Юрий Брайдер - Между плахой и секирой
Он быстро облачился в форму какого-то прапорщика, не то притворявшегося мертвым, не то и в самом деле отдавшего Богу душу, перепачкал лицо сажей пополам с кровью, поглубже надвинул на глаза фуражку и стал пробираться к воротам.
Застукай сейчас Песика братва, мало бы ему не показалось. Дезертиры заслуживают той же участи, что и вертухаи.
Однако Песик, ловко пользуясь хаосом всеобщего побоища, сумел втереться в толпу отступающих охранников и вместе с ними покинул лагерь.
Прикидываясь раненым, он полдня просидел в каком-то окопчике, а когда оборону периметра зоны взяла на себя армия и подоспевший отряд городской милиции, в числе многих других оставшихся не у дел вертухаев спустился к реке. Здесь они принялись промывать свои воспаленные глаза и наспех бинтовать друг другу раны.
Один из надзирателей внезапно выругался, сорвал погоны и направился к мосту, ведущему в город.
– Ты куда? – окликнули его.
– В гробу я такие дела видел! – огрызнулся он. – Не собираюсь подыхать здесь за двести рублей! У меня дома семья третий день не пивши и не жравши!
Его примеру последовало еще несколько человек разного звания и разных лет. Никто не стал их останавливать, грозить трибуналом или пенять присягой.
"Что же это такое, в самом деле, творится? – удивился Песик. – Никогда бы не подумал, что эти суки легавые на такое способны. Это же всего лишиться: зарплаты, пайка, пенсии… "
Прикрывая измазанное лицо рукой и старательно прихрамывая, Песик тоже подался прочь от зоны. Во время заключения он не переставал строить разнообразнейшие планы побегов, начиная от элементарного подкопа и кончая одноместным геликоптером, созданным на базе бензопилы, но никогда не предполагал, что сможет уйти так легко.
Погони вроде бы не ожидалось (охрана зализывала свои раны, а все милицейские силы были сосредоточены в одном месте), и Песик позволил себе немного расслабиться. Внезапно обретенная свобода наполняла его душу ликованием, однако глухой серый колпак, накрывший город и его окрестности, внушал инстинктивную тревогу. То, что он видел над своей головой, ничуть не напоминало прежнее небо. Уж если эту картинку и можно было с чем-то сравнить, то только с огромной, тускло освещенной тюремной камерой.
На противоположном берегу несколько женщин с ведрами в руках спускались к воде. Несмотря на осень, погода стояла теплая, и все они были одеты в легкие сарафаны, оставлявшие открытыми ключицы и шею.
– Привет, красавицы! – Песик помахал им рукой.
– Привет, служивый, – сдержанно ответили ему. – Кто это тебя так разукрасил?
– А никто! Но скоро все такие будут, даже хуже. Вам, красавицы, я это персонально обещаю…
Город был для Песика, как покинутый сторожами сад, а каждая женщина в нем – как яблочко. Только руку протяни, и сорвешь.
Он оказался в положении гурмана, глаза которого разбегаются от множества разнообразных лакомств. Он не торопился, он выбирал, искренне полагая, что заслужил это право долгими и постылыми годами отсидки.
Женщин старше тридцати он отвергал напрочь, не та свежесть. Мелюзгу тоже игнорировал: «Когда-нибудь попробую, но не сегодня». Подруга нужна была ему всего-то на несколько минут, но зато идеальная, чтоб и месяц спустя от воспоминаний сдавливало нутро.
Чтоб не пугать окружающих, он умылся возле какой-то лужи (ох, в дефиците была здесь водичка) и руками пригладил мокрый ежик волос.
Долгожданная незнакомка, как ни странно, обратилась к нему первой. В этот самый момент она вылезала из разбитой витрины универмага.
– Эй, прапор, – вид человека в форме ничуть не испугал ее, – ну-ка помоги…
Песик, которому хватило одного взгляда, чтобы сразу понять: «Да, это именно то, что надо!» – услужливо подскочил к витрине.
– Принимай мешок, – сказала красавица строго. – Сейчас еще один будет.
Раньше в этих мешках, судя по всему, хранился сахар, а то, что наполняло их сейчас, можно было назвать одним словом – «ассорти». Пользуясь отсутствием милиции, в универмаге подметали самое последнее.
– Пошли, – сказала затем юная мародерша таким тоном, словно Песик состоял при ее особе штатным носильщиком.
– Пошли так пошли, – согласился он, взваливая на плечо мешок, в котором что-то зазвенело, забрякало и забулькало. – А далеко?
– Там видно будет, – отрезала барышня. Дать более развернутый ответ ей, видимо, мешал довольно увесистый груз.
«Бедняжка, – ухмыльнулся про себя Песик. – Из последних сил тужится, а того не знает, что это добро ей никогда не пригодится. Если что и заберет с собой в могилу, так только мешок, который я ей потом на голову накину».
Теперь, когда жертва была намечена, тянуть дальше не имело смысла. Однако на улицах, по которым они двигались, было довольно людно, и Песик решил потерпеть до конца маршрута. Ведь будет же там какая-нибудь конура – склад, подвал или гараж.
Конура оказалась просторной квартирой, расположенной на первом – слава те, Господи! – этаже вполне приличного, хотя и сильно воняющего засоренной канализацией дома. С облегчением скинув с плеча мешок, Песик огляделся. Насколько можно было судить, хозяйка до знакомства с ним успела сделать не один удачный рейд. Водка стояла ящиками, селедка – бочками, мука – мешками. Тут же ворохами громоздилась новехонькая одежда.
– Запасливая ты… – присвистнул Песик.
– А ты как думал, прапор, – усмехнулась барышня и, смело задрав юбку, начала рассматривать ссадину на ляжке.
– Ушиблась? – у Песика пересохло в горле.
– Ага. Может, залижешь?
– Попозже…
Он начал тихонечко, по стеночке обходить ее, чтобы напасть сзади. До цели оставалось уже несколько шагов, но барышня внезапно вскочила и исчезла в соседней комнате (все ее движения были на диво резки и стремительны). Оттуда она вернулась с тарелкой, на которой красовались два чайных стакана, несколько желтых куриных яиц и шматок сала.
– Хлеба нет, – сказала она деловито. – Пекарня не работает.
– Ничего, – кивнул Песик. – Можно и без хлеба. Быстро наполнив стаканы, она сказала:
– Пей и выматывайся отсюда. У меня дел по горло. «Почему бы и не выпить, – подумал Песик. – Выпью. А потом твоей кровушкой закушу».
Он потянулся за стаканом, но барышня проворно перехватила его руку.
– Интере-е-е-есно, – она рассматривала наколотые на его пальцах перстни. – Разве в вашу контору судимых берут?
– Да это так, ошибка молодости… – Песик попытался вырвать руку, но ушлая барышня сжимала ее, как клещами.
– Ошибка, говоришь? – она заглянула Песику в глаза. – Да ты, наверное, такой же прапорщик, как я девственница. Особенно стрижечка твоя мне нравится… Погоди, погоди… Видела я где-то уже твою рожу. Не тебя ли года три назад за удушенную девку судили? Может, ты и ко мне за этим самым пришел?
