Александр Плонский - Плюс-минус бесконечность (сборник)
Заяц проник на борт, минуя масс-контроль, и оттого расчет траектории оказался неточным. Корабль уклонился на две угловых минуты и попал в метеорный рой.
Пока автоматы исправляли ошибку, три микрометеорита один за другим пронзили корпус судна. Пробоины мгновенно затянулись. Никто не уловил слабых толчков, лишь инженер-гарант Адам Трин, двадцатитрехлетний выпускник космической академии, еще до аварийного зуммера заподозрил неладное. Как оказалось, метеориты, отдав должное теории вероятностей, не исключавшей такого события, со снайперской точностью вывели из строя все три маршевых двигателя «Ореола».
Судно продолжало двигаться по инерции подобно мириадам небесных тел. Жизни пассажиров пока ничто не угрожало: «Ореол» был экологической системой, в которой воспроизводилось буквально все — воздух, вода, пища…
Беда состояла в ином: корабль потерял возможность маневра, а следовательно, и достижения конечной цели — гремящей звезды Кси-УП с ее изотермической планетной триадой. Ремонт двигателей требовал столько времени, что корабль успел бы покинуть пределы Галактики.
В четырех спасательных ботах насчитывалось сорок восемь скафандров высшей космической защиты, по числу пассажиров. Инженеру-гаранту скафандра не полагалось. Он был как бы заложником Космофлота; само его присутствие на борту корабля, управляемого автоматами, гарантировало безопасность. Пассажиры думали, что спасательные боты и скафандры всего-навсего перестраховка. Подразумевалось также, что инженер-гарант, не имея иных шансов на спасение, предпримет все возможное и невозможное, дабы сохранить корабль, а вместе с ним и самого себя.
Итак, сорока восьми пассажирам предстояло покинуть терпящий бедствие «Ореол», а инженеру-гаранту и зайцу — разделить его судьбу. Но зайцу не исполнилось и тринадцати…
— Пусть возьмет мой скафандр, — встал со своего места профессор астроботаники Ару Ар. — Все, что мог, я уже совершил. А если что и не успел…
— Мне безразлично, что со мной будет, — перебил художник Нил Грант, — ибо я разуверился в искусстве.
— Я много читала о ваших открытиях, Ару, и восхищена вашими картинами, Нил, — обратилась к ним двадцатилетняя Ева Светлова. — Вы оба великие, я ничто в сравнении с вами. Но позвольте опередить вас хотя бы в одном…
По правилам Космофлота, в мозг корабля вводятся личностные параметры пассажиров — генные спектры, резонансы нейронных цепей, уравнения биоритмов. Без этого нельзя оценить психологическую устойчивость к фазовым переходам пространства-времени. Так как никто из добровольцев не уступал, выбор предоставили компьютеру, и тот назвал Еву…
* * *Задумывались ли вы над тем, что такое бесконечность? В античные времена Эвклид определил ее как точку пересечения двух параллельных прямых. Самый проницательный ум не в состоянии представить себе эту точку. При мысли о бесконечности холод небытия проникает в душу… Вам скажут: вот график математической функции, стремящейся в бесконечность. Но бесконечности вы не увидите: там, где ей полагается быть, — разрыв. Кривая взмывает отвесно в «плюс бесконечность», скрывается из глаз в неведомой дали будущего и столь же круто возвращается снизу, из «минус бесконечности» — столь же неведомой дали прошлого…
Через тысячелетия после Эвклида Иван Клименков обратил параллельные прямые в неплоский виток, конец которого предшествует началу. Таинственный разрыв исчез. Бесконечность обрела плоть, утратила психологическую непостижимость, приблизилась на расстояние вытянутой (смотря как!) руки.
…Спустя бесконечный (по Клименкову) промежуток времени со дня катастрофы Адам и Ева ступили на поверхность планеты, названной впоследствии Землей…
А еще через десять тысяч веков двенадцатилетний братишка инженера-гаранта Адама Трина задал сакраментальный вопрос:
— Бывают ли в космосе зайцы?
— Еще что выдумал! Ни один заяц не проберется на борт космического корабля, — ответил Адам небрежно.
— А я проберусь, спорим!
…Так начался очередной виток неэвклидовой бесконечности.
Сотворение разума
Исследовательский космолет «Сегмент-5» первого межзвездного класса, шедший на субсветовой крейсерской скорости от Близнецов к Гончим Псам, повстречался с редким в этих краях метеорным роем. Главный астронавигатор Ор Лоу с небрежным изяществом, которое нельзя имитировать, ибо оно дается лишь долгими годами космических вахт, начал маневр уклонения. Его могли и должны были выполнить автоматы, однако навигатору претила бездеятельность. Полагаясь на свою феноменально быструю реакцию, он предпочел вести корабль вручную.
Во время маневра его мозг принял мыслеграмму дочери:
— Прощай, родной мой, самый умный и самый лучший! Ухожу. Не могу иначе. Пойми, и не суди свою непутевую мечтательницу…
— Не надо! Остановись! Не делай этого! — неистово взмолился Ор Лоу.
— Поздно… — затухая, отозвалось в мозгу. — Поздно… Поздно…
В эти мгновения случилось непоправимое: космолет, не вписавшись в кривизну пространства-времени, сошел с равновесной траектории, и динамический удар отбросил его в окрестности планеты Земля. Теперь «Сегмент-5», в кабинах которого летаргировали три члена экипажа и глава экспедиции — крупнейший жизнетворец Супергалактики Кар Гин, падал с разрушенными двигателями в гравитационном поле Земли и через пятнадцать планетарных минут должен был сгореть, пронзая толщу земной атмосферы.
Очнувшись после перегрузки, Ор Лоу принял единственно правильное решение: свернул время в циклическую спираль с периодом десять минут и шагом одна минута в направлении Земли. Это дало десятикратное замедление времени, но исчерпало большую часть энергетических ресурсов. И если каким-то чудом удалось бы оживить двигатели, о возвращении к родному Поллуксу все равно не могло быть и речи.
Ор Лоу не стал пробуждать космолетчиков — не из-за малодушия, боязни запоздалых упреков или стремления хотя бы таким образом уйти от ответственности. Ни один из них не был в состоянии помочь делом или советом. Они не могли даже проститься с близкими: замедление времени отрезало корабль от реального мира. Пробуждать друзей лишь для того, чтобы те вместе с ним испытали ужас надвигающейся гибели, было бы неоправданной жестокостью.
Но руководителя экспедиции пробудить пришлось, этого требовал Космический кодекс.
— Итак, мы располагаем двумя с половиной часами, — рассеянно произнес Кар Гин, поглаживая непропорционально массивный лоб. — Слишком мало, чтобы проститься с жизнью. Но вполне достаточно, чтобы ее создать…
