Джек Вэнс - Лионесс: Сад принцессы Сульдрун
«Как насчет эля? — спросил Бод. — Если нам подадут прохладный, прозрачный, крепкий эль, мы ни на что не пожалуемся».
«Хорошо! Значит, претензий не будет — у меня добрый, свежий эль. Садитесь, садитесь!»
Пять компаньонов присели у огня и поздравили себя с тем, что им не придется проводить еще одну ветреную ночь на охапках папоротника. Дородная женщина подала им эль в берестяных кружках. Береста каким-то образом подчеркивала положительные качества напитка, в связи с чем Бод заявил: «Хозяин не обманул! Я жаловаться не стану».
Эйлас наблюдал за другими постояльцами. За столами сидели семеро: пожилой фермер с женой, пара бродячих торговцев и три молодых человека — по-видимому, лесорубы или охотники. Через некоторое время в башню зашла закутанная в серую шаль сгорбленная старуха в платке, закрывавшем голову так, что лицо ее постоянно оставалось в тени.
Старуха остановилась, чтобы обозреть помещение. Эйлас почувствовал, что ее взгляд на мгновение остановился на нем. Прихрамывая и опираясь на клюку, старуха отошла в сторону и села на скамью поодаль от огня.
Тучная хозяйка принесла жареных куропаток, голубей и перепелов на ломтях хлеба, пропитанного топленым жиром, нарезанную жареную баранину по-галицийски, испускавшую аромат чеснока и розмарина, а также салат из свежей зелени — трапеза оказалась гораздо обильнее, чем ожидали Эйлас и его друзья.
Ужиная, Эйлас продолжал украдкой наблюдать за закутанной старухой — та тоже что-то ела за дальним столом. У нее были отталкивающие манеры: низко наклонившись над большой миской, она поглощала ее содержимое, шумно прихлебывая. Эйласа особенно интересовал тот факт, что старуха то и дело поглядывала на него из-под покрывавшего голову платка. Когда она приподнялась со скамьи, чтобы достать кусок хлеба, шаль ее слегка распахнулась, обнажив нижнюю часть ноги.
Эйлас обратился к спутникам: «Взгляните на старую каргу в дальнем углу — что вы можете о ней сказать?»
Пораженный Гарстанг пробормотал: «У нее куриная лапа!»
«Это ведьма с лисьей мордой и огромными курьими ногами. Она уже нападала на меня дважды — и дважды я рубил ее пополам. Каждый раз, однако, ей удавалось соединить свои половины».
Увидев, что на нее смотрят, ведьма поспешно запахнула шаль и снова взглянула в сторону Эйласа, чтобы проверить, остался ли незамеченным ее промах. Эйлас и его компаньоны притворились, что интересуются исключительно ужином. Ведьма вернулась к алчному поглощению похлебки.
«Она злопамятна, — сказал Эйлас, — и, несомненно, попытается меня убить — если не здесь, то устроив засаду по дороге».
«В таком случае, — отозвался Бод, — ее следует прикончить сейчас же».
Эйлас поморщился: «Ты прав — хотя нас, конечно, обвинят в убийстве беспомощной старой женщины».
«Не обвинят, когда увидят ее ноги», — заметил Каргус.
«Отправим ее на тот свет, и дело с концом, — буркнул Бод. — Я готов».
«Один момент! — остановил его Эйлас. — Этим займусь я. Но держите шпаги наготове — одна царапина ее когтя смертельна. Не позволяйте ей прыгать».
Ведьма каким-то образом угадала, о чем говорили принц и его спутники. Прежде чем они успели встать, она проковыляла к темному сводчатому проходу и скрылась.
Обнажив шпагу, Эйлас направился к хозяину таверны: «Вы кормили опасную ведьму; ее необходимо уничтожить».
Ошеломленный владелец «Старой башни» не смог ничего ответить. Эйлас подбежал к сводчатому проходу и заглянул в него — там было темно, и он не посмел туда заходить. Повернувшись к хозяину, он спросил: «Куда ведет этот проход?»
«В старую пристройку и к лестнице, ведущей наверх; от пристройки остались одни развалины».
«Дайте свечу!»
Услышав шорох, Бод взглянул наверх — старуха с лисьей мордой стояла на первом балконе. С воплем она бросилась вниз на Эйласа. Бод, схватив скамью, огрел ее по голове. Ведьма зашипела, снова завопила и прыгнула на Бода, выпятив вперед куриные лапы с длинными когтями. Коготь раскроил Боду лицо, прежде чем Эйлас успел отсечь лисью голову от женского тела. Безголовое тело снова принялось бестолково прыгать туда-сюда, наталкиваясь на стены башни. Каргус повалил тело на землю ударом скамьи, а Ейн отсек куриные лапы.
Бод лежал на спине, хватаясь за каменные плиты скрюченными пальцами. Язык его высунулся, лицо почернело, и он умер.
Эйлас гортанно закричал: «В огонь ее, в огонь! Рубите эту сволочь на куски! Хозяин, несите дрова и хворост! Пусть горит долго, пусть горит вечно!»
Голова с лисьей мордой взвыла: «Только не огонь! Не бросайте меня в огонь!»
Отвратительная казнь свершилась. В ревущем пламени ведьма сгорела дотла — даже кости ее рассыпались в прах. Испуганные и бледные постояльцы удалились на сеновал; хозяин и его супруга принесли швабры и ведра с водой, чтобы вымыть залитый кровью пол.
До рассвета оставалось всего несколько часов. Эйлас, Гарстанг, Каргус и Ейн устало сидели за столом и смотрели на догорающий камин.
Хозяин принес эль: «Кошмарный случай! Уверяю вас, я никогда ее раньше не видел».
«Не вините себя. Хорошо, что нам удалось расправиться с этой тварью. Вы и ваша супруга оказали нам посильную помощь, и вам больше не о чем беспокоиться».
С первыми проблесками зари четыре друга похоронили Бода в тихом тенистом углу древней крепости, заросшем кустами одичавшей розы — здесь когда-то был сад. Хозяину они отдали лошадь Бода и пять золотых из его поясной сумки, после чего печально спустились к Тромпаде и направились в горы.
Эйлас и три его спутника с трудом поднимались по каменистому ущелью — тропа бесконечно петляла, огибая скальные выступы и осыпи. Наконец впереди показался пролом Летучего Всадника, откуда с воем вырывался ледяной ветер. С другой стороны пролома дорога раздваивалась — одна колея вела по альпийским лугам к Оэльдесу, а Тромпада поворачивала на юг и постепенно спускалась по длинной ложбине мимо нескольких древних оловянных рудников, к поселку Оползневый Рынок. В гостинице «Оловянный рудокоп» четыре странника, изможденные долгим подъемом и приключениями предыдущей ночи, с облегчением подкрепились бараниной с перловой кашей и заснули, развернув соломенные подстилки на мансарде.
Утром они продолжили путь по Тромпаде, теперь следовавшей примерно на юг по широкой долине Северного Эвандера к далекой серовато-сиреневой громаде Так-Тора.
В полдень до Тинцин-Фюраля оставалось всего пять миль; долина стала сужаться, постепенно превращаясь в ущелье, где, перекатываясь по камням, шумел и пенился Северный Эвандер. Еще через три мили, когда опасная близость Тинцин-Фюраля уже начинала действовать путникам на нервы, Эйлас обнаружил едва заметную тропу, поднимавшуюся по ложбине крутого склона — он считал, что это могла быть та самая тропа, по которой он некогда — уже давно! — надеялся спуститься с вершины Так-Тора.
