Алекс Орлов - Антология мировой фантастики. Том 4. С бластером против всех
Но Майкл Вайерман не имел никаких оснований считать, что способен проникать взглядом в суть вещей дальше и глубже собратьев. Слишком многое в его жизни говорило как раз об обратном.
Сейчас он сделал вывод совершенно другой, а именно что если и все остальные кроме него способны понимать, что становление характера мужчины опирается на столь жалкие основы, то единственное объяснение тому, что мир до сих пор еще таков, как он есть, состоит в том, что понимание это приходит ко всем слишком поздно. Люди попадаются в ловушки многолетних привычек - в садняще-самоискалеченных, до предела суженных и огражденных жизней, которые они до сих пор вели - после этого конечно никакого разговора о возврате или же бегстве идти не может. Остается только топтание на месте, и «уже слишком поздно что-то менять», и возможности, потерянные прежде, чем их удается осознать, и слишком хорошо и удобно утоптанная неверная дорожка. Впереди остается совсем уже маленький кусок жизни, который хочется прожить с максимальным комфортом, пускай даже все вокруг идет вкривь и вкось - и одна лишь надежда на то, что надежда эта уже впитана детьми с молоком матери, что отпрыски уже набиты высоким идеализмом под завязку и что никакие потрясения и печали не смогут ударить по ним так, чтобы выбить эту дурь вон из башки.
Майкл Вайерман глубоко вздохнул. Он все теперь знал, все понял сам, дошел до всего своим умом. Он был немного удивлен, но и рад тому, что самостоятельно сумел выстроить такую непростую цепочку рассуждений. Он снова прошелся по ней шаг за шагом, просто для того, чтобы лишний раз убедиться в своей правоте, но во всей своей жизни он не нашел ничего, что могло бы поколебать его уверенность, лишь только одни подтверждения.
Итак, от ужасной сложности на старте, на финише он пришел к великой простоте.
Я такой же, как все, сказал он себе, и сомневаться нечего!
Он тепло улыбнулся миссис Леммон и протянул ей руку.
– Рад познакомиться с вами, миссис Леммон, - проговорил он. - Очень вам за все благодарен. Меня зовут Майкл Вайерман. Думаю, пришло время нам друг другу помочь.
2
– Вайерман… - припоминая что-то, повторила миссис Леммон. Потом зажала рот рукой. - Ох!
Конечно же, она помнила эту фамилию. И в этом всамделешном романе, участницей которого она сейчас была, такое совпадение не могло быть случайным. О том, в каком родстве этот Вайерман состоит с тем Вайерманом, за которого она голосовала двадцать лет назад, миссис Леммон понятия не имела, но если бы такого родства не существовало, это было бы нарушением всех негласных правил ее романов.
Мысли старушки Майкл Вайерман конечно же прочитать не мог. Но он ясно увидел, что его узнали, он увидел, как задрожали руки миссис Леммон, и что ему теперь делать, не знал. Нужно было срочно отвлечь ее и занять ей голову чем-то другим. К примеру, подумал он, так или иначе нужно узнать, что происходит снаружи. Оставалось убедиться, что, оказавшись на улице, миссис Леммон не броситься прямиком в полицию, чтобы заявить на своего странного гостя.
– Я хотел попросить вас выйти наружу и посмотреть, не осталось ли моей крови на ступеньках лестницы, - твердо проговорил он. Моральных прав пребывать на свободе сейчас у него было не больше, чем раньше, но поскольку стало ясно, что в мире полным-полно людей, совершающих проступки, о которых потом можно только горько сожалеть, и после продолжающих жить как ни в чем не бывало, то сдаваться ему было еще рано, и тем более не было причин думать, что среди миллиардов живущих он был единственный правый и верно понимающий все. Сказать же, что в нем проснулся и заработал на полную катушку простой инстинкт самосохранения, означало выпустить из внимания тот факт, что интеллект его был все-таки развит достаточно высоко и обо всех инстинктах в себе он знал преотлично и в любой ситуации включал их в расчет собственных возможностей. Разобраться во всем было совсем несложно - для этого нужно было провести простую интерполяцию от выведенного им уже центрального принципа простоты.
Миссис Леммон мгновенно виновато вспыхнула, смущенная своей нерешительностью.
– Конечно, конечно, - заторопилась она, еще раз бросив оценивающий взгляд на нагрудный бандаж Майкла. - Я сейчас посмотрю и сразу вернусь.
Она торопливо зашаркала туфлями по коридору к выходу.
Глядя старушке вслед, Майкл уже не беспокоился о том, вернется ли она или нет. Она вернется, он был уверен в этом. Он добился в точности того, что хотел, и с удовольствием это сознавал, и хотя не понимал еще, почему все прошло с такой легкостью, все же был рад тому, что это оказалось возможным. По всему выходило, что он дал ей нечто, что ей уже давно и очень сильно хотелось получить - заполнив этим пустоту ее жизни. Внезапная мысль о том, что человек может быть настолько неудовлетворен своей жизнью, что даже такой тип как он, притом в трудной ситуации, сразу же воспринимался как обещание чего-то лучшего, поразила и удивила Майкла. Но он не был бы человеком, если бы не получил в то же время от такой мысли удовольствие.
Но что теперь? Куда он пойдет дальше, и если он уйдет, что станет с миссис Леммон?
Он осторожно продел руки в рукава солдатской рубашки. Теперь ему нужно все обдумать - разработать некий приемлемый план, который мог бы включать в себя и его, и хозяйку чайного магазинчика. Так что же у него имеется в активе?
И куда он может податься? Что у него еще осталось?
То, что миссис Леммон вернулась, он заметил только тогда, когда она дотронулась до его рукава.
– Все в порядке, - чуть слышно выдохнула она. - Там нет никакой крови.
– Спасибо вам, - проговорил Майкл. - А чем заняты пришельцы?
– Я не видела ни одного, - ответила она. - Но с улицы слышны свистки и там бегают какие-то люди. Пару раз проехали машины с сиренами.
Майкл чуть насторожился.
– Да, я тоже слышу, - подтвердил он и с удивлением заметил, как огорчилась миссис Леммон, словно он только что выговорил ее за то, что она тратит время на что-то несущественно важное и так понятное. По сути дела, в звуках, доносящихся с улицы, разобраться было совсем нелегко. Здесь, в глубине магазинчика, все эти звуки слабели, и человек, погруженный в свои мысли, мог просто не обратить на них внимания.
Но вечно тратить время на объяснения и утешения он не мог. Времени и так уже осталось слишком мало. Кроме того, не было заметно, чтобы старушка пыталась как-то выказывать обиду или досаду. На ее лице было написано только покорное согласие со своими недостатками, действительными или вымышленными. До чего же мы с ней похожи! - неторопливо приводя свои мысли в порядок, подумал Майкл. В мире нет ни особых, ни выдающихся людей, есть просто люди думающие и нет. Он много думал и теперь понимает миссис Леммон гораздо лучше, и если впредь станет относиться к ней так же, как и к себе, и ожидать от нее того же, что и от себя, то вполне вероятно, что они поладят очень даже хорошо.
