет и умывшись по утру росой. Именно так пожелала Маша, и Алексей не мог с ней не согласиться.
