Сергей Снегов - Тридцать два обличья профессора Крена
- Никогда я не видел столь важных господ! Какие они все разные!
- Да, - сказал я. - Все они разные, Роуб. Одни высокие, другие низенькие. Худой шагает рядом с толстым. Неясно одно - почему они такие разные? По-вашему, это случайно?
Он чуть не задохнулся от открывшихся ему величественных перспектив.
- Вы думаете, Крен?.. Признайтесь, вы думаете?..
Я ответил уклончиво:
- Все мы что-нибудь думаем, Роуб. Человеку свойственно размышлять, хотя в наше время это не совсем безопасно. Но я говорю не о шатких предположениях мысли, а о твердых, так сказать, физических фактах. Приглядитесь к тем двоим, Роуб. Разве вас не поражает их походка?
Я ткнул пальцем в переднюю пару. Как нарочно, один был высок и массивен, другой худ и изящен. Они шли вдоль линии чанов и мирно беседовали.
- Правильно, сэр! - зашептал Роуб. - Боже, как правильно! Этот огромный вдавливает ботинки в пол, как в тесто. Он не ходит, а попирает ногами землю. Он ненавидит нашу землю - все ясно как дважды два!.. А второй - крадется и перебирает ножками, как пальцами. О, этот еще хуже, в тысячу раз хуже! Я их разоблачил с единого взгляда, такая штука! Нет, ребятки, вы сосунки, не вам обмануть Роуба...
Он хотел умчаться вперед, но я задержал его.
- Не слыхали, как дела у Паркера? Помните того ученого, с кем я вас познакомил неделю назад?
- Как же, отлично помню - высокий, важный мужчина, тонкие губы, зеленые глаза, один глаз более выпуклый, чем другой... С Паркером все в порядке, профессор. Паркер признался, что подложил две атомные бомбы под систему высшего образования в нашей стране, но не успел взорвать, так как попал в тюрьму. Я забыл сказать, что Паркера вскоре после визита к вам арестовали. Однако я покорнейше прошу меня...
Я присоединился к гостям, и мы около часа провели на заводе, потом прошли в ресторан. За легким обедом на шесть перемен с девятью сортами вина я сообщил собравшимся радостную новость:
- В конце недели, господа, состоится первое ознакомление с первыми образцами производства нашей фирмы. Я надеюсь, все, кто сегодня почтил нас присутствием, не откажутся выступить в роли экспертов и ценителей. Вам будет продемонстрировано с полсотни бравых парней самой высокой кондиции.
- Слишком много образцов, Крен, - попенял мне один из гостей. - Для конвейерной продукции это не подойдет. Армия заинтересована в одном-двух, не более, но отработанных до пуговицы типах солдата.
Я успокоил его:
- Вы сами отберете понравившиеся вам образцы, а мы запустим их в массовое производство. Думаю, армия останется довольна. Итак, в следующее воскресенье, господа.
Гости мне аплодировали, а после их ухода директора компании устроили скандал. Железный сухарь Гопкинс орал, как перепившийся золотарь. Даже О'Брайен казался подавленным.
- Что такое, Крен? - негодовал Гопкинс. - Вы, оказывается, запустили в ход технологические линии, а мы об этом ничего не знаем. Кем вы нас считаете, профессор? Раньше я посмотрю на этих парней, а потом кто-то другой. Пусть комиссия выбирает, кто ей нужен, но кого им показать - будем решать мы.
- Это буду решать я один, - сказал я. - Не забывайте, что в соглашении стоит пункт о том, что технологические вопросы находятся в моей личной компетенции. За продукцию, поставляемую нашим человекопроизводящим конвейером, отвечаю я. Вы занимаетесь представительством, рекламой, финансами, вообще - внешними связями. Вы не забыли этого пункта, джентльмены?
- Мы разорвем соглашение! - бушевал Гопкинс. В этот момент он походил на нормального человека, умеющего раздражаться и огорчаться не хуже других. - Водите за нос кого угодно, но не нас, Крен! Мы вычеркнем этот пункт, слышите вы!
Я улыбнулся ему в лицо.
- В договоре есть и второй пункт, - напомнил я. - Если между директорами и изобретателем возникнут непреодолимые разногласия, директора вправе выставить его за дверь, а изобретатель вправе привести в негодность Электронный Создатель. Не кажется ли вам, что пришло время воспользоваться этой важной оговоркой?
Гопкинс, ошеломленный, молча глядел на Мак-Клоя и О'Брайена. Я точно рассчитал удар. Гопкинс, остывая, на глазах осухаривался. Теперь это снова была бесчувственная неторопливая машина для изготовления денег. С ним опять можно было толковать по-деловому.
- Вы ничего не поделаете с этим бессовестным сутягой, Гопкинс! прогремел Мак-Клой. - Нам понадобилось десять лет, чтобы свалить старину Эдельвейса. Не сомневаюсь, что док прикончил бы его за десять минут.
О'Брайен согласно закивал головой.
- Мы у него в руках, Гопкинс, надо смотреть на вещи здраво. Скажу открыто, профессор, даже с вашим знаменитым противником Джойсом вы не расправились так свирепо, как с нами троими. Я видел Джойса: он пришел в себя на другой день. Когда мы оправимся от вашего нокаута, я даже боюсь загадывать! Нет, вы не довольствуетесь сознанием, что хотя и не все, но многое можете, вам непременно нужно наносить практические удары!
- В воскресенье вы забудете об этом ударе, - утешил я пророка абстрактной всевозможности. - Ручаюсь, вам будет весело в воскресенье.
- Итак, до воскресенья, - сказали они одинаковыми голосами.
О'Брайен, однако, прибежал ко мне на второй день. Он чуть не плакал.
Дело было серьезное.
Пьер Роуб потерпел катастрофу. Его разнесло в щепы на пустом месте.
- Вы помните тех двух - высокого и маленького? - торопливо пищал О'Брайен. - Они всюду ходили вдвоем и на других смотрели вот так... неужели не помните? Боже мой, Крен, вы не знаете, кто они такие? Маленький - Дик! Да, Дик, единственный Дик, сын президента. Дик председательствует в сорока трех компаниях и держит у себя в кармане еще семьдесят шесть независимых фирм, он стоит больше своего великого отца ровно на четыреста восемьдесят девять миллионов - круглых миллиончиков, сэр! А второй, здоровила, - наклонитесь ближе, Крен! - Джонни Поппер. Да, да, великий Поппер, вы угадали, самый знаменитый из политических деятелей. И на этих достойнейших людей наш безрассудный Роуб... Вот что получается, когда взаимен величественной возможности все сделать увлекаются мелочным пошлым делом!
- Роуб накатал донос? Ха-ха!
- Не вижу ничего смешного, профессор. Я лично в голом факте... гм... доклада в уважаемое учреждение еще не открываю преступления, нет, Крен, не открываю! Но в чем он их обвинил - вот подлинное безумие! Сегодня за ним пришли двое. Он вырывался и кричал на весь "Эдельвейс": "Я вам покажу, не на таковского напали! Я притяну Министерство общественного дознания к уголовному суду. Вы у меня наплачетесь!" У меня сердце разрывалось, я не мог слышать его горестных воплей. Такого сотрудника потерять!
- Вам теперь будет трудновато, О'Брайен. Министерство общественного дознания постарается заменить провалившегося Роуба и не доложит, кто вместо него.
