Ночь без звезд - Гамильтон Питер Ф.

— Чем вы больны?

— У меня опухоли. Несколько штук. И они разрастаются. Наши доктора ничего не могут сделать.

— Я могу исцелить рак за несколько часов. Полное омоложение займет месяц.

— Несколько часов… — прошептал Адольфус и сморгнул набежавшие слезы. — Я смогу исцелиться за несколько часов?

— Да.

— Вы не можете, сэр, — сказал Стонел. — Мы не знаем истинных возможностей аппарата.

Адольфус обернулся к нему с перекошенным лицом.

— Я умираю! А это… чудо, посланное Джу, может спасти меня. Не говорите мне, что я могу, а чего не могу.

— Я отвечаю за вашу безопасность. Технология Содружества…

— И что плохого может случиться? Умру на несколько недель раньше до того, как меня сожрут живьем дрянные паданцы? Нет. Я делаю свой выбор, я иду на риск. Вы исполняете мои приказы, Стонел, и я вам приказываю: если через шесть часов я не появлюсь, то сбросьте эту штуковину в самую глубокую дыру. Уничтожьте его вместе с надеждой вернуться обратно в Содружество. Вы меня поняли?

Стонел хотел сказать «нет», остановить Адольфуса. Именно против подобного Слваста его и предупреждал. Начнется с исцеления от рака, а превратится в пристрастие, которое закончится омоложением. В космическом аппарате есть планы медицинских капсул, и их смогут построить и обязательно сделают это. Бьенвенидо станет зависеть от медицинских технологий Содружества. Но такую вещь нельзя создать в отрыве от всего остального. «Побочка» начнется во всех технических дисциплинах. Идеи Содружества просочатся в общество, все, что Бьенвенидо создавало с таким трудом на протяжении более трех тысяч лет, будет потеряно.

Он может не допустить безумие здесь и сейчас, вмешавшись физически. Адольфусу не хватит сил противостоять. А потом? Через час его освободят от занимаемой должности. «И придется справляться с апокалипсисом в одиночку. Никаких полетов на Бьярн и уж тем более никакой эвакуации через червоточину».

— Так точно, сэр. Но я протестую.

— Ваш протест принят. Аппарат, ты меня понял?

— Вполне.

— Хорошо. — Адольфус облегченно вздохнул, стирая дрожащей рукой пот со лба. — Что мне нужно делать?

— Разденьтесь. И забирайтесь внутрь.

— И… все?

— Да. Вы будете без сознания во время процедуры. Когда все закончится, опухоли исчезнут.

— А почему вы не можете просто дать ему какое-нибудь лекарство? — спросил Стонел.

— Потому что лекарство не требуется, приятель. Это операция на микронном уровне. Опухоли расщепляются активными нитями и физически удаляются.

Адольфус положил микрофон и подошел к космическому аппарату. Мгновение спустя он нагнулся и начал развязывать шнурки. Методично снял одежду, аккуратно складывая ее на стуле и стараясь при этом выглядеть максимально достойно. Когда он обнажился, в боковой части аппарата появилось круглое отверстие. Стонел не заметил дверного механизма, дыра просто разошлась в стороны, как круги на воде. Изнутри засиял сапфировый свет. Пространство внутри напоминало обитый бархатом гроб, причем размером ненамного больше.

— Шесть часов, — сказал Адольфус и повернулся спиной к Стонелу. Неловко согнулся, как обычный нескладный старик, пытаясь залезть внутрь космического аппарата. Отверстие стянулось тихо и плавно.

— Грязный Уракус! — пробормотал Стонел сквозь сжатые зубы.

Премьер-министр, человек, который управлял Бьенвенидо, стал заложником артефакта из Содружества. Всю свою жизнь Стонел работал ради того, чтобы ничего подобного не случилось. Он с ненавистью, которой не чувствовал долгие годы, посмотрел на злоумышленника — аппарат, кому своими руками дал эту власть. Несомненно, премьер-министр уже давно размышлял о медицинских способностях Джоуи. «Это я ему рассказал. Моя вина. Если бы только я промолчал», — думал Стонел. Он охнул, когда осознание ударило его с такой силой, словно на него напало чудовище-паданец. «Отец всегда говорил, что они умнее нас, их долгая жизнь позволяет накопить силу знаний. Я никогда раньше не понимал, насколько он прав. Торгуясь за свою жизнь, никто бы не стал с самого начала утверждать, будто обладает медицинскими способностями. Идеальное средство давления, козырь, который следует использовать в конце игры. И я сам предоставил эту информацию». Он с опаской поглядел на космический аппарат.

— Хороший ход, — восхищенно пробормотал он, сам того не желая, и вышел из крипты.

Фаустина сидела в своем кабинете. На Стонела она взглянула с удивлением.

— Вы разговаривали с космическим аппаратом? — спросил он.

— Только для того, чтобы получить данные о сенсорах, как вы просили.

— А раньше? До того, как позвали меня. Когда он впервые заговорил. Что вы ему сказали?

— Только самую основную информацию.

— А конкретней?

— Где он находится. Кто я такая. Вот и все.

— А обо мне рассказывали?

— Нет. Я просто сказала, что позову высокопоставленного правительственного чиновника, с которым он сможет поговорить.

— А о премьер-министре рассказывали? Про его болезнь?

— Он болен? А что с ним случилось?

Стонел посмотрел женщине в лицо, пытаясь разглядеть хоть намек на предательство. «Настолько умный человек не может быть таким наивным. Она притворяется, стараясь держаться подальше от политических игр во дворце», — подумал он, заметив, как Фаустина занервничала, не понимая, что пошло не так.

— Ничего не случилось, — надавил он голосом и повернулся к охраннику, стоявшему за дверью. — Директора научного подразделения Фаустину не выпускать из кабинета, пока я не вернусь. Это понятно?

— Так точно. — Охранник взял под козырек, всем видом показывая свою преданность службе.

Через двадцать минут Стонел вошел в кабинет Терезы. В отличие от Адольфуса, она не проводила последние дни, укрываясь в бункере. Однако от сотрудников он узнал: заместитель держала наготове три бронированных лимузина «Зиккер». Они могли отвезти ее на летное поле сил воздушной обороны на краю Варлана, откуда планировалась эвакуация на Бьярн. Семья ее уже находилась на базе.

— Спасибо, что согласились встретиться со мной так быстро, госпожа заместитель премьер-министра.

— Я всегда рада видеть главу Седьмого отдела, — вежливо отозвалась Тереза. — Что я могу для вас сделать?

— Кажется, у нас небольшая проблема.

Флориан не уставал удивляться тому, что солнце может висеть так низко над горизонтом в середине дня и так ярко светить на дальнем юге. Все на палубе надели солнечные очки и смотрели на спокойные воды у подножья ледяных скал — самой высокой точки в пределах залива Макбрайд. С ледяных вершин дул ветер, еще больше снижая температуру воздуха. Флориан надел две пары термобелья, два свитера и пуховую парку, хлопчатобумажные перчатки и толстые водонепроницаемые рукавицы, сапоги на меху, три пары носков, шарф, закрывающий нос и рот, особые солнцезащитные очки, защищающие постоянно слезящиеся глаза, — и все равно мерз. Но полярный континент восхищал. Береговая линия состояла из черных скал и сверкающего на солнце льда. И все было таким чистым, словно Джу лишь мгновение назад сотворила мир.

Он увидел, как с вершины медленно рухнула в море огромная ледяная глыба, подняв волну брызг. Пальцами в рукавице он стащил солнцезащитные очки, чтобы лучше видеть. Заморгал от морозного воздуха, защипавшего кожу.

— Он голубой, — пробормотал Флориан.

— Кто? — спросил Джаймор.

— Лед, — ответил лесничий и кивнул на далекую скалу. — Он голубой.

— Девственно чистые воды, — пояснил капитан. — Здесь нет загрязнений, заводские трубы не выплевывают в воздух всякую дрянь. Тут чистейшая вода на планете. Поэтому, замерзая, в солнечных лучах она приобретает голубоватую окраску.

— Поразительно.

Ту же самую информацию можно было бы найти и в энциклопедических файлах, но Джаймор рассказывал гораздо интереснее.

По правде говоря, Флориан и хотел возненавидеть капитана, но не мог. Юмор и оптимизм казались невероятно притягательными. Капитан относился с позитивом практически ко всему. Флориан ни разу не слышал, чтобы он хоть раз повысил голос на кого-то из членов команды.