Фредерик Браун - Персона грата: Фантастические повести и рассказы
— Я рад, мистер Мерсон, что вы согласились защищать меня. Удивительно, как я сам не догадался обратиться к вам: я ведь слышал о вас от своих знакомых и читал в газетах о ваших процессах. Что будем делать? Выслушаете сперва меня или примете сразу, в радости и в горе?
— Приму сразу, — ответил Мерсон, — в радости и в горе, пока…
Он прервался: венчальную формулу не стоило произносить до конца при человеке, на которого уже пала тень электрического стула.
— …пока смерть не разлучит нас, — с улыбкой закончил Кэйн. — Вот и хорошо.
Они уселись по сторонам стола.
— Нам предстоит часто встречаться, — сказал Кэйн, — так что давайте без церемоний. Зовите меня Ларри.
— А меня — Морти, — ответил Мерсон. — Прежде, чем вы расскажете свою версию дела, мне хотелось бы задать пару вопросов, Вы…
— Подождите, Морти. Сперва я спрошу вас: вы уверены, что здесь нет микрофонов и нас никто не подслушивает?
— Абсолютно уверен. Итак, первый вопрос: вы в самом деле убили Кинни Кин?
— Да.
— Полицейские утверждают, будто после ареста вы сказали: «Боже мой, выходит, она была настоящей!» Говорили вы эти слова? Если да, то что это значит?
— Я был тогда не в лучшей форме, Морти, и вряд ли вспомню точно… Может, я и сказал что-нибудь в этом роде, во всяком случае, подумал я именно это. А вот что это означает… в двух словах не объяснишь. Придется вам выслушать все с самого начала.
— Хорошо. Не торопитесь. Спешить нам некуда: я могу оттянуть процесс месяца на три, а то и больше.
— Столько времени нам не понадобится. Все это… только не требуйте пока объяснений, что я имею в виду… это началось с полгода назад, а именно — третьего апреля, в половине третьего утра. Я возвращался с приема в Арманд-Виллидж и…
— Извините, но я вынужден буду часто прерывать вас: мне нужны подробности. Вы сами сидели за рулем? С вами никого не было?
— Никого, я сам вел свой «ягуар».
— Вы были пьяны? Может, превысили скорость?
— Честно говоря, почти трезвый. Прием был скучный, и я уехал рано, так что хорошенько выпить просто не успел. Дорогой я проголодался и остановился у придорожного ресторанчика. Там я, правда, принял еще один коктейль, но потом съел здоровенный бифштекс с овощным гарниром и выпил несколько чашек кофе. Словом, из ресторана я вышел даже трезвее, чем раньше. Кроме того, я полчаса ехал в открытой машине на свежем ночном воздухе. Так что тогда я был трезвее, чем сейчас, а с прошлого вечера у меня капли во рту не было…
— Прервитесь на минутку. — Мерсон достал из заднего кармана плоскую серебряную фляжку и подал Кэйну. — Раритет времен сухого закона. Она помогает мне играть роль сенбернара, особенно, если мой клиент не знает, как в тюрьме достают выпивку.
— Ухх! — выдохнул Кэйн, приложившись к фляжке. — Разрешаю вам удвоить ваш гонорар — ведь эта услуга не входит в обязанности адвоката. Так на чем я остановился? Да, я утверждал, что был совершенно трезвым. Вы спрашивали насчет скорости? Пожалуй, да, превысил. Я ехал по Уэйн-стрит, подъезжал к Ростоу…
— То есть, вы были неподалеку от сорок четвертого поста?
— Именно. Про полицейский пост я еще расскажу. Скорость там ограничена сорока милями в час, но я разогнался до шестидесяти — ведь в половине третьего ночи там не бывает ни одной машины. Там никто не смотрит на указатели, если не считать старых леди из Пасадены…
— Но эти леди по ночам не катаются. Впрочем, извините, я вас слушаю…
— Внезапно из какого-то переулка прямо мне под колеса выкатилась девушка на велосипеде; она тоже разогналась вовсю. Я среагировал довольно быстро, нажал на тормоз. Ей было не более семнадцати лет, волосы были повязаны пестрым платком по-цыгански, с узлом сзади. Одета она была в зеленую безрукавку ангорской шерсти и велосипедные трусики. Велосипед был красного цвета.
— И вы успели все это заметить?
— Успел. Она как бы отпечаталась у меня в памяти, я и сейчас ее вижу, будто все это было только вчера. В последний момент она повернула голову и взглянула на меня. Я хорошо помню испуганный взгляд и очки в массивной оправе.
Затормозил я так резко, что «ягуар» чуть не завертело волчком. У меня отличная реакция, но когда едешь на шестидесяти, можно только уменьшить скорость, но не остановиться, так что налетел я на нее со скоростью не менее пятидесяти миль в час… Удар был страшный… Я переехал ее сперва передними колесами, потом задними, и только метров через десять я остановил-таки свой «ягуар»…
Впереди я увидел павильон полицейского поста, выскочил из машины и побежал туда. У меня не хватило смелости оглянуться и посмотреть на то, что осталось позади. К тому же… я все равно ничем не мог ей помочь. Она наверняка погибла — такого удара хватило бы на десятерых.
Я сломя голову вбежал в павильон, и едва отдышавшись, рассказал все полицейским. Двое из них пошли со мною на место происшествия. Поначалу я почти бежал, но копы шли шагом, и я тоже сбавил темп: сами понимаете, мне не хотелось оказаться там первым. А когда мы пришли на место…
— Догадываюсь, — перебил адвокат. — Не было ни девушки ни велосипеда.
Кэйн кивнул.
— Мой «ягуар» стоял поперек дороги, фары горели, ключ торчал в замке зажигания, но мотор заглох. Ясно был виден тормозной след, он шел от самого переулка. Но больше ничего не было: ни девушки, ни велосипеда, ни крови, ни обломков. И на моем «ягуаре» не было ни царапины. Полицейские приняли меня за психа, и их можно понять. Они даже не позволили мне сесть за руль. Один из копов отвел машину на обочину, а ключ оставил у себя. Потом они отвели меня на пост и допросили.
Я провел там всю ночь. Можно было позвонить кому-нибудь из друзей, попросить связаться с адвокатом, чтобы он приехал и забрал меня под залог, но мне это даже в голову не пришло, так я был ошеломлен. Наверное, если бы даже меня отпустили, я не знал бы, куда идти и что делать. Мне нужно было успокоиться, хорошенько все обдумать, и полицейские предоставили мне такую возможность. Я был хорошо одет, в бумажнике лежала куча денег, и копы решили, что пусть даже я и псих, но псих состоятельный, а значит, и обходиться со мною надо соответственно. Вместо того, чтобы запихнуть меня в отстойник для пьянчуг, они открыли отдельную камеру, где я мог размышлять, сколько захочу. Ясно, что заснуть я даже не пытался.
Утром ко мне явился психиатр. Но я к этому времени вполне пришел в себя и надумал, что от полиции в этом деле толку мало, а значит, надо поскорее с нею развязываться. Я повторил свой рассказ, но тоном ниже — умолчал о том, как хрустнул велосипед под колесами «ягуара», и о толчке, из-за которого я чуть не вылетел сквозь лобовое стекло. Словом, у психиатра создалось впечатление, что я стал жертвой зрительной галлюцинации, и только. Он сказал, что такое, мол, бывает от утомления, и меня отпустили на все четыре стороны.
