Борис Зотов - Каяла (В сокращении)
- Ты что, бредишь, Пересветов? Тебя оглушило, вон воронка еще дымится. Какой еще князь? Ты контужен, очнись, скоро нам в наступление идти.
- Я не в бреду, - упорствуя, сказал студент, - я докажу. Он выдвинул из ножен на две ладони клинок.
- Ого, - удивился Рыженков, - почти на треть перерублен. Это порча оружия! - теперь уже осерчал старший сержант.
- Какая порча - это князь свой меч пробовал! А это? - Пересветов показал на вспухший рубец на шее от аркана. - Я, между прочим, вешаться не собирался. Я в плен попал. Это меня на аркане тащили Отнякин и Халд... а черт, нет, Чурило со Швецом.
- Хватит путать меня! Хоть я в институтах не учился, кое-что понимаю, мрачно и резко оборвал его Рыженков, - чего не может быть, того не бывает.
- Я не путаю: невозможно, невероятно, но факт! - про анамнезис Андриан умолчал. - А вот еще - на кургане баба, там должен быть свежий след от пули, откол, понимаете? Если я брежу, откуда знаю про это? Поднимитесь, проверьте.
- А точно, - широко раскрыл глаза Рыженков, - было - долбануло по бабе. Я еще удивился: ни выстрелов, ни разрывов, а от валуна - искры веером!
- А стрелял я, понимаете ли, из двенадцатого века, хотя это и странно, торжествуя, Пересветов щелкнул затвором и выбросил стреляную гильзу, - вот!
В глазах старшего сержанта вдруг загорелось теплое понимание и сочувствие.
- Ловко, - нетерпеливо повел головой Рыженков, - так что там с князем-то? Запомню на всякий случай. Чем черт не шутит, Все может быть. Только покороче.
Грохот сражения нарастал, слова будто попадали в вату. Пересветов облизнул сухие губы, оглядываясь на желтоватую завесу пыли на южной стороне небосклона.
- Главное из рассказа северского князя я понял так. Игорь со Святославом не вполне доверяли друг другу. Святослав божился идти на половцев "на все лето", но вместо этого чужими руками расчищал торговые пути по Днепру. А в половецкую глубинку - ни шагу. Мог он, понимаете, мог освободить Тмутаракань - вернуть ее Руси. Но Святослав посылал отряды громить вежи половецкие на юг, вдоль Днепра, а не к Дону.
- Зачем ему это было нужно? - со слабым интересом спросил Рыженков, ковыряя носком сапога рыхлую землю.
- У него был свой расчет, свой интерес. Если бы русские совместными усилиями очистили от половцев все Приазовье, то Тмутаракань отошла бы не к Святославу, а к Игорю! Это была его законная "дедина": дед Игоря - Олег, прозванный Гориславичем. В 1097 году решением съезда князей в Любече Тмутаракань была закреплена за Олегом Гориславичем и его потомством. Святослав не хотел усиления Игоря, своего политического соперника. Ведь в случае полного разгрома половцев вновь открывался прямой торговый путь из Новгород-Северского в Тмутаракань и дальше на восток, а это подняло бы значение княжеств, соперничающих с Киевом. Киевляне душили торговлю других княжеств, не давая им выхода к Днепру.
- Ясно, политика, - покрутил головой Рыженков. - Киевский этот Святослав по отношению к Игорю, стало быть, вел себя как собака на сене - сам не гам и другому не дам.
- Как раз Святослав хотел "гам": в летописи под 1194 годом есть прелюбопытнейшая запись, из которой видно, что Святослав грозился идти войной против рязанских князей. Причина - те высказали притязания на некоторые волости тмутараканские. Значит, Святослав имел нелады со всеми, кто имел виды на Тмутараканское княжество.
- Эх, - сказал Рыженков с досадой, - паны дерутся, у холопов чубы трещат. Ну, что там еще? Давай, только короче, короче, Пересветов, не тяни кота за хвост.
- Очень важно: Игорь, понимая, что Тмутаракань ему на блюде не поднесут, вынужденно решает действовать сам. Он мне сказал: "Еще 12 лет назад я побил Кобяка и Кончака, гнал половцев почти до Дона Великого, да сил было маловато. Сейчас у меня войска больше". В общем, шансы на успех у Игоря в походе восемьдесят пятого года были солидные. И еще два дела прояснились. Первое: в русское войско пехоты не брали. Даже обоз Игорь имел не колесный, а легкий вьючный...
Рыженков перебил:
- Ты что все облизываешь губы? Глотни воды, вон солнце уже начинает работать, я будет еще жарче.
- Нет воды.
- Как так?! Воду подвозили! Старшина Шестикрылов обкричался: "Напоить лошадей, залить воду по флягам!"
- Понимаете, кобыла моя очень пить хотела. Я отнимаю ведро, а у нее слезы на глазах... короче отдал всю воду ей.
- Эх, интеллигенция, - сказал с напускной досадой Рыженков, снимая с ремня зеленую округлую флягу. - На, пей! Так, говоришь, очень важно нашим профессорам знать, какое было у русских войско? А по-моему, и так ясно: половцы - степные кочевники, все на конях, да коней было у них с избытком, могли менять, имели подвижность. Где же с пехотой по этим степям за кавалерией гнаться? Если бы Игорь с войском шел стоять в обороне, а он же наступал!
- Да, он шел в дальний рейд, рассчитывая на быстроту и внезапность своих действий.
На вершине кургана зашевелился оставленный Рыженковым наблюдатель "махала", поднимая над головой ракетницу.
- Вижу сигнал "Коноводы"! - закричал махала, и Пересветов замолк на полуслове.
Ракета взлетела и разделилась на три зеленых звездочки. Рыженков, надсаживаясь, пропел:
- По ко-о-н-ям! - и озабоченно спросил Пересветова: - У тебя голова как? И вообще, вести лошадей сможешь? С шестеркой справиться - не шутка. Трудно будет.
- Ничего, справлюсь.
Пересветов тяжелей, чем обычно, сел в седло и разобрал повод. В голове позванивало, после выпитой воды поднималась к горлу противная соленая волна. Голос Рыженкова доносился издали уже оборванно:
- Колонну... мно-ой... ма-а-а-арш...
Коноводы выводили свои шестерки повзводно. Из них складывалась внушительная колонна. Сквозь плотную дробь ударов копыт прорезалось конское короткое ржанье, фырканье. Зазвенели, соударяясь, пустые стремена. Колонна, переходя с шага на рысь, вытянулась из балки, обогнула древний курган, миновала молодой яблоневый сад и пошла по открытому полю. Впереди была слышна стрельба и глухие, долбящие землю удары.
Пересекли линию мелковатых, вырытых наспех, по-славянски, наших окопов, откуда вставала в атаку пехотная волна. На брустверах, на бермах стрелковых ячеек, на пулеметных площадках червонным золотом играли блестки стреляных гильз. Прошла колонна крупной рысью метров четыреста и втянулась в проход, проделанный саперами в немецких заграждениях, минных и проволочных. Здесь земля была бурой, опаленной разрывами и полосами от удлиненных зарядов.
В поле перед заграждениями и около них неприметными продолговатыми бугорками, как бы вжавшись в степь, неподвижно лежали люди. По защитным шароварам и пилоткам Пересветов определил, что это наши пехотинцы, - те, кто поднялись и шли в атаку первыми. Опираясь на винтовку, двигался раненый боец. Его под руку вел другой красноармеец. У раненого лицо было бледно-серым, как отбеленный холст, и покрыто испариной, а у сопровождающего, наоборот, красным и сальным.
