Коллектив авторов - Классициум (сборник)
Машину мне дали знатную. Новая модель – «Алтай 48 бис». Я его сразу, как принято у пилотов, Алтухой назвал. У машины ведь тоже душа есть, и характер, и симпатии – всё как у нас. А в рейс пилот идет – много часов, даже дней один на один с техникой остается. Как тут не дружить? Если ты к машине с уважением, так и она к тебе с пониманием. А на Венере – особенно.
Фильмы-то нам в техникуме про нее показывали. И про Марс тоже. Но Марс что – те же Каракумы, ну или там Сахара. Пустыня и есть. Венера совсем другая: буйная, зеленая, горячая. А уж норов, скажу я вам! Если ветер, то деревья гнет. Если дождь, ручьи в реки превращает.
И солнце там злое, белое от злости. Едва облака расступятся, оно вмиг всё сушит. Вода в лужах только что не закипает, а камни трещат от жара. Одно хорошо, эти «окна» очень редко открываются. Но если кто случайно попадет в него – не жилец.
Потому и технику для Венеры делают не всякую. Машина должна там быть мощной, надежной, хорошо защищенной. Не только от дождя или солнца. Природа здесь зубастая да клыкастая – мама, не горюй! Зверюги по лесам шастают, по сравнению с ними наши слоны, что шавки дворовые. Вот и выходит, что без надежной машины на Венере – никуда. Тут-то наши венероходы и пригодились. Это уже потом их в краулеры переиначили – привет Америке. Они хоть ребята и заносчивые, но в Первую Венерианскую здорово нам подсобили со своими «хаммерами» и «араваками».
С тех пор на Венере так и повелось, что пилот краулера чуть не самая уважаемая профессия. После ученых, конечно.
Много, очень много машин на Венере. День и ночь рычат моторами краулеры, проходчики, бульдозеры. Всего-то четыре года как люди пришли сюда. Пришли, чтобы построить себе новый дом, изучить этот красивый и суровый мир.
Вы спросите, а что же воздушные пилоты? Вертолет, мол, или «блоха» быстрее в разы. Это правда. Но не на Венере. Атмосфера там плотнее земной вдвое. Потому даже легкий ветерок запросто вертолет сдует, а «блоху» так вовсе разобьет о камни.
И сидят за штурвалами, рычагами крепкие, внимательные парни. Час едут, два едут, пять часов по трассе… Хоть и прямая она с виду, да больно коварная. То осыпь колею засыплет, то промоина поперек вырастет. До Подгорного триста верст и все с вывертом. Устают пилоты смертельно. В сон запросто утянуть может. Тут уж лучше остановиться и поспать часок-полтора, чтоб беды не наделать.
Мне один парнишка рассказывал. Еду, говорит, как-то на Южный пост. Часов десять без остановок. И так вдруг спать захотел – сил нет. И заснул. Заснул-то, наверно, секунды на две. А вижу сон: будто на «каменный зыбун» попал и мой Гореван на правый бок заваливается. Дал тормоз. Проснулся, смотрю – правда, почти лежу на боку. Сперва не испугался, сдал назад, выбрался из «зыбуна», а вечером, уже в Южном, жутко стало…
А в сезон дождей, бывает, затопит грязью Малый перевал – по шесть, по восемь часов бьются пилоты на семи километрах, прокладывают путь себе и тем, кто следом поедет. Десять метров просушат термопушками, десять – едут, снова десять – высушивают, десять – едут… В одних рубахах пластаются, матерят долю пилотскую. Одно спасение на Венере – машина надежная. Скольких людей спасла эта надежность. А вот Чуйков раз и навсегда доказал, что надежность человека еще важней.
В одно погожее утро вызвал Генку Чуйкова главный врач Светлого Боткин Степан Гаврилович, правнук знаменитого русского доктора.
– Ну как, освоился на новом месте?
– А чего нам? – бодро отвечает Чуйков. – Тут почти Земля. Тепло, зелено, воздух вкусный – прямо Сочи. Моря не хватает.
– Есть море. Далеко, правда. Только не курорт здесь, Геннадий. Чужая планета.
– Пока чужая. Скоро наша родная станет.
– Вот чтобы стала, дело надо делать, а не языком болтать, – посуровел Боткин.
– Я готов, – перестал улыбаться Чуйков.
– Из Подгорного сообщили, у них там уже три случая «зеленой оспы» за два дня.
– Так вакцина ж есть?
– Нету. Кончилась. Да еще врач тамошний сам эту «зеленку» подцепил!
– И что делать?
– Поедешь в Подгорное, вакцину отвезешь и сам пока останешься. А то фельдшер один не справится.
У Чуйкова снова рот до ушей.
– Да я мигом, Степан Гаврилович!
– Собирайся, – посветлел и Боткин. – Из пилотов, правда, один американец остался, Пол Андерсон [10]. Молодой, но дорогу знает.
Генка только рукой махнул.
– И с американцем доберемся.
Сбегал Генка на склад, быстренько подписал нужные бумаги, получил большой белый контейнер-холодильник, суточный паек, рацию и комбез непромокаемый. Выходит, а перед складом уже краулер рычит.
Чуйков оглядел его с уважением. Бывалая машина. Вон и обтекатели помяты, кое-где даже ржа появилась, несмотря на защитную краску. И траки на гусеницах потрепанные – камни-то на дорогах сплошной гранит да корунд.
Тут из верхнего люка вылез длинный худющий парень. Светлые волосы ежиком, комбез мешком сидит, а рот до ушей. Ну, копия Генки.
– Хеллоу! – кричит. – Ты есть доктор Чуйков?
– Ну я, – важно кивает Генка. – А ты, что ли, пилот?
– Самый лучший! – еще пуще скалится американец.
– Тогда поехали.
Пол принял у Чуйкова ценный груз и сам полез его устанавливать в грузовой отсек. А Генка забрался в кабину и сначала уселся на место пилота. Осторожно потрогал могучие рычаги, поставил ногу на одну педаль. Ничего. Краулер продолжал миролюбиво урчать. Кабина мелко подрагивала от низкого рыка. Генка поставил ногу на другую педаль. И сразу в глубине огромной машины заворочался какой-то новый механизм. Краулер ощутимо вздрогнул и зарычал уже вопросительно.
– Ладно, ладно, – пробормотал Чуйков и поспешно убрал ногу. – Не ворчи. Я пошутил.
Он посмотрел вперед. За лобовым стеклом с высоты двух с лишним метров открывался вид почти на весь поселок. Склады для безопасности разместили на самой макушке холма. Остальные домики полукольцами спускались по склону. А дорога, по которой предстояло ехать Генке, начиналась прямо внизу. За крайним рядом домов в темно-зеленой стене леса светлела широкая просека, стрелой уходившая в туманный горизонт.
В кабину забрался Андерсон.
– Пересядь туда, – махнул рукой.
Чуйков вздохнул, перелез на соседнее кресло. Американец взялся за рычаги.
– Поехали!
Краулер взревел радостно, будто конь застоявшийся, рванулся вниз с холма…
Мерно рокочет мотор, стелется под широкие гусеницы лохматая колея. Справа и слева медленно уползает назад разноцветно-зеленая стена леса. Час едут Чуйков и Андерсон. Два часа.
Генка поначалу взялся лес разглядывать. До края просеки всего-то шагов десять-пятнадцать. Однако заскучал быстро. Чего там смотреть? Стволы да ветки, папоротники какие-то. Ни тебе птицы, ни животины.
