Орсон Скотт Кард - Ксеноцид
– Мне кажется, они понимают это.
– Я должен побыстрее выставить его с Лузитании.
– Я уже работаю над этим, – сказала Джейн.
– Может быть, мне следует связать их и выкинуть на какой-нибудь необитаемой планете? Знаешь пьесу Шекспира «Буря»?
– Калибан и Ариэль – это ты хочешь сказать?
– Если я не могу убить их, выход один – изгнание.
– Я работаю над этим, – повторила Джейн. – Ведь как ни поверни, а они целиком и полностью зависят от тебя. Они частички того образа, который существует у тебя в голове. Что, если для полетов во Вне-мир вместо тебя я воспользуюсь ими? Тогда у нас в распоряжении окажется не один корабль, а целых три.
– Два, – возразил Эндер. – Я туда больше ни ногой.
– Даже на микросекунду? Я заброшу тебя туда, а потом сразу верну обратно. Нам уже незачем там задерживаться.
– Дело не в задержке, – пояснил Эндер. – Питер и Вэл появились рядом со мной в самый миг перехода. И если я снова отправлюсь во Вне-мир, я опять создам их.
– Прекрасно, – согласилась она. – Тогда у нас все равно остается два корабля. Один – с Питером, другой – с Вэл. Я все обдумаю, а потом доложу тебе. Мы не можем, побывав там всего один раз, сразу отказываться от такой возможности.
– Можем, – сказал Эндер. – Реколаду мы получили. Миро создал себе новое тело. И все, хватит. В остальном мы можем обойтись собственными силами.
– Ты не прав, – не согласилась Джейн. – До появления флота нам надо успеть вывезти с этой планеты пеквениньос и Королеву Улья. И, кроме того, надо создать еще один вирус – для Пути. Мы должны во что бы то ни стало освободить этих людей.
– Я во Вне-мир больше не полечу.
– Даже если я не смогу обойтись Питером и Вэл? Что, если я не сумею перенести вместе с ними свою айю? Ты боишься собственного подсознания, так что же, пускай теперь пеквениньос и Королева Улья погибают здесь?
– Ты сама не понимаешь, насколько опасен Питер.
– Может быть. Зато я отлично понимаю, что такое Маленький Доктор. Эндер, ты сейчас купаешься в собственном отчаянии. Тебе на все наплевать. Мы просто обязаны вывезти с этой планеты пеквениньос и Королеву Улья, даже если после этого Питеры и Вэл заполонят все континенты Лузитании.
Он понимал, она права. Он знал это, но вовсе не собирался отступать.
– И все-таки, Джейн, попробуй сначала перенестись в Питера и Вэл, – проговорил он. – И да поможет нам Бог, если Питер при перелете во Вне-мир умудрится создать какой-нибудь свой образ.
– Вряд ли у него это получится. Он задирает нос, но на самом деле он не так уж и умен.
– Ты плохо его знаешь, – сказал Эндер. – А если ты мне не веришь, значит это ты не так умна, как привыкла считать.
Эла была не единственной, кто перед завершающим тестом Прозрачника решил посетить Сеятеля. Его немое деревце успело подрасти всего на пару метров и теперь тихонько колыхалось на ветру как раз напротив мощных стволов Корнероя и Человека. Но именно вокруг этого молодого деревца собрались выжившие в бойне пеквениньос. Как и Эла, все они собрались здесь для молитвы. Служба представляла собой очень странное и необычное зрелище. Церемония проходила практически в полном молчании, священники-пеквениньос не собирались устраивать из молитвы пышного спектакля. Они просто встали на колени и начали молиться, что-то бормотать сразу на нескольких языках. Кое-кто молился на языке братьев, кое-кто – на языке деревьев. Пришедшие на церемонию жены молились по-своему. Эла подумала, что этот язык они, должно быть, используют в повседневной жизни, хотя, может быть, это было еще одно наречие, при помощи которого они общались со священной древоматерью. Некоторые пеквениньос избрали для молитвы человеческие языки – со всех сторон слышались слова на звездном, на португальском, а кто-кто из священников, похоже, уже успел выучить древнюю латынь, язык церкви. Несмотря на такое вавилонское столпотворение, она почувствовала ни с чем не сравнимое единство душ пришедших сюда. Они молились у могилы мученика, молились о том, чтобы Господь сохранил жизнь последовавшего его примеру брата. Если сегодня Прозрачник умрет, его жертву запомнят, как запомнили жертву Сеятеля. Но если он перейдет в третью жизнь, он будет обязан этим мужеству и примеру Сеятеля.
Так как это Эла привезла из Вне-мира реколаду, они вознаградили ее тем, что какое-то время позволили ей побыть наедине с хрупким стволом Сеятеля. Она нежно провела рукой по еще не затвердевшей коре, жалея про себя, что в этом деревце теплится лишь искорка жизни. Где затерялась айю Сеятеля, бродит ли она сейчас в беспространственности Вне-мира? Или ее призвал Господь и она уже присоединилась к святым на небесах?
«Сеятель, помолись за нас. Попроси за нас. Мои великие дедушка с бабушкой уже донесли мою молитву до Отца, теперь ты сходи к Иисусу Христу и попроси его проявить милость к твоим братьям и сестрам. Пусть реколада переведет Прозрачника в третью жизнь, чтобы мы могли распространить вирус по планете, заменить им кровожадную десколаду. И тогда лев уживется с ягненком и наступит мир во всем мире».
Однако Эла по-прежнему терзалась сомнениями. Она была уверена, что они идут по правильному пути. В отличие от Квары, она, намереваясь уничтожить десколаду на Лузитании, не мучилась сознанием собственной вины. Но ее никак не оставляла мысль, правильно ли она поступила, положив в основу реколады сохранившиеся в лаборатории старые штаммы десколады. Если десколада действительно повинна в недавней воинственности пеквениньос, в их стремлении как можно шире распространить свою расу, тогда, использовав реколаду, Эла как бы возвращала пеквениньос к предыдущему, «естественному» состоянию. Но в таком случае прошлое поведение расы было вызвано той же десколадой, которая пыталась регулировать гайалогию планеты, и казалось оно более естественным потому, что так вели себя пеквениньос, когда люди только прибыли на Лузитанию. Так что сейчас Эла устанавливала поведенческие нормы целой расы, специально удаляя из характера пеквениньос агрессивность, чтобы в будущем между ними и людьми не возникало никаких конфликтов. «Я делаю из них добропорядочных христиан, причем независимо от их желания. И то, что Человек и Корнерой одобряют мой поступок, вовсе не снимает с меня бремени ответственности, если впоследствии пострадает целая раса.
О Господи, прости меня за то, что я осмелилась стать Богом для этих существ, созданных тобой. Когда айю Сеятеля предстанет перед тобой, чтобы помолиться за нас, удовлетвори ее молитву, которую Сеятель вознесет к тебе по нашей просьбе, но удовлетвори ее только в том случае, если ты действительно желаешь, чтобы раса пеквениньос изменилась. Помоги нам совершить доброе деяние, но останови, прежде чем мы, не желая того, совершим дурное. Во имя Отца, Сына и Святого Духа. Аминь».
Она пальчиком смахнула со щеки слезу и коснулась им гладкого ствола Сеятеля. «О Сеятель, тебя нет там, чтобы почувствовать мое горе. Но ты видишь меня, я верю. Господь не даст твоей благородной душе затеряться во мраке».
Пришло время прощаться. Нежные руки братьев прикоснулись к ней, подняли ее на ноги и повели к лаборатории, где в изолированной комнатушке ждал Прозрачник. Ждал перехода в третью жизнь.
Когда Эндер навещал Сеятеля, тот лежал на кровати, опутанный множеством проводов, ведущих к всевозможным медицинским датчикам. Сейчас все было по-другому. Прозрачник великолепно себя чувствовал, и, хотя его также опутывали всякие трубки, он не был прикован к постели. Радостно скачущий по клетке, он никак не мог дождаться, когда же наконец наступит последняя фаза эксперимента.
Но теперь, когда вернулись Эла и ее помощники-пеквениньос, можно было начинать.
От прочего мира его отделяло одно лишь дезинтегрирующее поле. Снаружи барьера собрались пеквениньос. Процесс перехода Прозрачника они могли видеть во всех подробностях. Может, из уважения к чувствам пеквениньос, а может быть, из-за жестокости исполняемого ими ритуала люди остались внутри лаборатории, откуда следили за церемонией через единственное окно и по мониторам – так они как бы отделялись от жуткого действа, которое вот-вот должно было начаться.
Прозрачник ждал, пока одетые в стерильные костюмы братья, сжимающие в руках деревянные ножи, не встанут на свои места. Только тогда он сорвал пучок капима и принялся жевать. Это было своего рода анестезирующее средство, которое позволит ему уменьшить боль до разумных пределов. Но впервые готовящийся к переходу брат воспользовался травой, которая не содержала в себе ни единого вируса десколады. Если новый вирус Элы оправдает себя, то капим подействует как обычно.
– Если я перейду в третью жизнь, – сказал Прозрачник, – этим я буду обязан только Господу Богу и его слуге Сеятелю.
Положение обязывало, чтобы Прозрачник в последних словах, произнесенных в обличье брата, воздал честь Сеятелю. Но и эта формальная любезность все равно заставила многих всплакнуть. Люди плакали в открытую, что же касается пеквениньос, то их эмоции с трудом поддавались однозначному определению, но Эндер не сомневался, что пощелкивающие звуки, которые те издавали, также означали плач или нечто подобное горю, которое испытывали пеквениньос, вспоминая о смерти Сеятеля. Однако Прозрачник был не прав, считая, что здесь нет никакой его заслуги. Все знали, что эксперимент еще может закончиться полной неудачей и что, несмотря на надежды, которые питали собравшиеся здесь, пока нельзя с уверенностью утверждать, что реколада Элы обладает достаточной силой, чтобы перевести брата в третью жизнь.
